4.5 Обращение дикаря в христианство есть обращение христианства в дикое учение

Знакомство с этой пьесой Бернарда Шоу я в своей читательской практике могу отнести к приятным сюрпризам. Не так давно решил перечитать "Пигмалиона", скачал на Либрусеке, а заодно прихватил еще пару-тройку пьес, и в их числе эту. Разобравшись с творцом Галатеи-Элизы, можно сказать, на автомате взялся за следующую, и был очарован. Это совсем другая пьеса, в том смысле, что написана в совершенно ином ключе, использующая другие приемы, рассматривающая более глобальные проблемы.

Мне уже приходилось слышать, что в вопросах взглядов на религию и церковь, Бернард Шоу стоит очень близко к нашему Льву Толстому, у них даже манера подачи материала в чем-то схожая - навязчиво-дидактическая. Ну, что же, это, возможно, и не так плохо, просто оба корифея ощущали себя учителями, как сейчас сказали бы, - гуру, но учителями они были европейской школы, поэтому говорить притчами они говорили, но всегда для верности их расшифровывали, чтобы самые недогадливые все правильно поняли.

Есть этот элемент и в "Андрокле и льве", здесь тоже имеется послесловие, которое все подробнейшим образом разъясняет, хотя, вполне можно было обойтись и без него, Бернард Шоу написал довольно прозрачную пьесу. Название и антураж не должны вводить в заблуждение, конечно же, эта пьеса не про первых христиан, христиане нужны здесь как сюжетообразующие элементы, а пьеса о современных автору социально-политических проблемах раздиравших западное общество. Через два года после её написания грянет Первая мировая война, которая обострит все проблемы и ускорит их решение, откроет мощнейшие шлюзы, которые выплеснут страшные мутные потоки, смывающие всё на своем пути.

В преследовании римских христиан автор видит не религиозную причину, а социально-политическую. Они у него не столько фанатики-сектанты, сколько провозвестники новой морали, нового этического кодекса, и именно в этом качестве они представляют угрозу старой сложившейся системе. И в то же время, они сами - часть этой системы, так, Лавиния - патрицианка, Спинто - пьяница и вор, Ферровий - воин.

По сути их приверженность христианству выражается только в нежелании исполнять обряды, посвященные старым богам, хотя самих богов они отвергают не столь категорично, Лавиния даже утверждает, что она почитает Диану в большей степени, нежели правоверные римляне. Это не фанатики, это люди, пришедшие к своим взглядам совершенно сознательно, и отступление от них для них сродни предательству самих себя.

Казни, придуманные им императором, несмотря на свою фатальность, выглядят как что-то несерьезное и несуразное, в первую очередь, бессмысленное. Хотя нет, смысл в том, что казни устраиваются на потеху толпе, которая кроме хлеба, без которого не может жить, требует еще и зрелищ, без которых тоже не может существовать. И, если хлеб и важнее зрелищ, то далеко не в каждый из дней, в дни торжеств и казней - зрелища стоят дороже хлеба.

Шоу дезавуирует идею казни, реально погибает только один из приговоренных - Спинто, да и тот случайно, как раз тогда, когда собрался отступить от новой веры и бросился поклоняться старым богам, его сожрал случайно подвернувшийся голодный лев. Ферровий, выйдя безоружным против шести гладиаторов, разъярился, озверел, забыл о Христе, и насмерть сокрушил всех, кто дерзнул противостоять ему. Андрокла бросили льву, но лев оказался его "хорошим знакомым", которого он однажды выручил, вытащив занозу из лапы, и вместо того, чтобы съесть христианина, лев бросается на его обидчиков.

В результате император очарован христианами и всех их прощает, в том числе и Лавинию, которую присмотрел для себя капитан преторианцев. Конфликта как такового нет, он оказывается надуманным. Ферровий, почувствовавший зов Марса, признает неготовность принять Христа, и возвращается к Марсу, Андрокл становится лучшим другом императора, Лавинию ждут романтические отношения с капитаном. Император приказывает с нынешнего дня всем быть христианами.

Христианство принимает в себя все существующие социальные пороки общества и становится идеологией правящего класса. Всё остается как прежде, новая религия капитулирует перед силами извечного социального зла. Пьеса выглядит как фарс, но если вдуматься, что стоит за фарсом изображаемых сцен, то начинаешь понимать, что за фарсом внешним прячется фарс внутренний - гораздо более глубокий и трагичный.