4 В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса (из песни)

«А ты, братец, знатный баюн, однако», — так думал я уже после прочтения первой главы романа. «Не иначе, славные романы тискал по просьбам, а может просто по своей воле и из интереса, или же и вовсе по принуждению блатных авторитетов. Да что ведь и оставалось делать-то — всё едино, срок длинный, время каторжанское тянется неспешно, а за красную байку, глядишь, ещё и чифирку перепадёт, а то и вовсе кормёжки какой-никакой шмат изрядный, да». [1]

Все эти мои размышления были навеяны только лишь общими знаниями о нравах в гулаговских местах, царящих в те времена, в которые там находился автор; по своему стародавнему незыблемому принципу стараюсь заранее ни об авторе ничего не узнавать, ни, тем паче, рецензий на читаемое загодя не читать — жутко не люблю невольных заимствований из чужого мнения. Однако содержание аннотации в курс дела немного ввело, так что предположить за Штильмарком славу романиста-рассказчика труда не составило.

А затем поймал себя на том, что упорно перебираю в голове фамилии известных писателей, прославивших себя в качестве авторов великолепных приключенческих романов. «Сабатини, — мелькало в голове знатное маринистско-писательское имя, — или не Сабатини?». [2] Тогда Дефо и Стивенсон? Однако менялось место происходивших в книге событий и происшествий и в голове щёлкало «Дюма». «Дюма-отец, — сомневался я, — или же сын-Дюма?». [3] В смысле — Дюма-сын. Но тут мы переносились за Атлантику и фамилии маринистов менялись на Купера и Рида — индейская тема поневоле выталкивала эти славные имена на поверхность сознания. «Чингачгук, — думал я, — непременно здесь должен быть свой Гойко Митич Большой Змей Чингачгук». [4] Однако автор совсем не стремился делать героями книги краснокожих аборигенов Америки, и потому эти предположения и ожидания оставались мёртвыми. А вот прославленное имя великого приключенца Жюля Верна на ум не пришло ни разу, наверное потому, что как-то у него всё больше связано было с техническими изобретениями. Зато Эжен Сю с его "Парижскими тайнами" всплыл почти сразу :-)

Понятное дело, что фамилии эти возникали не просто так, по прихоти читателя — происшественные события происходили то на море-океане, то на неизвестном острове, то на европейском континенте или же в туманном Альбионе. А порой воля автора перебрасывала нас (вместе с героями романа) на американский континент, после чего вновь возвращала в Европу, на океанские просторы и вновь на остров; при этом повествование не зависало на одном временном периоде — взрослели и старели первые герои книги, росли и мужали те, кто в начале были младенцами, шелестели и мелькали месяцы и годы.

Удивительное дело — при всём немаленьком объёме книги практически ни разу не возникло ощущение затянутости повествования — чувство и впрямь удивительное. [5] Даже наоборот, иногда ловил автора на том, что он в той или иной ситуации накручивал витки напряжения, подводя события к той точке, когда, казалось бы, должно было либо грянуть, либо лопнуть, но тут вдруг оказывалось, что вместо грома и хлопка раздавался просто пшик — автор искусно разряжал взведённое оружие и рассасывал очаг напряжения самым безобидным способом (просто как в никулинском анекдоте про два не встретившихся поезда, потому что «не судьба»). Вот в этих моментах ловил себя на том, что ворчу на автора, что мол, «мог бы и расстараться в угоду читательским прихотям и ожиданиям, вот». [6]

Любовь — ну какая же стоющая приключенческая книга может обойтись без этого столь привлекательного зовущего слова — любовь! [7] Конечно же наш роман построен не только на пиратско-морских приключениях и на авантюрно-приключенческих происшествиях — в книге есть и любовно-романтическая линия. Да к тому же ещё и не одна. Ничего не поделать, влечение мужчины к женщине и женщины к мужчине является одним из главных законов природы и этому зову не противопоставишь ничего. [8] К тому же, возвращаясь к самому первому абзацу этого отзыва на книгу, так и представляешь себе пускающих жирные слюни блатняков, слушающих романтические изыски автора о любовной истоме и неге (и кто знает, какими подробностями уснащал рассказываемое автор на потеху сексуально голодным слушателям). Безусловно, эта версия — уже только моё собственное предположение, не обоснованное ничем, безусловно... [9]

Кстати будет отметить и вполне качественный литературный стиль: особенно это было заметно тогда, когда автор вступал в описание картин природы — тогда в ход шли самые изысканные эпитеты и прилагательные, т. е. те слова и выражения, которые в этих ситуациях всегда оказываются весьма кстати. [10] Хотя конечно же гораздо больше в книге было всякой разной приключенческой движухи: хитроумных западней и засад, подлогов и принуждений, стрельбы с пальбой и шпажного боя, подлостей и отваги, вымогательства и обмана — всего того, из чего складывается острый сюжет.

Ну и в завершение необходимо упомянуть и о хэппи-энде. Законы авантюрно-приключенческого жанра всё-таки предполагают более-менее отчётливый хэппи-энд — таковы законы! [11] Нравится ли это читателю, или не очень, напрямую ли настигает безжалостный хэппи-энд главных участников разыгрывавшейся многостраничной драмы, или опосредованно уже в лице потомков и наследников — неважно, важно, что в конце-концов добро непременно восторжествует, а зло будет наказано. Так или иначе. И даже самые отпетые уркаганы непременно будут на стороне добра и справедливости, в особенности, если рассказчиком был такой умелый и талантливый романист, как Роберт Штильмарк.

Конечно, этот роман несёт на себе отпечаток всех вспомненных (и позабытых) историко-приключенческих авантюрно-развлекательных книг названных и неназванных авторов. Однако вряд ли стоит заниматься поисками следов литературных заимствований или творческих влияний — проще и правильней просто прочитать эту толстощёкую книгу, наслаждаясь фантазией автора и убивая медленно тянущееся время (при этом я вовсе не имею ввиду непременно места не столь отдалённые, сколь трудно доступные).

Техническое примечание для судей:
[1] Да ... да
[2] Сабатини ... Сабатини
[3] Дюма … Дюма
[4] Чингачгук ... Чингачгук
[5] Удивительное ... удивительное
[6] Вот ... вот
[7] Любовь ... любовь
[8] Ничего ... ничего
[9] Безусловно ... безусловно
[10] Кстати ... кстати
[11]Законы ... законы