5

Книга является первой частью трилогии автора «Апокалипсис от Кобы», написанной в форме дневника вымышленного революционера Нодара Фудзи. Этот мифический персонаж, который по сюжету оказывается наперсником и близким другом Иосифа Кобы-Сталина, прошедшего с ним жизненный путь от друга детства из грузинского села Гори до соучастника убийства в марте 1953 года (звучит, согласен, абсолютно безумно, но читается абсолютно правдоподобно, словно реальные дневниковые записи неизвестного революционера) - не является главным героем произведения. Главные герои - лучший друг и злейший враг Фудзи, «снежный барс Революции» Иосиф Коба, а равно «похотливая до крови девка» Революция. 

Вопреки предполагаемым ожиданиям, в книге нет ни ненависти, ни апологии Сталина. Впрочем, это совершенно не значит, что он тут - положительный персонаж. Описываемые события - развал Российской империи, две революции и захват власти большевиками - не предполагают того, что главные участники этих событий будут положительными персонажами. Впрочем, их, революционеров, одной краской не мажут, а потому среди упырей и деградантов встречаются крайне любопытные и интересные экземпляры. Однако, Коба показан автором в достаточной степени отталкивающим персонажем. В достаточной для того, чтобы получить прививку к культу «эффективного менеджера». Come on, скажете вы, это же персонаж книги, с вымышленными словами и мотивацией. Да, отвечу я, слова и мотивация - вымышлены, а поступки Сталина - реальные, а их автор как раз успешно анализирует...

Подробно и реалистично запечатлены и события начала прошлого века, революции, захвата власти большевиками, захвата Сталиным власти в партии. Революция здесь показана тем, чем и является по сути - сотрясением основ мироустройства, назревшим в результате пренебрежения власть имущих к нуждам общества, но и делают ее не толстовцы, а люди, не опасающиеся испачкаться в крови, яростно жаждущие лить эту кровь. Никакой жалости и снисхождения ни к старой, ни к новой власти тут нет и в помине. Крайне интересная и забавная параллель проводится автором между советским и фашистским режимом, находя до чрезвычайности много общего у них. 

Автор не раз прямо или косвенно задается вопросом: Как же так получилось, что полуграмотный, говорящий с акцентом грузин смог переиграть этих умников-марксистов на их поле? - и сам же на него постоянно отвечает: неординарный ум, дьявольская интуиция, невероятная работоспособность, хитрость и коварство, умение манипулировать людьми, харизматичность и гипнотический «взгляд его желтых глаз», осторожность и презрение к опасности - вот оружие Кобы, одного из разрушителей старого мира, сумевшего сожрать всех своих соратников. Кто угодно, но только не положительный персонаж Коба Сталин у Э.Радзинского.

Одним из основных лейтмотивов работы, красной линией проходит постоянно повторяющаяся мысль об истреблении Сталиным всех вокруг: врагов действительных и мнимых, знакомых и друзей, соратников и приспешников, верных и неверных, всей ленинской гвардии, не счесть им числа.

По итогам: крайне интересный «взгляд изнутри» от известного и талантливого историка и исследователя, с документальной четкостью демонстрирующий события известных лет. В книге нет и грамма от личности самого Радзинского и его раздражающих «завываний» времён его выступления на ТВ. Забавно, что автор очень умело пользуется особенностями мемуарного жанра: так, когда он описывает события, не имеющие однозначной трактовки, то умело ссылается на забывчивость героя или описывает его личный, субъективный взгляд участника событий. 

Не удержусь и приведу несколько показательных цитат о фигурантах книги и об отношении Сталина к ним: 

«…Оказалось, этот Юровский видел последние минуты жизни царской семьи. Он командовал расстрелом. Хрустя сахаром, он впервые рассказал мне все, что случилось. («Впервые» – потому что с тех пор, как мы подружились с этим фанатиком, он только об этом и рассказывал. У него было какое-то помешательство. О чем бы с ним ни говорили, он переходил к рассказу о расстреле Романовых.)

Попытаюсь передать его монолог, который я слышал много раз.

– Все, что я говорю, останется тайной навсегда, – так он обычно начинал. – Царя стрельнул я, – прихлебывая чай, он захрустел сахаром… И этот хруст был, как хруст ломающихся костей, как пародия на выстрелы, о которых он вспоминал. – Я прочел им приговор… там три строчки было. И тотчас стрельнул, царь – навзничь… фуражка в угол отлетела… За мной все стали палить. Нас – целая команда, двенадцать человек. Беспорядочная стрельба. Царица упала следом… Слуга царский, врач… Но с детьми повозились! Девиц никак ликвидировать не могли… Помещеньице маленькое, метров тридцать, а пули… пули отскакивают от девиц и летают по подвалу, рикошетят, одного из нашей команды даже поцарапало. Палим, палим, как сумасшедшие, палим – и ничего, они все живы! Малец-наследник ползает по полу, шевелится, как раздавленный таракан… Я в дым вошел и двумя выстрелами в голову покончил с его мучениями. А девицы все живут… Две на коленях стоят у стены, руками головы от пуль защищают. Наконец и они упали… Все Романовы на полу лежат… 

Начинаем выносить на носилках трупы. И тут расстрелянные девицы стали… подниматься в носилках и совсем свели нас с ума! Расстрельная команда обезумела… Докалывали их прямо на полу штыками. И опять загвоздка – штык в них не входил… Как ты думаешь – почему такое было? Нет, Бог оказался ни при чем… Хотя и я грешным делом подумал! Только когда хоронили и одежду сжигали, мы все поняли. Когда девиц раздели, в корсажах сверкнуло. Они бронированные были – в корсажах оказались зашиты бриллианты… А царица вся нитями жемчужными обмотана… Видать, бежать готовились. Я лично снимал эти драгоценности с тел царицы и дочерей… Бронированные девицы, бронированные… – повторял и повторял Юровский и прихлебывал чай, а глаза у него становились совсем безумные. Казалось, вот-вот истерика с ним случится, а он все бормотал: – Оттого они нас мучили, девицы… и сами мучились! А царица хоть все тело опутала нитками жемчуга, но жемчужины пропустили пулю. С первого залпа отдала концы… Отдала концы… – опять повторял и повторял он.

«Тронутый» был человек. И дочка его, красавица, этакая библейская Суламифь, всегда молила его перестать рассказывать. Я за ней приударил, что греха таить. Любимая была дочь, член ЦК комсомола. Коба в тридцатых отправил ее в лагеря. Слышал я, она вышла только после смерти Кобы. Семнадцать лет там пробыла. Нетрудно понять, что с ней там делали… Я думаю, у Юровского на этой почве язва и открылась! Нервы! Ни дочки, ни любимых товарищей – никого Коба ему не оставил. Весь уральский Совет в 1937 году расстрелял. Но самому Юровскому – все-таки исторический персонаж, цареубийца – умереть своей смертью разрешил… Я к нему ходил в Кремлевскую больницу. В палате он лежал один, двух его соседей, одного за другим, прямо с койки привезли к нам на Лубянку – расстреляли. И Юровский вскоре поспешил умереть».

«Я рассказал ему (Сталину) про свалку драгоценностей в Гохране и про то, как отказался от царских вещиц:

– Опасно, да и ощущение… снятые с детей украшения…

Коба только усмехнулся:

– Ты эти телячьи нежности брось! Возьмешь и их, мы здесь так решили… Продавать их в Германии – не твоя забота, этим займется опытный немецкий товарищ.

Нет, он не был бесчувствен, мой лучший друг… Я готов повторять и повторять: те, кто читают о нас теперь, не понимают нас тогда. Эмоции в те годы сильно поизносились вместе с привычной моралью. Например, Каменевы своего маленького сына спокойно одевали в одежду расстрелянного наследника Алексея. Как сейчас вижу его в матроске, фуражке и сапожках цесаревича. Правда, вместе с одеждой наследника несчастный каменевский сын получит и его судьбу… В 1938 году Коба расстреляет и его.

«Поповско-квакерская болтовня о священной ценности человеческой жизни», – помню, как грохотал аплодисментами зал, слушая эти слова Троцкого… Интересно: когда Лев Великий умирал с проломленным черепом, вспомнил ли он свои слова? И вспоминали ли их аплодировавшие, когда их уничтожал мой друг Коба? Сам я часто вспоминал их, правда, позже, через много лет – в лагере».