3 Пыльные дороги Тосканы

Поняла, почему меня так ломает, когда я читаю, как мужчина хочет баб. Женщин мысли о сексе вряд ли посещают намного реже, но это мы списываем на физиологию - желание поесть, сходить в туалет, потрахаться... Только мужчина может сладострастно расписывать желание в каждой главе, превращая любое жанровое произведение в недоделанное порно. Наравне с аббревиатурой ЖП я ввожу аббревиатуру МХ - мужская художка.

Помню, что впервые увидела книгу в Библио-глобусе. На тот момент у нас вообще такие произведения с готическими мотивами не издавались и этот сад с искорёженным фигурами, тёмный дом и обещанная тайна поразили моё воображение. Я прочитала книгу за вечер и ощущения были такими же, как и у большинства рецензентов: ээээ, читать можно, но стоит ли?

Сперва я думала сделать рецензию с криптограммой (давно собираюсь), чтобы показать, чего именно я ждала от книги, каких тайн, но потом поняла, что книга не вызвала достаточного количества мыслей, чтобы их хватило и на зашифрованный текст, и, тем более, на обрамляющий. Зато при перечитывании я хотя бы поняла причину, по которой стоит её читать: если вы хотите написать хороший образец современной прозы и вам надо сообразить, каких ошибок стоит избегать. Кстати, раз уж я отказалась от криптограммы, перескажу я эти незначительные тайны в спойлере.

Вы видели фильм "Талантливый мистер Рипли"? Не книга, а именно фильм... Который даже породил мем: "Хочу с Джудом Лоу ехать на мопеде по узким улочкам Сан-Ремо. Чтоб легкий вечерний бриз развевал наши кудри, а в баре нас бы ждал Мэтт Деймон, а не вот это вот всё". Италия 50-х годов. Залитая солнцем, томно раскинувшаяся, размякшая от жары, ожидающая вечера, чтобы предаться танцами и любви. Именно этот образ и пытался передать Миллз. И я на весь миллиард процентов уверена, что именно ту Италию из "Рипли", которую создал режиссёр Энтони Мингелла. Никто, кроме него, не мог увидеть Италию такой. Даже сами итальянцы, которые как раз в конце пятидесятых ударились в свой неореализм. Лёгкую, донельзя реальную, переисполненную страсти, а страсть, как и ужас, становится тем заразительней, чем более реальный её образ ты передашь зрителю или читателю.

Образ, которым открывается и закрывается книга, образ молодого юноши, который едет мимо полей на велосипеде, а в корзинке у него бутылка вина (не удивлюсь, если Миллз представлял себе, как на интеллектуальных вечеринка будет эстетски-устало ронять "Ну, я и не предполагал, что архетипическй генотип Красной Шапочки будет легко усвоен массовой публикой"), становится постепенно плоским, так как не подкреплён другими образами. Миллз, который ворует кусками у итальянского кино (не поклянусь где, но сцену с людьми, убегающими с площади от дождя, я помню где-то у Антониони), даже не понимает, что выбранный им стиль под "полный реализм" предполагает точно такое же кинематрографическое умение рисовать словами. А этого у него нет. Совсем. На момент написания книги ему было 44 года, а мне по почтении казалось, что он ненамного старше своего героя и ему лет двадцать пять. Это человек, который глубоко тащится от звука собственного голоса. И то, что он пользуется не голосом, а видит буквочки на экране, его мало смущает. Он хвастается сам перед собой, каких именно художников упомянул, как именно реалистично или глубоко сделал тот или иной эпизод (раз уж речь зашла о сцене с дождем, то, например, как он сердится на туристов, которые зашли вместе с ним в церковь), но ему и в голову не приходит "на хрен этот эпизод тут нужен". Мы тонем в тонне (дурацкий каламбур, но мне нравится эта внезапная аллитерация) разговоров. Некоторые даже довольно остроумны, вроде разговора Адама с братом, но и они точно так же тут не нужны.

Так, теперь о сексе, потому что надо же где-то об этом написать. Я не знаю, как устроены мужики, это надо либо их спросить, либо если когда-нибудь сменю пол, сама выясню, но меня разговоры о чужом желании не возбуждают. Переводя разговоры о сексе на мою любимую аналогию, то есть разговоры о еде, то "Увидел плитку шоколада и его рот наполнился слюной" - ещё может сработать, но "Он ощутил, как было бы хорошо разломать эту плитку, засовывать себе в рот кусочек за кусочком" - уже вызывает тошноту. Точно так же, описание грудей, поп и ног - слишком ожидаемо, а потому не действует. Вроде как "шоколадка, наверняка, такая сладкая". Это как-то очевидно, не? Описание самого секса, описание просто прелестей особи противоположного пола - действенней, потому что можно вообразить себя на месте испытывающего желание. Читать же про чужое желание, которое ты не разделяешь - тоскливо. Даже набивший оскомину штамп "почувствовал ожог от прикосновения" - всё равно действенней, так как ведёт читателя в глубины чужого сознания, а не описывает нечто чисто внешнее. Вот как мне было плевать на упоминание, что у героя болит подвёрнутая нога, вот примерно так же мне плевать на его эрекцию. Ну да, у нас у всех есть свои физиологические потребности, что мне до его желаний, сопереживания простое их обозначение не вызывает.

Вы поняли, почему я о сексе? Потому что о нём, при всём том всё равно интереснее, чем о сюжете. Вы думаете тайна статуй ведёт к сокровищам? К откровению и обретению бессмертия? Может, это потому, что я читала второй раз, но с момента, как герой понял, что статуя умершей жены, которую изваял хозяин поместья, стоит во втором кругу ада, остальные "откровения" уже были не нужны и так было понятно.

Теперь об обещанном убийстве. Вам соврали. Последнее убийство тут произошло тринадцать лет назад, фашистами. Правда, пошли усмирять фашистов два брата, вернулся один. Сколько вариантов для "кто убийца?" вы видите? Я два. Официальный и напрашивающийся.

И вот тут вступает мотив номер два, то есть когда Миллз захотел быть не только Байетт с длинными и яркми описаниями ("Ангелы и насекомые"), но и Фаулзом ("Волхв"). Я и Фаулза-то терпеть не могу, но этот-то куда полез... Итак, для манипуляций, для самого очарования тайны и прочего, требуется главное - непроходимая тупость всех участников. Когда Адам полез "расследовать" убийство тринадцатилетней давности (что там "расследовать"? Либо фашисты реально грохнули, либо брат брата), моя ладонь по привычке снова сроднилась с лбом. Люди живут тринадцать лет так и всё их устраивает. Думаете, за столько лет им всем самим в голову не приходило, что один брат врёт? Но если они держат хорошую мину при плохой игре, все кивают и соглашаются, значит им всё норм. Если ты, идиотина, найдёшь доказательства, что да, фашисты тут не причём и брат убил брата, кто именно тебе скажет спасибо? Может, мать обоих братьев тебя в зашей выгонит, так как давно уже привыкла к самообману. Знаете что там? Такой вал дебилизма в финале, что всё хорошее в книге это убивает только так.

Почему эта книга вызвала скуку почти всех, ведь есть книги намного, намного хуже? А это ещё одно правило литературы. Ты должен выдать то, на что ты претендуешь. Или больше. Но не меньше, тем паче намного меньше. Сократи все эти разговоры, описания, секс бы снабди эвфемизмами - и было бы нормальное летнее чтиво, со многим количеством поклонников. Но у Миллза представление о себе намного превосходят собственный писательский уровень. Он и начинает книгу с ложно завязки, которая является началом книги совсем иного, второстепенного персонажа. Ещё и допускает словами ГГ критику, мол, вот до чего его гёрлфренд дошла, начинала с изучения всяких Чосеров, а теперь пишет про шпионов. И Миллз очень старается в этих чосеров, данте, овидиев. Но, Боже, как же это безвкусно. Из "Метаморфоз" Овидия - только самые известные легенды. Загадки - с отгадками, которые персонажи не видят только потому, что авторской волей являются дебилами. И само упоминание, что "дикий сад" - это сад после изгнания первой человеческой четы, гг - Адам и упоминание Евы на картине Джотто - как же всё это в лоб. Вы видите, я умный, умныыыый!

Но не хватает в книге самого главного, на что и была сделана заявка. Той самой Италии. Можно заменить мопед велосипедом, можно одно из второстепенных персонажей назвать Фаусто, но для того, чтобы передать Италию из "Рипли", требуется нечто большее. Требуется увидеть её. Можно на видеокассете, не вживую, не суть. Но для того, чтобы провести за собой читателя, ты должен сам пройти по пыльной дороге, вдыхать полной грудью запахи, которые доносятся с полей, ощутить тишину, капли моря, которые ощущаются в воздухе даже за много километров от волн... Литература - это не только сумма элементов. Можно употреблять массу "умных" слов, но так книга умнее не станет. Почувствовать прогулку, что на мопеде, что на велосипеде - можно только если ты сам её прочувствовал. Так серьёзная литература и становится литература, иначе ты создаёшь книгу, которая претендует на современную прозу, а на самом деле является только недодетективом.