5 Люди дальнего следования…

Эти люди, как правило, до конца своей жизни не совершают ни одного антисоциального поступка, ни одного преступного деяния, ни даже малейшего намека на нервную неуравновешенность. Но вот именно этим-то они и опасны и должны подлежать лечению. Хотя бы по причине их внутренней несклонности к социальной адаптации…

Душевнобольные, блаженные, местечковые дурачки - вся эта публика относится к тому разряду книжных героев, для которых в моём сердце имеется ниша, я всегда готова их любить, сострадать им, и восхищаться незамутнённостью болезных душ чувствами зависти, высокомерия, жадности, ненависти...
Действие пьесы разворачивается в психбольнице, поэтому интерес возник с первых реплик. Чуть позже понимаешь, что не все те больные, которых держат в палатах. Понимаешь и то, что сульфазином лечат не шизофрению, а непокорность.
Меня удивил факт признания гениальности автора по так называемой поэме "Москва - Петушки", у которой на этом сайте чуть ли ни 10 тысяч читателей, а "Вальпургиевой ночи" ещё так далеко до тысячи!
Я и сама не слышала раньше о задуманном автором триптихе "Драй Нэхте", второй частью которого является эта пьеса (увы, единственной частью), а ведь она звучит намного мощнее и поэтичнее. И главный герой, цитирующий Рене Декарта, Брокгауза и Эфрона или "Учебник общей энтомологии", воспевающий любые темы в манере Николая Некрасова (или в любой другой манере), внушает душевную симпатию.
Психбольница, пациенты которой вызывают и смех и слёзы, персонал, напоминающий больше надзирателей, чем врачевателей душ. Разделение на тех и этих.

Мы — подкидыши, и пока еще не найденыши. Но их окружают сплетни, а нас — легенды. Мы — игровые, они — документальные. Они — дельные, а мы — беспредельные. Они — бывалый народ. Мы — народ небывалый. Они — лающие, мы — пылающие. У них — позывы…

Боренька-Мордоворот, усмиряющий силой кулака и ботинка, сестра Тамарочка, впрыскивающая инъекции вместе с наставлениями: "А ты — чего пристал ко мне со своим аспирином? Фон-барон какой! Аспирин ему понадобился! Тихонечко и так подохнешь!" или "Ничего, старина, у тебя все идет на поправку, походишь вот так в раскорячку еще недельки две и — аля-улю — от нас до морга всего триста метров!.. Следующий!"

Здесь, в этом доме, пациенты, а их все-таки большинство, не имеют права оскорблением отвечать на оскорбление. И Боже упаси — ударом на удар. Здесь даже плакать нельзя, ты знаешь? Заколют, задушат нейролептиками за один только плач…

В пьесе есть сюжет, отношения, убийственный финал, но настоящую её ценность составляют диалоги. Они чуть ли не в полном объёме перекочёвывают в цитатники.
Пьеса закончилась, но действие продолжается...

Занавес уже закрыт, и можно, в сущности, расходиться. Но там, по ту сторону занавеса, продолжается все то же, и без милосердия. Никаких аплодисментов.