5

Вот и закончилось путешествие по жизни. Да, томище произведений Михаила Зенкевича создаёт отчётливое впечатление причастности к его жизни, так что – огромное читательское «спасибо» всем, кто имел отношение к выпуску этого издания. Очень не хватает фотографий, каким-то образом этот момент оказался упущен. Но всё равно, между корками обложки – грудами яркие впечатления.

Поэзия. Михаил Александрович раскрылся как глубоко своеобразный поэт, с широким лексиконом, смелым мышлением и небывалой образной мощью. С другой стороны, понятно, почему он остался на «задворках» Серебряного века: его стихи не даются легко, затрагивают не популярные темы, они скорее кимвалом звенящие, чем изящные. Но, слава богам, тогда это ценили и издавали. К этим стихам я вскоре вернусь, потому что общение с ними полезно в эстетическом и творческом смысле. Я бы даже сказал, что у Зенкевича есть чему поучиться больше, чем у более известных его соратников.

За двадцатилетие 1920-1940, впрочем, произошла активная трансформация. В советское – и особенно в военное – время Зенкевич – уже совсем другой поэт, словно с него спала хитиновая оболочка. Всё становится просто и ясно, не в плохом смысле, потому что глубина мышления и зоркость даже вроде чётче заметны. Он пишет о мировоззрении и судьбе поэта, описывает лирическое восприятие окружающей действительности, погружает читателя в метафизические размышления. Даже среди советских мастеров пера он всё равно звучал по-своему.

Раздел прозы включает в себя два произведения: небольшой рассказ о студенческом терроризме – тема, привычная для литературы того времени, явно впадающая в струю, и «Мужицкий сфинкс» – совершенно невообразимая «вещь», охарактеризованная как «беллетристические мемуары», а на деле относящаяся к жанру «лихорадочный бред»: каждая глава оказывается абсолютно непредсказуемой, наполненной непонятной деятельностью, невероятными событиями и призраками в первую очередь близких друзей Зенкевича – Гумилёва и Ахматовой. «Мемуары» были бы совершенно нечитаемы, если бы не сочный, зачаровывающий язык, живые сцены жизни того периода, яркие описания и выразительные эпизоды. Распутин предстаёт, как живой; история Каннегисера описана, наверное, один-к-одному, эта реальность восприятия очень насыщает. «В залитом электрическим светом аквариуме зала – нерест фокстрота.» Когда человек пишет таким языком, прочитаешь, как говорится, даже расписание поездов.

Книга будет украшением поэтического раздела любой библиотеки.