5 Ближние и дальние пейзажи на фоне автопортрета

Замечательный сборник малой автобиографической прозы Булата Окуджавы, непретенциозный и искренний. Повесть, открывающая его, хоть я её и не читал раньше, вызвала чувство узнавания.

А Шонгин достает редисочки одну за другой. Красные шарики летят в рот, хрустят.
— Шонгин, дай редисочки, — прошу я.
— Последняя, — говорит Шонгин.

Я стучу в ставню. «Мадам, не будете ли вы столь любезны…» Никто не отвечает. «Мадам, я остался в живых. О, если б вы знали, что там было!..» Я стучу в ставню. «Ботфорты — сюда, мундир — в гардероб, шпагу — на стул…» — «Благодарю вас… А где же ваша дочь?..» Я стучу в ставню. «Вальдшнеп?.. Сыр?.. Вино?..» — «О, благодарю вас. Ломтик холодной телятины и ром. Я солдат, мадам». Я стучу в ставню.

Ну конечно же! «Женя, Женечка и катюша» с блистательным Олегом Далем, Михаилом Кокшеновым и Марком Бернесом в роли человека, похожего на Марка Бернеса. Действительно, Владимир Мотыль писал сценарий под впечатлением этой самой повести «Будь здоров, школяр» и предложил Окуджаве соавторство. Причём отнюдь не номинальное — многие диалоги, точные детали военного быта были предложены именно Окуджавой. Не говоря уже о «Каплях датского короля», песне, звучащей в фильме.

В самой же повести нет ни Колышкина, ни Брусникиной, и написана она от первого лица. Как и большинство других повестей и рассказов сборника. В них автор вспоминает о родителях, угодивших в жернова политической системы, о начале войны, пришедшейся на юность, настойчивых попытках идти на фронт, учебной минометной роте, боях и ранении, учительствовании в калужской глубинке, литературной, редакционной и песенной деятельности и многом другом. Легко, с большой самоиронией и с ироническим же отношением не только к своим глупостям и промахам, но и к поведению других. Особенно к показушности, излишней осторожности и предательству — эта тема возникает часто. Он никого не осуждает, ибо считает себя не в праве судить (у самого, дескать, рыльце в пушку), просто констатирует факт, называя вещи своими именами. И это не только автопортрет на фоне эпохи. Подобно тому, как «на фоне Пушкина снимается семейство», сама эпоха запечатлевается на фоне Окуджавы.

Есть и повести от третьего лица, героями которых становятся Андрей Петрович Шамин в «Приключениях секретного баптиста» или некий Иван Иваныч, который на самом деле Отар Отарыч со всей атрибутикой Булата Шалвовича в повестях 80-х — 90-х годов о перипетиях вокруг песенного творчества и загранкомандировках. Этакое двойное самоотстранение. И мне кажется, дело здесь не только во взгляде на себя со стороны в дополнительном ракурсе, но и кое в чём другом. Автор, хоть и говорит в предисловии об огромном удовольствии писать о себе любимом, есть в этом некоторое кокетство. При всём желании покрасоваться, он человек необычайной скромности. Ведь «безгрешных не знает природа». А избыток самокритики сродни самоуничижению, которое, как известно, паче гордыни. Чего в нём как раз и нет!