5

В своих личных записках Иван Бунин описывает свою жизнь и жизнь вокруг себя в 1918-1919 годах, то есть в годы Революции.
Потрясения в жизни людей в то время, вызванные Революцией, не могли не вызвать рефлексию со стороны умных наблюдателей событий (Бунин был именно наблюдателем, он не претендовал на роль творца современной ему истории). У Бунина увиденное вызвало шок, ненависть и глубочайший пессимизм. Всем этим он щедро поделился с читателями своих записей за этот период.
Бунин показал, что именно революция (не только революция 1917 года – НО И ВООБЩЕ ЛЮБАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В СКОЛЬКО-НИБУДЬ СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ) несёт как так называемым простым людям, так и интеллигентам, мечтавших о благе этих людей и об изменении не нравящегося им мира (в том случае – царской России) в лучшую сторону. В главном наблюдения писателя не устарели, так как в главном не изменились основные черты окружающей нас России (какие именно – я покажу ниже), так что, мечтая о Революции, не лишним будет перечитывать “Окаянные Дни” снова и снова. Для отрезвления.
Бунина более всего здесь занимает вопрос о том, насколько может измениться поведение человека в состоянии вседозволенности. Увидев, на ЧТО в принципе способен человек в состоянии вседозволенности, он пришёл к краху всех своих иллюзий о людях, да и о собственном назначении (…“В мире поголовного хама и зверя мне ничего не нужно”…). Здесь он предвосхищает Шаламова.
Неудивительно, что в этой ситуации к власти в России пришли самые жестокие, систематичные и организованные бандиты – партия большевиков.
Бунина интересует в первую очередь как рушилась знакомая ему жизнь в России, но он также пытается объяснить, почему это случилось. В чём же суть его наблюдений и размышлений?
Бунин убедительно показал, что революция в первую очередь – это крах всего строя повседневной, обыденной жизни людей – работы и заработка, отдыха, общения, уверенности даже не в завтрашнем дне, а просто в том, что завтра для тебя вообще наступит. Обыденностью становится кошмар. Кошмар вызывает шок, а шок помогает людям принять кошмар как должное (до тех пор, пока убивать не придут лично их, конечно, но тогда уже будет поздно). Политически русский человек и до 1917 года не был в своей массе готов к отстаиванию в своей жизни какой-либо убедительной политической позиции, а состояние шока тем паче заставило думать его только о физическом выживании, а не о том, как прекратить этот кошмар. “Народная” революция привела к власти последних подонков общества (они могли называться “красными”, “белыми”, “зелёными”, да как угодно – сути их власти и поведения это нисколько не меняло), а народные массы, объявленные “творцами истории”, дохли от выстрелов и голода, но безропотно сносили эту власть.
Вообще, революция открыла образованным, но не сталкивавшимся ежедневно с нашим народом-богоносцем, людям много нового и интересного. Оказывается, наш народ более всего ценит грубую силу и входит в раж, когда его силе никому нечего противопоставить. Он упивается вседозволенностью и безнаказанностью за свои подлости. Правдой наш народ считает то, что соответствует его культурному уровню и стереотипам поведения. Типичный пример, приводимый Буниным – вот это высказывание какой-то бабки: “Мы в театры не ходим, поэтому они не нужны!” Всё, что выходит за рамки окружающего ширнармассы убожества (то есть и всю русскую культуру) они считали господским, не нужным им и поэтому не нужным никому. Теперь любой гопник, срущий в парадных, считал себя центром мироздания, которому все обязаны, а он не обязан никому, так как он “угнетённый”.
Почему эти душевные качества русского народа всплыли на поверхность только в 1917 году, а не проявлялись ранее (разве что в бунтах), Бунин прямо не объясняет. Но из всего хода его повествования понятно, что раньше над подонками висел страх наказания на земле или на небесах, а теперь всё рухнуло. Не случайно наступило всеобщее глумление над религией. Ведь «Бога нет, и никого не жалко, пойду зарежу сторожа и приватизирую цветные металлы с телеграфных столбов» (я цитирую Дмитрия Ольшанского, эти слова вполне вытекают из бунинского повествования).
Законы, мораль, культура – ничего этого не понадобилось русскому народу, если его к этому не принуждали. Зато русские люди теперь спокойно могли выслушать предложение съесть пленных австрийцев.
Бунин пишет и о запоздалом и ничего уже не решающем крахе веры интеллигенции в то, что благо народа – высшая ценность. Свой чудовищный вред эта идея и прочая народническая ересь уже принесли. Бунин справедливо обвиняет желавших революции интеллигентов в незнании русской истории, которая могла бы их научить, что во время русского бунта иначе и быть не может.
И здесь с Буниным не поспоришь. Именно так вели себя казаки в Смутное Время, озверевшие крестьяне, ведомые Разиным и Пугачёвым, пособники немцев на оккупированных территориях в Великую Отечественную войну, бандиты в 1990-ые годы, то есть всякий раз, когда власть в России слабела.
Он справедливо негодует на восхваляющих большевиков соратников-литераторов, пытавшихся неведомым логикой путём вывести из окружающего ужаса какое-то “светлое будущее”. Ещё сильнее и справедливее его гнев в адрес тех коллег, что в поисках популярности стали тешить низменный вкус масс (см. эпизод с чтением Андреем Белым “Гаврилиады” Пушкина).
Наконец, очень ценно то, как Бунин описывает чудовищный хаос, воцарившийся как на улицах, так и в головах людей. Он описал, как под неутихающий вой о наступлении Эры Всеобщего Счастья в стране творились самые чудовищные непотребства. “Когда в России появился министр труда, она перестала работать. Когда провозгласили свободу и братство, все стали убивать друг друга”. Единственным настоящим принципом революционеров, о котором при этом никто в слух не говорил, но который, в отличие от тонн произнесённой херни действовал на практике, было культ неограниченного насилия, который всегда оправдывался какими-то высокими соображениями, но на деле служил самым низменным инстинктам.
Иван Бунин никогда не был состоятельным человеком, но ему всё же было чего терять в России, как в материальном, так и в культурном плане. И он потерял всё. Он был частью старой интеллигенции, которая в своей массе жаждала революции и которую эта революция в благодарность погубила. Ему была дорога старая Россия, хотя он прекрасно понимал все её недостатки, потому что в том, что пришло ей на смену, он увидел только кромешный мрак. Для новой России он уже был мёртв. Недаром в эмиграции он писал только про страну, которой нет и уже не будет. Пусть его пример будет для всех россиян, которым есть что терять сейчас, уроком.
Можно ли сказать, что горький опыт Бунина – всего лишь его опыт, не отображающий правдиво, как и чем тогда жила Россия? Нет, нельзя. Не могло быть в той России у человека, если он не бандит и не комиссар, лучшей жизни. Очень важно понять, что бедствия, описываемые Буниным, нельзя считать обрушившимися исключительно на голову прежних "господ". Основную массу тягот вынесли на себе те самые "угнетённые", то большинство из них, кому не повезло стать обслугой большевиков или ещё каких-либо бандитов. От кровавого кошмара никто не мог скрыться. Да, Бунин оперирует лишь личными наблюдениями. В этом особая ценность “Окаянных дней”: политические потрясения преломляются через призму личного опыта, своей повседневной жизни. Для современных россиян, привыкших к тому, что политика к их повседневной жизни не имеет никакого отношения, в силу этих причин произведение имеет особую ценность.
Бунин осуждает революцию с позиции защитника банального общественного порядка, для которого не могут считаться нормальными постоянные убийства и грабежи. И в этом мы его понимаем.
Бунин достиг большой художественной силы в описании всеобщего одичания и собственного отчаяния. Изо дня в день, от страницы к странице, из небольших фрагментов жизни постепенно вырастает отвратительная картина человеческого абсурда, кровавого и кошмарного. Бунин являлся простым наблюдателем событий и никак не мог на них повлиять. Именно это и составляет психологический фундамент отчаяния. Очень символично, что произведение обрывается на середине событий, так как концовку событий Бунин потерял. Сами описываемые события и есть самый настоящий конец всей той жизни в России, которая была Бунину дорога.
Главный бунинский вывод прост, понятен и обоснован – революция в России это катастрофа в силу нравственных качеств людей, которые в этой России обитают. Этот вывод не мешает крепко усвоить всем нам, так как главное обстоятельство, из которого Бунин делает такой вывод (Культура народных масс чудовищна), осталось неизменным.