4

В этой книге сплетены все версии знаменитого ухода яснополянского старца. И духовный кризис отлучённого от церкви, но стремящегося поговорить с сестрой-монахиней и с оптинскими отшельниками. И отчуждение Софьи Андреевны, истерично отвоёвывавшей право на наследство для себя и детей. И коварный Чертков (с воистину говорящей фамилией!). И какое-то тотальное одиночество Толстого, который - по всем признакам - давно и прочно вступил в век ХХ, во многом опередив современников и членов собственной семьи: попытками отказа от собственности (задолго до 1917-го!), "непротивлением насилию", "опрощением", кощунственным по меркам времени желанием говорить с Богом без посредников, вегетарианством, наконец...
Почему-то, пока читала книгу, не покидало ощущение некоей безответственности Толстого. Всё, что он делал со своей душой и со своей жизнью, неизбежно резонировало с другими чувствами и жизнями, и иногда он был бессознательно жесток. Духовный эгоцентризм - вот что поразило больше всего. И чисто графская неспособность по-настоящему нести ответ за всё, вплоть до неумения бытового обустройства. Наличие свиты.