3.5 Автобиографический стеб ослика И-а

Автобиографический опус сербского комедиографа, немножечко смешной, множечко сварливый не позволит вам познакомится с Сербией, но с самим писателем и тем, кто его окружало - вполне. Ибо он над всем этим смеется, не всегда задорным катком проезжая (расплющивая просто некоторые шутки до плоского состояния) по разным темам, попутно рассказывая о себе.

На свет божий я появился не один, нас было трое. Первый, лишь только открыл глаз, заплакал и с тех пор не расстается со слезами: в слезах проходит его жизнь. Второй, встретившись с первой заботой, уже не смог освободиться от них: в заботах проходит его жизнь. А третий, впервые засмеявшись, сделал смех своим неразлучным спутником: смеясь проходит он по жизни. Жили мы в одном сердце, но пути у нас были разные.

Такое эпичное начало было заманчивым и немного походило на витиеватый тост, однако сразу же настраивало на нужный лад. Серьезного текста и содержательной информативности ожидать не приходилось, так что я расслабилась и наблюдала, как автор, ничтоже сумняшеся, глумится и стебется над всем, что попадается под руку по теме рассказа. Иногда в потоке можно выловить информацию о сербских известных персоналиях (он их тоже осмеивает), исторические факты (Косово поле тоже, другие события сербской истории), или даже некоторые традиции, вот как связанная с гаданием на судьбу ребенка:

Предсказания, связанные с этой сценой, действительно сбылись в моей жизни: с раннего детства и до сих пор стоит мне протянуть руку к деньгам, как они бесследно исчезают.

Но все это мимоходом, в основном - текст сначала ироничный, постепенно переходящий в язвительный. Размышления о среднем поле, детских кличках и связь юбки с вымиранием некоторых народов - отличный скетч, которых хоть сейчас можно цитировать стендаповцам со сцены. Актуально, иронично и достаточно двусмысленно, чтобы каждый понял по своему. А вот история про профессии для юного непоседы - сплошь ретроградна, и является хорошим примером как набора профессий того времени, так и чем они ославились на "всю ивановскую". Ребенком автор, по его утверждению был непоседливым, почти Эмиль из Ленненберги, или даже Вовочка из наших анекдотов:

Однажды мать замесила тесто, накрыла полотенцем и поставила возле печки, чтобы оно поднялось. А я, играя у печки, сел в это тесто, придав ему форму, которую нельзя придать никакой моделью, но тесто пристало к форме и меня насилу отлепили.

Убедительных примеров и размышлений на тему детской манипуляции, равно как и некоторой взрослой безголовости будет более чем достаточно, как собственно в типичных анекдотичных ситуациях поименованного выше Вовочки.

Я был не просто любознательном ребенком, я был настоящей машиной, способной с утра до вечера вырабатывать вопросы.

Попутно автор умудряется осмеять систему управления (в частности министров), систему образования - тут разбор идет по каждому предмету, как в содержательном аспекте, так и в подаче предмета классу. Много двусмысленностей, даже сальные шуточки проскальзывают, но есть и забавные эпизоды. Меня позабавила латынь применительно к ботанике, читаешь, мол, так будто письма Горацию в оригинале, а на деле озвучиваешь латинское название редиски. И,хотя сам он зарекался описывать что-то после женитьбы, мол, потом у человека уже нет автобиографии , но втиснул в повествование и проблемы трудоустройства, и сложности бюрократии госаппарата, и побурчал по поводу прессы и журналистских вопросов в частности. Я бы, конечно, могла сказать, что возможно сто лет назад такого рода юмор считался фееричным, если бы не, к примеру, Джером с его "Трое в лодке": он не перебарщивает, от его едких фраз не коробит, ибо их немного, а ирония метко бьет по ситуациям, вскрывая именно смешное, а не язвительное. Так что остановилась на средней оценке, ибо мало что изменилось со времен, описываемых Нушичем, и неважно, как оказалось где сей социум располагается - в России или Сербии, проблемы и накал страстей - на тех же позициях.