4.5 В поисках утраченного детства

Увертюра:

...хорошо так лежать, и молчать, и загорать, раскинув руки, и смотреть из-под локтя, как недалеко от станции, чуть-чуть повыше по течению, рабочие-каменщики чинят набережную и бьют по розовому камню молотками, и звук долетает до тебя немножко позже удара, такой тонкий и нежный, как будто кто-то играет стеклянными молоточками на серебряном ксилофоне.

Мозговая игра в четырех частях.

1.
Самое горькое для меня в истории с Драгунским - у меня ничего этого не было: этих комнат и дворов, этих соседей и дворовых детей, этих поездок в Ленинград и походов в кинотеатр на "Алые звезды". Горько не потому, что все это хотелось бы прожить. Не хотелось бы. Пусть детство было другим, да пусть бы его вообще не было - жизнь шла так, как должна была, наверное, идти, а если бы и не должна была, все равно шла как-то именно так, а не иначе. И вроде бы все ничего. Только все равно от чего-то горько.

"КРАСНЫЙ ШАРИК В СИНЕМ НЕБЕ". Мысль, вызывающая комок в горле. Вернее отсутствие мысли. Отсутствие мысли, сюжета и вывода. Детям ведь важно, чтоб вывода не было. Дайте им пару штрихов - и они все поймут. Вот почему нет в современной России мультфильма лучше, чем "Смешарики". Они не поучают, они рождают диалог. Вот так и здесь:

Рассказ:
- Отпусти ты свой шарик.
Ребенок:
- Зачем?
Рассказ:
- Отпусти же его.
Ребенок:
- Он же мой.
Рассказ:
- Отпусти, говорю.
Ребенок:
- Улетит.
Рассказ:
- Улетит. Никогда не вернется. Но тогда, потеряв его, будешь помнить всю жизнь, как летел он по небу и как странное чувство печали и радости заполняло твою неокрепшую душу. Пока шарик в руках твоих - он ничей. Как отпустишь - он станет твоим.

2.
Эту книжку я в детстве читал много-много раз. Помню издание: в мягкой обложке, оклеено было оно плотной прозрачной пленкой. Пленка эта сходила со временем, и позже я насовсем ее отодрал. Книжка мялась и гнулась, но эти рассказы я знал наизусть. И читал каждый раз все от корки до корки, но стараясь как можно скорее дойти до смешных, пробираясь сквозь грустные. А ведь грустных рассказов там много. И хотя ничего со мной не было - ни сестренки, ни ребенка-отца - все ж казалось, что все это было со мной. Будто детство прошло, я его вспоминаю и мну эту книжечку в мягкой обложке.

"СИНИЙ КИНЖАЛ". Кто-то думает, что детям сегодня эту книгу понять не удастся ни завтра, ни в прочие дни. Это чушь. Тех примет эпохи, которых так много в рассказах, не было уже и тогда, когда я читал о жизни Дениса Кораблева, в начале двухтысячных. Те приметы эпохи - не главное в текстах. Главное - то, чего не изменит ни время, ни люди. Главное - чувства, что книжка в тебе вызывает. Вот "Синий кинжал" - он о чем? Там морали ведь нет (а ее-то и быть не должно). Там всего-то рассказ от лица первоклассника. Так чему он научит детей, этот "Синий кинжал"? А пусть он сам расскажет:

Рассказ:
- Не держи никогда зла.
Ребенок:
- Но меня ведь обидели.
Рассказ:
- Все равно не держи. Отпусти обиду как шарик.
Ребенок:
- Но меня ведь обидели.
Рассказ:
- Отпусти, не держи.
Ребенок:
- Ну а как же стоять за себя?
Рассказ:
- Ты не стой. Ты дальше иди. Ты хороший. И "враг" твой хороший, потому что не враг он тебе. Все хорошие, все забудут и дальше пойдут. А кто дальше не сможет пойти - тот тебе и не нужен.

3.
До каких-то глубоких выводов ребенок должен дойти сам. Его поучать не нужно. Как потом он будет читать "Карамазовых"? Великая литература не дидактична. А детская литература может, должна быть великой. Ребенку нужен не басен язык, а язык притчи. Великая литература началась с "Книги Иова" , которая точных ответов, прямым текстом сказанных, не дает. Невозможно прожить по лекалу. Даже детство должно быть свободным, свобода - прекрасно. И не нужно бояться: разлуки, печалей. Не нужно бояться того, чего принято.

"ДЕВОЧКА НА ШАРЕ". У Драгунского часто молчат. Это - самые сильные части. Когда вдруг завершается рассказ, и герои идут и молчат. Когда, кажется, должен хоть кто-то хоть что-то сказать. Но - молчат. Говорить порой незачем. Иногда лучше думать - так пусть каждый думает, пусть о своем. И пускай не узнаем их мыслей, безмолвных и кротких, но эти безмолвные мысли, возможно, и в нашем мозгу породят размышление. Это очень по-взрослому. Это в принципе взрослая книга. "Девочка на шаре" - в ней все: боль утраты и разочарования, ужас бегущего времени и сладкое чувство тоски по чему-то хорошему, что было давно, и уже не вернуть. И в такие моменты молчат и рассказ, и читатель.

Рассказ:
- Ну вот так как-то.
Читатель:
- ...
Рассказ:
- ...
Читатель:
- ...

Обратили внимание, как ребенок из "пьесы" вдруг превратился в читателя? Это он повзрослел. Эта книжка взрослеть помогает.

4.
Мы могли б продолжать представлять диалоги между книгой и читателем, потому что каждый денискин рассказ, даже анекдотический, располагает к таким диалогам. Но рассказов так много, что можно писать и писать, и закончить к субботе. Я же твердо уверен, что все эти рассказы читать обязательно - в детстве и после, лет через десять-пятнадцать-двадцать. Потому что без таких вещей, как "Друг детства" и "Рабочие дробят камень", как "Человек с голубым лицом" и "Белые амадины" будет гораздо труднее вырастить в себе доброе сердце.

И горько, все равно горько и грустно читать. Не потому, что у меня всего этого не было, а потому что все это было со мной в этой книге. И пугаешься вдруг: а что, если книжка такая приснилась? Открываешь, читаешь -нет, не приснилась. Стоит на полке. Живая. И светится!