Иногда про иную книгу говорят «добротно сделанный роман». Или «качественная книга». Это безусловно похвала, но похвала, в первую очередь отмечающая техническое совершенство книги, в отличие от других положительных отзывов, где наоборот превозносится поэтичность, волшебность, зыбкость, вся та загадочная неопределенность, которая не раз заставляет обращаться к прочитанному назад, пытаться еще раз его объять и пережить. Но с техническим комплиментом все ясно: мы видим, как книга сделана, видим все детали, шурупы, винтики, видим, из какого материала скроен сюжет, откуда взяли сахарную пудру метафор или ткань для платьев персонажей. Мы осознаем, что все это качественные материалы, что это не дешевый ширпотреб, безвкусный выбор какого-нибудь рыночного лотка, но, тем не менее, произведение не преподносит тайны, не оставляет восторженного недоумения, оно просто и солидно. Мы можем сказать о нем много хорошего, но, пожалуй, мы не будем о нем вспоминать. Такие книги как вежливые и обходительные соседи по купе: вежливо поздоровались, поговорили о погоде, о планах на лето, и о последних новинках, нашли много общего, приятно провели время, потом распрощались, но друзьями так и не стали.

К числу таких книг я бы отнес и «Казарозу» Леонида Юзефовича, книгу, пронизанную ностальгией по началу 20 века. Но это ностальгия не бытовая («раньше жилось лучше»), а в первую очередь драматическая: статическому и в бытовом плане достаточно размеренному старческому существованию двух главных персонажей противостоит время их молодости, 20-е годы. А тут и залпы гражданской войны, и кровавая смена двух эпох и укладов жизни, и тем сильнее автор хватается за возможность ухватить уже исчезающие из жизни веяния прошлого, удержать в руках, полюбоваться всем тем, что воплотилось в романе в образе певички Казарозы, которую внезапно застрелили на концерте в самом начале романа. Конечно же, ее образ собирательный и символический. В выученном на всю жизнь некрологе Казарозы она сопоставляется с колеблющимся огнем, который «добравшись до последней свечи, падал вместе с обрывком уже ненужной нитки и на лету, колеблясь, потухал». Отсюда – сдержанный плач о недолговечности и ненужности настоящей красоты, а вместе с ней и всей культуры серебрянного века. Казароза мертва, но сопровождает персонажей всю жизнь.

К чести Юзефовича ностальгия его романа не пытается оценочно разделить историю на добрые и темные времена, не впадает в самые дешевые стереотипы, которые, казалось бы, напрашиваются сюда сами собой. Скорее, его тоска – не столько по ушедшей культуре, сколько по юношеской наивности и идеализму молодых максималистов и правдолюбов. Последователи создателя искусственного языка эсперанто Заменгофа говорят о скорой эре любви и братства, верят, что новый лучший язык объединит всех людей, но ироническим образом даже среди них нет единства: различные группировки, по-разному толкующие наследие своего мастера, не только грызутся друг с другом в словесных поединках, но, пожалуй, даже готовы убить друг друга. Таким образом создается вполне очевидная параллель между на практике неспособным объединить людей универсальным языком и гражданской войной. Искусственные, можно даже сказать, парфюмерные фантомы эсперантистов с театральными возгласами «Бабилоно, Бабилоно», тайными мистическими собраниями, жрицами и озарениями оказываются на проверку хотя и притягательными, но крайней наивным, не способным на что-либо повлиять увлечением. Персонажи сознают, что все это было надуманно, в конечном итоге несерьезно, но так и не могут полностью порвать с хрупкой театральной красотой своих юношеских увлечений. В тоске по хрупкому и несбывшемуся – вся «Казароза».

А чтобы современный рядовой читатель не заскучал бы на лекциях по эсперанто ему надо предложить детектив: историю убийства и расследования, целый роман водить по ложным следам, подозревать всех и каждого, что, конечно же, очень выразительно живописует взаимоотношения в среде эсперантовских «амикаро». Детективные главы сочетаются с небольшими фрагментами из жизни 70х годов: читатель ожидает, что вот-вот старики раскроют, что по-настоящему произошло в далекие годы, в их жизнь ворвется какая-то запоздалая и роковая кода событий начала века, но этого не происходит. Фрагменты нужны в романе как ложка дегтя: все прошло, все минуло, на одной странице молодой человек, на следующий уже глубокий старик с пушком на голове и с вытекающей изо рта слюной. Чем безнадежнее и зауряднее нынешнее время, тем увлекательное и экзотичнее время минувшее.

Замысел и структура «Казарозы» действительно очень бесхитростны. Жанр любимого ныне исторического детектива помогает заинтриговать читателя и держать его в напряжении. Старческая ностальгия по последним годам серебрянного века с его наивной и по-своему трогательной кутерьмой интрижек, маскарадов, тайных обществ и обреченного искусства создают по-своему уютную и узнаваемую канву для повествования. Ну и наконец убийство молодой женщины, что еще Эдгар По назвал одним из необходимых условий успешного хоррора, позволяет нет, не посочувствовать, а добавить пряности в символический посыл романа. Все успешно работает, но этого оказалось недостаточно чтобы роман по-настоящему не отпускал воображение или надолго остался в памяти.