5 Книга - боль...

У меня настолько смешанные эмоции от прочтения этой книги, что я не знаю, с чего начать. Пожалуй, придется с самого начала...
Я родилась на Колыме примерно в то же время, когда женщины, рассказавшей миру эту историю, уже не стало. Нет, мои родители не ссыльные, не военные, а простые врачи, которые поехали туда в конце 60-х просто для того, чтобы хоть как-то свести концы с концами, ибо материковская зарплата молодых специалистов предполагала не жизнь, а выживание. Мне с рождения знакомы слова "зека", "бывший политзаключенный", "ссыльный", "зона", "тюрьма". Знакомы они мне просто потому, что там они были повсюду - действующие тюрьмы и заброшенные лагеря, периодически сбегавшие и прячущиеся в тайге зеки, врачи, вышедшие из тех политзаключенных 1937-го года, да просто люди, которым после окончания их сроков было некуда вернуться. И я помню, как даже в 80-х все еще раздавались шепотки за спинами тех, кто прошел лагеря: "он отсидел 20 лет", "она работала лагерным врачом", "она приехала сюда за мужем в 50-х"...
Это не первая книга на данную тематику, прочитанная мною - Солженицын и Шаламов в свое время были прочитаны полностью. Шаламовские рассказы потрясали еще и тем, что только там я встречала фамилии людей, которых видела лично - уже старыми и больными, а родные названия поселков и приисков вообще впервые увидела в художественной литературе. И все же книга Евгении Гинзбург цепляет сильнее. Может, она написана менее талантливо, чем Архипелаг ГУЛаг Солженицына, если сравнивать именно литературные данные, но она намного страшнее, потому что в эпицентре того ада находились женщины - дочери, жены, матери. Очень многие факты для меня оказались не новыми, а как-то иначе подсвеченными. Автор шикарно описывает всю ту разношерстную публику, с которой ей приходилось общаться. Она не стесняется говорить о своих слабостях, о некоторых моментах, когда у черты между жизнью и смертью выбор в пользу жизни происходил исключительно по воле случая...
Сейчас я не могу себе представить, какими здоровьем, волей к жизни, внутренней силой нужно обладать, чтобы пройти через подобное и не сломаться. Чтобы потом создать семью, растить детей и умудряться по-прежнему любить жизнь.
Теперь мне очень захотелось перечитать Московскую сагу, потому что только ближе к концу книги я поняла, что написана она сыном Евгении Гинзбург. Уверена, что на многое я посмотрю иначе - ведь некоторые эпизоды ему были продиктованы самой жизнью, выбирать в которой ему особенно не приходилось.
Мне казалось, что в данной теме уже ничего нового для себя я не найду. Как же я ошибалась! Страшно, когда человека ломают. Больно видеть сломленных и раздавленных политическим катком мужчин, но еще более жутко видеть, когда женщин превращают в бесполых и бесправных существ, кода сиротеют дети не потому, что война и голод, а потому, что нужно выполнить план по выявлению "врагинь народа", и их матери гибнут в лагерях в нечеловечских условиях.
Меня не покидает ощущение, что многое, очень многое автор оставила за кадром. Кое-что прорывалось между строк, но... тот животный страх перед мясорубкой власти она все же пересилить не смогла. Да, для 70-х годов эта книга действительно написана на грани фола, но все же некоторые вещи она не рискнула опубликовать. Подозреваю, что эти самые "некоторые вещи" найдутся на страницах книг ее сына, но вряд ли мы уже сможем отличить художественный вымысел от той действительности, которая порой куда страшнее любой фантазии...