4 Но утки летят уже высоко...

Посмотрела «Отпуск в сентябре», снятый по пьесе «Утиная охота». После просмотра решила прочесть первоисточник. Текст более острый, чем экранизация. Однако, фильм достаточно чётко следует за пьесой.

Александр Вампилов написал «Утиную охоту» в 1967 году, опубликовали ее впервые в 1970. Фильм показали в 1979. Любители красивых чисел, наверное, предпочли бы, чтоб это случилось в 1976 году. Но имеем то, что имеем.

Прочла ряд статей об этой пьесе. В том числе и написанные филологами. Встречала мысль, что пьеса о нравственном разложении. Кто-то даже припоминает демократическо-либеральные ценности. И то, конечно, как они отразились на моральном облике граждан.

Для меня пьеса не про это. Она не про распущенность, возникающую от вседозволенности.

Пьеса более универсальна, чем экранизация. В том плане, что в ней более размыто временное. Меньше ощущаешь, с каким государством эта история связана. Хотя, конечно, и там есть неоспоримые свидетельства времени. И я не только про квартиры, которые даёт государство, но и про более тонкие вещи. Например, о планетарии, организованном в здании церкви.

«Утиная охота» — пьеса о мерзком и безнадёжном. При этом важно — для меня это не о мерзком человеке или людях, но о противном, разлитом за пределами конкретных личностей. Пьеса написана отлично, но от неприятного послевкусие не спасает даже это.

Бывает приятное узнавание. Когда герои чувствуют понятно, ты видишь в них какие-то привычные состояния, если и не свои, то наблюдаемые или желанные. Бывает узнавание неприятное. Иногда оно даже что-то даёт. Или даёт многое — например, позволяет отрефлексировать состояния, которые внутри себя, как свои, болтать не хочется, но через отстранение и взгляд со стороны это становится возможным. Тем не менее, от этого узнавания возникают некомфортные ощущения.

Я родилась в 1988 году. На месте героев Вампилова не была. Но мое восприятие делает крюк — узнается не своё, но родительское. И от этого весьма универсальное состояние обнаружения ужаса обыденного и ежедневного теряет для меня универсальность, а история воспринимается как советская.

Советскость тут не равна идеологичности. Она как раз заключается в том, что находилось за пределами постановлений партий и фантазий о добром и вечном, прикрывающем не всегда радужную реальность. Эта советскость заключается в демонстрации людей, не просто плывущих по течению, но барахтающихся в своей пустоте. Людей, которые не могут больше верить ни в одну глобальную идею.

Хорошо бы им верить в поднятие целены, построение коммунизма или что-то другое. Пусть даже в бредовое. Но особенность советского осознания ужаса повседневного заключается в том, что система, создающая повседневное, оказывается не просто лишенной смысла, но уничтожающей. Это проявляется не в существовании лагерей, цензуры, расстрелов и подобного. Это проявляется в отравлении идейности как явления.

Когда люди во что-то верят, даже во что-то такое из-за чего им приходится пострадать, это наполняет силой смысла. Но когда люди живут в аду, не веря ни во что при наличии яркой идеологичности внешнего, мы имеем дело с кастрацией идейности. На этой почве прекрасно прорастают такие растения, как главный герой «Утиной охоты». Ему безразличны и внешние идеи, и внутренние. Он знает, что всему грош цена. Экзистенциальную пустоту ничем созидательным заполнить невозможно, потому разрушаешь и себя, и всех вокруг.

Экзистенциальный кризис — явление универсальное. Но «Утиная охота», да и фильм «Отпуск в сентябре», снятый по пьесе, для меня интересны именно советским следом в этом кризисе. Потому как глубинная проблема воспринимается как таковая, которая порождается специфическим неверием в идею вообще. Ни для себя, ни для других. Никогда и нигде.

Источник