5 Македонская критика французской мысли

Как это ты, Валерий, диалектику с повседневной жизнью увязал – ну, хоть сейчас в газету. Будем тебя в следующем году в народные соловьи выдвигать…

В.О. Пелевин, «День бульдозериста», 1991

Первое и очень странное ощущение от чтения «Диалектической логики» - ба, знакомые все лица! Казалось бы, годы, прошедшие после университетского курса философии и со сдачи кандидатского минимума, должны были выветрить всех их из памяти, Спинозу и Фейербаха, Гегеля и Шеллинга, так нет же, помню, помню!

Но долой иронию, она малость неуместна при разговоре об Ильенкове. Он – трагическая фигура, олицетворяющая собой, пожалуй, всю судьбу советского эксперимента. Сравнение всегда хромает, но все же трудно не видеть аналогии между блестящим философом, перерезавшим себе сонную артерию, и целой страной, декларировавшей диалектическую логику в качестве своего метода познания и также совершившей мрачное самоубийство.

Если верить открытым источникам, «Диалектическая логика…» - квинтэссенция мысли Ильенкова. Очерки хоть и последовательны, но иногда заметно, что сшиты несколько наживо. Эвальд Васильевич прослеживает развитие философской мысли от Спинозы до Ленина, путь поиска правильного подхода к методу познания окружающего мира, не забывая аккуратно потоптать позитивистов и различных идеалистов.

Прелесть Ильенкова самоочевидна – она в его ортодоксальности, в том, что он пытается раствориться в классиках марксизма, стать одним из них, не пытаясь привнести или добавить, только развить и углубить. И это, черт подери, необычно, ведь каждый гуру пытается, по крайней мере достаточно часто, показать себя, навязать себя, утвердить в конце концов. И этот контраст подкупает, заставляет следить за мыслью, за ее полетом, часто превращающимся в какой-то ядерный расплав, ужасно напоминая время от времени плавление вокала Роберта Планта в самых гипнотических треках Led Zeppelin (но, возможно, я просто отвык читать такие тексты).

Хоть сам Ильенков и запрещает, солидаризируясь с Владимиром Ильичем, сравнивать различные системы и искать науку наук (читал ли его Переслегин?), я все же не удержусь от поисков неожиданных сходств. Когда Ильенков пишет о Гегеле и его рассуждениях о росте знания, невозможно не вспомнить недавно перечитанного Лема, который в «Сумме технологии» описывает процесс умножения знания специальными машинами. Пересечение прямое и довольно наглядное, читал ли Лем Ильенкова или Гегеля? Как всегда, вопросов больше, чем ответов.

Удачно сформулированный абзац о том, что каждая экономическая система содержит элементы более ранних систем и зависит от них, просто просит сравнения с «Переходами от античности к феодализму» , где Перри Андерсон пишет о специфическом европейском феодализме, основанном на романо-германском синтезе. Цитата из Ильенкова вполне могла служить эпиграфом к работе британского марксиста.

Но все это частности. Сильнее всего впечатляет поэтический восторг Ильенкова от «Капитала». Любой подкованный экономист тонул в этих главах о сфере обращения, до того, как Маркс позволяет своей мысли и вниманию читателя нырнуть в сферу производства. Помню, как я засыпал на неразорванной еще ветке питерского метро «Комендантский пр.» - «улица Дыбенко» со взятым из университетской библиотеки первым томом, а вот Ильенков явно испытывал от этих рассуждений о товарном фетишизме моральное удовольствие. Но все же я этот том одолел, чему теперь несказанно рад.

Ильенков пишет о восхождении от абстрактного к конкретному, о тотальности, о совпадении логики, теории познания и диалектики, о противоречиях так, что дух захватывает. Я понимаю, что сам никогда не научусь пользоваться этим методом автоматически, улавливая противоречия и возможные пути их снятия, однако это не мешает восхищаться жутковатым умением марксизма снимать маску с реальности.

Стоит отметить, что единственным ныне живущим человеком, владеющим этой психотехникой, очевидно, является Виктор Олегович Пелевин. Еще в «Бубне нижнего мира» (1996) он писал, что «ленинская теория отражения … была на самом деле секретной военной доктриной, посвященной одновременному ведению боевых действий на суше, на море и в воздухе». Однако год от года крепнет убеждение, что ужас неприкрытой реальности и его заставил окуклиться и уйти во Внутреннюю Монголию, оставив активные попытки изменить мир, к которым так призывал Маркс в знаменитых тезисах о Фейербахе. Что ж, это в известном смысле лучше перерезанных артерий.