Мой проклятый нечитун потоптался и здесь. Вместо обещанных четырёх часов , я тянула с этим небольшим романчиком четыре дня. Скука та ещё, тоска неодолимая. От книги исходит аромат формалина. Любимое слова автора – мёртвый. Мёртвое у неё всё: цветы, занавески, взгляд, язык, тишина. О смерти напоминают засушенные между строк книг цветы, ничего не выражающие лица воспитанниц пансиона. Девочке, прочим между, всего пятнадцать. Она ещё жить не начинала, а уже размышляет о смерти. А чего я ждала от той, мать которой воспитывает её через инструкции к начальнице пансиона и находит лишь несколько минут посмотреть на свою дочь из окна мимо проходящего скорого поезда?
Всё в книге безрадостно. Иногда меня посещала мысль, что лучше бы мне довелось читать про насилие в стенах закрытой школы, чем вот так медленно по течению ни о чём. Хоть какое-то движение. Мысль автора не просто растекается недоваренным желтком по тарелке, она размазывается, переходит от одного к другому и снова возвращается к прежнему. Да собственно и мыслей-то нет.
Странная девочка, странные мысли, странная дружба. Кто, где и зачем?