4 Удивительно красочная безысходность

После первых рассказов "Конармии" складывается впечатление, что это какой-то "дополнительный материал" по истории Гражданской войны для учеников соответствующих классов. Чтобы, так сказать, ощутить происходившее не сквозь параграфы учебников, а более-менее "по-человечески". Тем более, что война в этом сборнике коротких, беллетристических рассказов, описывается как явление совершенно бытовое, напрочь лишенное не то что героизации, а вообще хоть каких-то острых эмоций. Читаешь про все эти ужасы и ловишь себя на мысли, что поданы они так, как мы сегодня делимся ежедневными "новостями": ну вот с таким-то на улице столкнулись, насморк с утра, не выспался, машину надо в автосервис отогнать...
Но уже ближе к середине сборника понимаешь, насколько всё у Бабеля сложнее. И вся эта сложность вытекает как раз из "бытовой" манеры повествования.
Во-первых, в "Конармии" человека видно. И дело тут не только в том, что повествование идет от первого лица. Просто нет у Бабеля ни героев, ни подонков (а бывают ли они вообще в гражданских войнах?). Зато есть люди. Настоящие. Живые. Даже какие-нибудь хозяйки, которые появляются мельком, на пару абзацев, которые "я от всего этого желаю повеситься", выглядят настоящими, почти тактильно ощущаемыми.
И, во-вторвых, потому что совсем скоро начинаешь понимать - какого уровня безнадежности эта книга. Всякого можно ожидать, но чтобы совсем ни одного светлого пятна, совсем никаких перспектив... Да, гражданская война обязательно когда-нибудь закончится. Да, одна из сторон победит и принесет стране свою правду. Но совершенно понятно, что все ее участники в любом случае обречены. В самом что ни на есть буквально смысле. Что они, в общем-то, давно мертвы. И что окончание гражданской войны просто зафикесирует этот факт и в течение короткого времени похоронит всех их - и победителей, и проигравших - в одной братской могиле. Не знаю, думал ли об этом Бабель, когда писал "Конармию", осознавал ли это, но передано это состояние совершенно безапелляционно.
Ну и сам язык книги... А что тут скажешь? Южный русский язык - это особое пространство. Кто сталкивался - то понимает. И его певучесть, его своевобразие формулировок, построения фразы, Бабелю удались просто исключительно здорово. Язык создаёт какую-то невероятную, потрясающую красочность и хотя бы отчасти примиряет с безысходностью. И тут бы самое время, наверное, вспомнить Тургенева, но не буду.