Конкурс творческих работ №57 «Роковая ошибка»

Есть время….

Старый дом. Немного покосившееся окно. Светлые занавески. Облупившаяся краска. Полинявшие цвета. Стол у окна. Клеенчатая скатерть. Кружка. Тарелка печенья. И руки. Старческие руки, тонкая кожа, пигментные пятна. Тонкое серебряное кольцо, потускневшее от времени. Руки, сжатые в замок. Сухие. Поджатые в тонкую линию бескровные губы. Морщины. Суровый взгляд.

- Мама, я говорю тебе, он жив. Ты же знаешь, он далеко живет. У него семья, дочь, сын, три внука. Он работает, мать, ну сколько раз можно тебе повторять. Он не может приехать, может позже. Но не сейчас.

- Зачем ты меня обманываешь? Я же знаю он умер. Его нет на свете. Моего старшего сына больше нет. Почему вы не говорите мне, как он умер? Зачем обманываете. Я старуха, но я мать, я чувствую, он умер.

- Все бесполезно мам, ну почему ты не можешь поверить?! Вот смотри! Фотография! Смотри же, вот он, вот твой Сашка, а вот внучка его, смотри!

- Кого ты мне показываешь? Это не мой сын! Мой сын умер! Он умер!

Железная спинка кровати. Тяжелый запах. Стопка лекарств на старой тумбочке. Разноцветные коробочки. Затасканный облезший костыль у стены. Легкое тело почти не сминает простынь. Закрытые глаза. Бескровные губы. Морщины. Серое лицо. Старческие руки, одна поверх другой. Пигментные пятна. Тонкое серебряное кольцо, потускневшее от времени.

Светлая комната. Детский смех. Быстрый говор, переливчатая речь. Хриплый кашель. Сильные руки, обнимающие меня, гладящие мои светлые волосы. Голос моего отца. Руки моего деда.

- Пап, ты бы позвонил матери, она так хочет увидеть тебя. Дядь Коля говорит, что она так и не верит ему. Не верит тому, что ты жив.

- Я, да…Надо позвонить. Надо бы и съездить, тем более машина есть.

- Кристин, ты же не видела прабабушку Паню?

- Нет, деда, никогда, а где она живет?

- Да не так уж и далеко…

- Ладно, вот будет отпуск, тогда съездим.

- Я тоже хочу с тобой, дедуш.

- Обязательно, моя хорошая, обязательно.

Светлая комната. Тишина. Тиканье часов. Шорохи деревенского дома. Шорох ладони по бумаге. Черный телефон с белым ободком трубки. Хриплый голос. Сильные руки моего деда.

- Ты же знаешь, Коль, у меня работа. Ладно, ладно я приеду. Когда похороны? Хорошо, я успею.

Темная комната. Запах лекарств. Железная спинка кровати. Темная простынь почти не проминается под весом тела. Кровь на губах. Морщины. Серое лицо. Старческие руки, одна поверх другой. Пигментные пятна. Тонкая кожа. Темные вены. Слабые руки моего деда.

Темнота. Раскладное кресло. Теплое одеяло. Деревянный пол. Сквозняк и белые шторы. Тихий шепот за стеной.

- Она очень долго его ждала. Так и не смогла никому поверить, что он жив. Он был любимым сыном. Только рано уехал и так и не вернулся домой. Работа, ты же понимаешь. Сначала писал, потом звонил. Даже несколько фотографий прислал. Но она так и не поверила, что он живой, что все хорошо. Ждала его все время. Сидела за столом и ждала. А потом умерла, так и не дождавшись его приезда. Он только на похороны успел. Да, Коля очень обижался. Он ведь даже позвонить никак ей не мог, она быть хоть голос его услышала. Может поэтому он так быстро и сгорел. Мать так горевала по нему, не смогла перенести разлуки с сыном, с собой забрала. Ведь полгода всего прошло.

- Все может быть, но ты же понимаешь, это болезнь.

- Понимаю, конечно, понимаю.

Светлые волосы. Подушка в цветастой наволочке. Теплые слезы. Боль. Отчаяние. понимание.

Есть время жить. Есть время умирать. Есть время звонить. Есть время приезжать. Все должно случаться вовремя. Ибо некоторые ошибки нельзя исправить.

Это реальная история моей семьи. а конкретно история отношений моего дедушки и его мамы. Он так рано уехал из дома, женился, долго не был у матери, редко ей писал, звонил. Сначала не бывло времени, а потом не стало сил приехать и заглянуть ей в глаза. Она очень долго считала, что он умер и ее младший сын, который жил с ней, так и не смог ее переубедить. Она так никогда и не поверила, что ее старший сын, мой дед, жив. И умерев, она потянула моего деда за собой. Коненчо, это может быть совпадением. Конечно, это может быть выдумкой маленькой девочки. Но эта история не о том. Эта истои яо том, как важно найти в этой жизни время для родных. Матери не должны хорошить своих детей, тем более, когда те еще живы. Это страшно. Казалось бы, такая маленькая ошибка. Но с такими роковыми последствиями. Роковая ошибка нащего времени.

Вечная призрачная встречная... Неспроста я начала эту историю именно с этих слов. Об этом и многом другом Вы поймете чуть позже. Сейчас я хочу постараться донести до Вас всю суть дела. Наверное, сей факт не для слабонервных. Я не обещаю страшилок всевозможных... Нет. Здесь скорее всего работает именно страх жизни. Итак, начну...

В России в городе Калининграде жила девушка. Не знаменитая на весь мир (хотя девушка была знакома с некоторыми известными людьми города), весёлая, довольно-таки симпатичная, была авторитетна в своих кругах, жутко ревнивая, родными и друзьями любимая, иногда очень даже скромная. Казалось бы, это совсем не примечательные черты. Так можно говорить о многих. Но однажды случилось несчастье. Событие произошло 15 апреля 2010 года. Девушка получила инфекционную болезнь известную в народе, как реактивный менингит. Эта болезнь "съедает" человека за сутки. Шансов на выживание практически нет. Очень маленький процент. Каким образом она подхватила эту инфекцию, информации практически нет. То ли это действительно заражение, то ли это последствия переохлаждения головы. Наблюдая за фотографиями девушки мы заметили, что она не очень-то любила носить шапку зимой. Однако мы все же склоняемся к тому, что девушка заразилась от уже переносившего эту болезнь.
Имя Анастасия Червяцова разнеслось сначала по России, а потом и в других странах Мира буквально в одночасье. Сегодня мало кого встретишь, кто ответит: "Я не знаю о ней ничего!".
В Интернете молниеносно стали появляться видео памяти, группы, страницы, да и просто слова скорби Анастасии. Хотя друзья девушки и молили не разводить все это в сети - к сожалению, их просьбы были проигнорированы. Помимо слов скорби, памяти и сожалений, в Интернете не менее интенсивно появляются кричащие заголовки и статьи, переводить которые нам совсем не хочется. Суть в том, что среди скорбящих есть и так называемые люди, очерняющие память тех, кого уже нет с нами. Самой яркой личностью, которую все хотят обсудить - это именно Настя. Людей, которые чернят память умершего, в Интернете называют троллями - они не видят ничего святого. Мат и оскорбления - это их основной арсенал.
Как бороться с такими моральными уродами в сети:
1. Ни в коем случае не отвечать! Многие "защитники" умершего начинают вступать в такие диалоги, принимая на себя оскорбления, отвечая тем же. Это только провоцирует тролля, чтобы разозлить противника. Начинается перепалка.
2. При возможности, написать жалобу в администрацию сайта. Обычно таких пользователей тут же блокируют.

Сейчас по всему Интернету размещены фотографии Насти, очень большое количество песен было написано в ее память, много потрясающих видео, которые создавали друзья и просто люди, которым небезразлично чужое горе. Все это, конечно, хорошо, но, к сожалению, это принимают далеко не все. Мне очень горько наблюдать, как на каких-нибудь форумах и заброшенных группах памяти заливают грязью память Насти и сторонники вечной памяти продолжают вести дискуссию...

В одной из известных социальных сетей "Вконтакте" на сегодняшний день свыше 1000 групп Памяти, примерно столько же видео и несколько десятков страниц памяти.
О Насте говорят, ее биографией интересуются. Пытаются писать друзьям девушки, чтобы хоть немного узнать, чем дышала, кому в последний раз смотрела в глаза и как жила вообще. Иногда вопросы устрашающе. В группах пишут факты, выкладывают фото, выдавая их за эксклюзив. В этой трагедии люди пытаются увидеть странности: "Анастасия умерла на следующий день после Дня рождения мамы, умерла 15 апреля в 15 лет. У отца девушки в тот день почернел нательный крестик.". Все это бродит по Интернету. Нередко сторонники вечной памяти перегибают палку, когда пытаются подражать погибшей: делать аналогичные фото, выдавать ее за себя.
Мне кажется, в таком большом количестве группы не нужны. Девушку надо оставить в покое и помнить ее у себя в сердце. Это гораздо безопасней и логичней. Вряд ли эта статья остановит создателей групп, но если среди них найдется понимающий человек, будет очень хорошо.
Эта история - урок нам. Не следует рассказывать в рунете о том, что близко, что дорого, что может быть тут же оскорблено мерзавцем-троллем. Управы не найдете.

Наше общество еще не готово осаживать подобных мерзавцев. А жаль!

ПРОСТО КОРОТКИЙ РАССКАЗ
Она давно уже хотела это сделать, но так до сих пор и не решалась, хотя прошла уже почти вся ее жизнь.
Она много работала с железками и людьми, с бумагами и цифрами, но никак не могла позволить себе работать со словами… Она с ними просто дружила. Она не хотела писать о грустном, потому что грустного вокруг и так хватало. А писать о радостном она иногда не успевала, потому что на нее вновь накатывала грусть.
Но что-то внутри нее стучалось наружу. Стучалось давно и упорно. И однажды она сдалась этому, Тому, Что Было Внутри Нее.
Она написала рассказ. Она написала маленький симпатичный рассказ. Он был маленький и забавный, как беспородный дворовый щенок. Он был кудлатый, слегка чумазый, с заплетающимися лапами, но такой радостный, свободный и бесшабашный, такой любящий всех! При этом у него в глазах была видна неизбывная философская грустинка всех бездомных псов. И это придавало его глубоким блестящим глазам особую прелесть.
Но это был дворовый щенок, без стиля и породы, и даже без подобающего приличной собаке воспитания. То есть в самых неожиданных местах вполне могли оказаться сомнительные лужи, растрепанные ботинки, припрятанные кости.
Она полюбила этот свой маленький нечаянный рассказ. Он полюбился ее ближайшим знакомым, и они часто льстили хозяйке, похваливая ее любимца.
И ей захотелось, чтобы этот щенок-рассказ порадовал еще кого-то, и еще, и еще…
И она отнесла его туда, где было много серьезных людей и рассказов, где слова бурлили и наполняли словесным паром воздух.
Ее рассказ прочитал Тот, Который Знает, Как Надо!
Он сразу увидел, что ее щенок дурно воспитан, избалован, лает не к месту и вообще способен на лужу в самом приличном месте.
Это все Тот, Который Знает, Как Надо, высказал ей, возвращая рассказ.
Она несла своего любимца домой за пазухой, стараясь, чтобы на него не попали слезинки, чтобы его не растрепало ветром. А он так и норовил высунуть из-под ее полы то один, то другой краешек.
Вернувшись домой, она вздохнула и начала прививать ему хорошие манеры, наняла дрессировщика.
Щенок становился приличным и покладистым не по возрасту, он научился терпеть и не делать лужи, он сдерживал свой радостный лай, махал хвостом несравнимо аккуратнее, чем прежде.
Теперь он мог быть представлен Тому, Кто Знает, Как надо! Она погладила его, аккуратно положила в сумку…
И не смогла выйти с ней за порог. Потому что теперь он был не Тот, Кто Нравился Ей, а Тот, Который Не Нарушает Приличий.
Она вернулась, села за стол, и начала превращать его в Большую Кучку Мелких Обрывков.

Она никогда больше не заводила собак...

На горе, находившейся неподалеку от храма, медетировал монах. Первые лучи восходящего солнца медленно покрывали его оранжевое одеяние, образуя вокруг него некое подобие свечения. Монах осознавал приближение своей смерти, точнее смерти в нашем привычном понимании. Для него это был очередной виток череды бесконечных реинкарнаций, но в этот раз он окончательно решил погрузиться в нирвану. Более того, он сделал все необходимые приготовления, такие как отрицание своего эго, остановку внутреннего диалога и недельный пост. 
Он не почувствовал какой либо боли, эмоцию которую он испытал в момент смерти можно скорее охарактеризовать как дежавю. Привычная вибрация, знакомая многим людям практикующим медитации или внетелесные опыты, сменила сбивающийся и не постоянный ритм на равномерную пульсацию, чем то походившую на работающий двигатель автомобиля. Монах ощущал себя крутящимся вокруг своей и уже совсем не чувствовал своего физического тела, мощная волна теплой энергии пронзила и унесла его астральное тело, которое обрело полную гармонию и осознание, в космическое пространство. Никаких реинкарнаций, никаких реинкарнаций - повторял угасающий разум его прежнего тела.
Но сам он уже летел в бесконечном потоке калейдоскопических фракталов и в то же время находился на месте, он слышал всю музыку, все звуки мира и потрясающую тишину бескрайности. Он был всем и ничем. Яркая вспышка привлекла всеобъемлющее сознание своей безумной красотой. Она фонтанировала всеми цветами радуги и посылала мягкие вибрации. Он погрузился в нее, пораженный этим чудом.
Окутанный ее теплом и пульсацией он  вновь испытал странное, знакомое чувство. Почувствовав себя чем то материальным его , вдруг, охватил ужас. Только не это, снова...
Тишину кабинета разрезал надрывный крик новорожденного. Мальчик! - радостно известила медсестра обессиленную женщину. Заголовок лежащей на прикроваткой тумбочке газеты сообщал о смерти "сверхновой".

Одинокий силуэт у окна, скрещенные руки на груди... Безнадежная попытка согреть озябшую душу, была по детски наивна... Она стояла и безразличным взглядом смотрела вниз. На смену лета и зимы, на дождь и снега, на пестроту прохожих. Как давно все потеряло смысл, как давно не желалось жить! Все труднее было доживать новый день. Вся ее жизнь, некогда столь яркая и ослепительная, как путь горящей кометы в бездонности неба, ныне, была полна боли и тоски, полна жажды по тем кого уже не было рядом, в живых! Удар за ударом и вся судьба, как одна роковая ошибка тянулась долгой, тяжелой цепью. Сил уже совсем не осталось и некогда, сводивший весь мир с ума Цветок, осыпался красными лепестками...
Памяти Dalida-Je Suis Malade

Рыбки

Ночка выдалась беспокойная. Луна бродила по небу, заглядывая голубым оком в окна, будто искала кого-то. Лана переворачивалась с боку на бок, убегая от собственных снов. В конце концов, она устала мять постель, подняла тяжелое тело, нащупала ногами тапочки на полу, и тихо прикрыв дверь, прошла на кухню.
Запах любимого кофе лег теплым шоколадным мазком на унылое серое полотно этой ночи. Чайник слишком громко пыхтел и булькал, колдуя над водой, нож безжалостно вонзался в сыр, ложка предательски брякала размешивая сахар. Все казалось слишком громким и агрессивным, но только до первого глотка горячего бразильского друга.

Привычным движением Лана нащупала плед за спиной. Теплый, мягкий и по собачьи преданный, он укутал её, а руки согревал все тот же кофе. Лана смотрела на луну, мысли ее стремительно плыли, как стайка мелких назойливых рыбок, старающихся ущипнуть кусочек эпителий со ступней. Как не пыталась она отогнать их, все тщетно.

"Сегодня твой день рождения, мама… и день твоей смерти, папа… Надо поздравить одного и помянуть другого. Праздник с горчинкой… или нелепые поминки. Поэтому я сейчас далеко, мама. А телефон позволяет многое оставить за кадром".

Выдохнув всю эту стайку разом, Лана резко встала и пошла в ванную. Из зеркала на неё глянули уставшие глаза, а складка горечи вокруг рта снова вернула к мыслям.

"Тебе - уже и не 35, маме — не долго до восьмидесяти, папы — нет уже 8 лет.

Маленькой девочкой я всегда ждала папу. Ждала его милые букеты полевых трав, цветов и ягод, спрятанных под охапкой сена. Ждала конфеты и печенье — гостинец от лесного зайчика, появляющиеся всякий раз из глубоких отцовских карманов.

Неповторимую мелодию стука копыт, под аккомпанемент скрипа и бряканья колес, я узнавала задолго до приближения отцовской повозки к дому. Счастливая бежала к воротам, стараясь опередить его, и открыть первой. Эта картинка отпечаталась в памяти, как штамп: "БЫЛО".
Я тоже люблю полевые цветы, папа. Твои букеты неповторимы. Представляю, как по мужски небрежно, ты срывал охапки красивых трав, соединял их не глядя, и так вот, играючи рождалась легкая песня из запахов, красок и скромных, но совершенных форм. Я, так же как и ты, люблю землю, травы, леса и поля…"

Лана опустила лицо в ладони, наполненные холодной водой, желая распугать всех рыбок, встряхнула головой и снова взглянула в глаза той, что была в зеркале. Поток воспоминаний подхватил и понес её решительно в бурлящую реку, не оставив шансов для сопротивления.

"Мама, ты тоже ждала папу, только… по-другому. Не помню, чтобы он дарил тебе цветы, за то хриплые пьяные признания помню. И звучали они больше, как сожаление, в ответ на вечную критику. Он что-то глушил в вине, его не трезвая любовь сердила тебя еще больше.

И вообще, я не помню между вами чувств, тихой радости встреч, нежности в голосе и прикосновений. В доме все было: еда, вода, работа… и печка была…

Хорошо помню глубокую складку горечи на лице отца и твой всезнающий тон, прикрывающий какую-то боль, мама.

Наверно, были и светлые моменты в вашей длинной семейной жизни. Это ж надо почти полвека провести вместе. Но они как-то прошли мимо меня, то ли за их редкостью, то ли за запоздалостью моего появления на свет. Не думаю, что меня с трепетом ждали, если бы мальчик … может это и добавило бы смысла, а четвертая девочка — это не подарок.

Но я появилась, и я - не мальчик…"

Лана вышла на балкон поближе к хозяйке сегодняшней ночи. В лицо ударила свежая прохлада, а яркий свет луны немного пугал. Лана уже плыла вместе с рыбками, отдавшись на волю потока и не зная куда он ее приведет.

"Как жаль… Как жаль…

В тот день папа сразу оправдался передо мной, уже взрослой дочерью, давно живущей своей жизнью:

- Дочь, я тут сегодня немного «тяпнул» для смелости, хочу поговорить с тобой. — И, правда, он обычно пребывал в сумрачном молчании, запираясь в нем от всех претензий жизни. Я, знала, что это выход – молчать, быть «Му-Му», чтобы избежать контрольного слова.

Вино же развязывало ему язык, складка горечи давала совершенно определенный крен, по которому мы понимали, что папа выпил. А лицо его как будто пыталось отвернуться и не смотреть на постылую реальность.

Удивительно, но таким же становилось его лицо и в трезвом состоянии, когда он играл на баяне. Вдруг, с первыми нотами (которых папа не знал, но это не мешало ему быть великолепным исполнителем) лицо его менялось, как бы оставаясь без хозяина, звуки музыки, сотворяемой его послушными пальцами уносили отца в другую реальность. Но потом и пальцы предательски перестали его слушаться, замученные полиартритом, и баяна не стало – мама его сожгла в бане.

Тема беседы оказалась неожиданной и , как мне тогда показалось, бредовой.

- Ну что, поговорим?

- Для этого совсем не обязательно пить, я и так тебя выслушаю.

- Да разговор не простой, доча, поймешь ли ты меня? Вот я и решил, что так будет проще.

- Понятно… как всегда… ну да ладно.

- Я тут… у меня есть женщина, к которой я мог бы уйти… сил нет больше… Ты уже взрослая… поймешь. Что скажешь?

- Что за глупости, папа, ты на седьмом десятке, вы с мамой 40 лет вместе…

- Ты не понимаешь, я больше не могу… а вдруг получится…

- Папа, ты просто пьян, тебе надо бросать это дело, жизнь станет проще, ну ты же сам прекрасно знаешь, проходили не раз. Не позорь свои седые волосы, папа, просто не пей больше и все будет хорошо.

- Ну да… ну да…ну да ладно, доченька, ладно. – Папа растянулся в лучезарной хмельной улыбке, похлопал меня по плечу и вышел из комнаты, напевая что-то под нос, широко шагая и также широко размахивая левой рукой.

Всерьез я смогла воспринять этот разговор только через несколько лет, когда утром в день рождения мамы, обнаружили бездыханное тело отца, безнадежно висевшее под крышей сеновала.

Прости меня, папа, я люблю тебя!

Прости меня мама, с днем рождения!"

Небо светлело, луна бледнела. Рыбок больше не было, уплыли. Лана вытерла слезы и пошла искать затерянную телефонную трубку.

«Все дела при этой жизни,
способствуют Пониманию Последнего Вздоха и Выдоха.
Обретая Паузу Безделья,
Мы, Освобождаемся от всех дел,
Обжигаясь о Настоящую Свободу.
Понимая, что ВСЕ ДЕЛА бессмысленны,
точно так же, как и любое Безделье,
мы Открываем для себя Блаженство Истинной Радости,
без Пауз, без Вздохов, без Выдохов.
Мы перестаём существовать, не встречаясь со Смертью!
Мы, Обретаем Вечность, не надеясь больше на Жизнь!
Где ВРЕМЕНИ БОЛЬШЕ НЕТ !!!»
/ PLAN+TAGO /

"То, что с нами случилось,
является Закономерным Свидетельством и,
Закономерной Последовательностью
Растворившегося Самого в Себе Опыта Эволюции!"

Роковая Ошибка, как бы "наше Одиночество" – это Великая Стена и Последняя Преграда к Главному. Те счастливчики, которые приняли всё, как оно есть, автоматически превратились в живых мертвецов, предоставив в полное распоряжение Настоящим Одиноким Людям решать задачи о СМЫСЛЕ нашей Жизни. Некоторым из Одиноких, иногда всё же удаётся найти Дверь в той ужасной Стене и они со скандалом выходят вОН.
Они идут по улицам, по Площадям, мимо красивых и некрасивых зданий, мимо наглых «счастливых обывателей». Они выходят из городов и бегут по Бескрайним Полям в поисках Заветной Речки. Найдя Её, они избавляются от всех своих ненужных одежд, входят в Воду и смывают с себя всю Грязь, накопившуюся за Время Переходов. После, выйдя Сухими из той Сказочной Воды, они забираются на самую Высокую Вершину Мира и хватают само Небо за Бока. За ЭТО, Небо дарит им Свет Ясного Солнышка. Они смотрят на него Открытыми Глазами, широко разбросав в разные стороны свои Чистые Руки. Они превращаются в Сказочных Птиц и, отрываясь от Земли, летят в самое Пекло. Их Глаза наполняются Ярким Светом, и они просят друг друга:

«Только не закрывай Глаза!
Это Вход и Выход
нашей Неизбежной
Невозможной Любви!»

И вот Ярило входит в них, а они растворяются в Нём, оставаясь Нетронутыми. Эта Встреча становится одним Целым и светит со своей Недосягаемой Высоты на всех без Исключения. Отпуская Свет Встречи, Одинокие Белые Птицы падают вниз, в самые затемнённые места Вездесущей Жизни и, сгорают у всех на виду в своей Необъяснимой Яркости. Яркости, которая заставляет светиться и задумываться других о той Закономерной Последовательности, что привела всех нас к такому Безысходному Одиночеству, Имя которому – Жизнь Вечности.

Августовская вечерняя прохлада влажно ощупывает наши голые ноги и руки. Небо пунцовеет, становясь немым свидетелем теплых, по-девически невинных объятий и неловких поцелуев; закатное небо заливается кумачовой краской – кажется, этот же цвет щедро нарумянил мои щеки. Мы пьяны до эйфории летом, дурманящим ароматом сена, небом без конца и начала, протяжным стрекотанием насекомых, влюбленными глазами (глубокое море и изумруд) и собственной молодостью. Мы еще не знаем своей вечности, мы только ее предвкушаем.

…Проходит время. Оно сделало нас старше, но не состарило. Мы семья. Нет, у нас не было той веселой деревенской свадьбы с кучей гостей, дикой пляской «цыганочки» и громкими переливами гармоники, но зачем она нам, если мы все те же доярка и пастух, которые помнят свои августовские сумерки?

Мой дядя всегда был недобрым человеком. Казалось, зависть была основной движущей силой и топливом для его жизни. Он способен был приревновать любого, даже того, кто ему не принадлежал и над кем он не имел власти. Формальной, конечно, потому что власть у него была. Ведь зло всегда находит способы повлиять…

В доме моего пастушка висело ружье. То самое ружье, которое угрожающе занимает почетное место на голой стене над старым диваном. То самое, о котором на удивленные вопросы далеких родственников из города звучат фразы вроде «хорошо же смотрится», «оно все равно не заряжено» и «а мало ли? вдруг воры? чем тогда припугнуть?». То самое ружье, из которого стреляли в последний раз еще «при царе». То самое ружье, что разделит нашу жизнь своим гладким стволом на «до» и «после».

Мы сидим у печки и греем руки. Теперь зима, самая снежная и холодная зима за последние пять лет. Нам так хорошо вместе: мы смеемся и вспоминаем, как соседская собачонка прошлым летом забежала в наш огород, разрыхлила грядку и вытащила оттуда огромную морковину. Ее застали на месте кражи, и у нее была такая нелепая морда (застукали?), что ругать и прогонять ее никто не стал. «И зачем только морковь собаке понадобилась?» – смеемся мы снова. «А помнишь…»

Послышался топот тяжелых сапогов, дверь резко открылась и ледяной уличный воздух опахнул наши сгорбленные над печкой тела. Начатые слова так и не нашли своего завершения и остались навсегда в этом проклятом дне, как призраки, остающиеся искать свою недоделанную жизнь. Это был мой дядя: злой, выпивший, грубый. Он схватил меня за локоть и рывком стащил с табуретки, на которой я сидела. «Что ты эту шлюху пригрел у себя?! Нравится? Хорошо она тебя обхаживает?» Дальше ругательства, упреки, оскорбления. Я стою на том месте, на которое меня выбросила дядина рука. Сначала перестаю понимать, в чем причина ссоры, потом вовсе перестаю слышать происходящее. Мой пастух идет в комнату. Зачем? Через пару секунд он выносит оттуда ружье. «Ружье, ружье, ружье…» - вертится у меня в голове. Наконец я осознаю значение этого слова, и это вырывает меня с корнем и заставляет броситься на эту злосчастную палку. «Не надо, прошу тебя, не надо!» - кричу я изо всех сил. Мой пастух меня не слушает, он берет меня за плечи и толкает в комнату, из которой только что было вынесено оружие. Я падаю на пол от толчка, но тут же снова поднимаюсь, бросаюсь как львица, чтобы только выхватить смерть у него из рук. Поздно. Выстрелить – это не занимает много времени. Кажется, кровь закапала как раз над тем местом, на котором я стояла пару минут назад.

Картечь задела сразу несколько важных органов. Скорая помощь до деревни и в обычные дни добирается долго, а что говорить о холодной вьюжистой зимней ночи? Теперь не быстрыми движениями, но величественной поступью к нам заходит другой гость – Смерть.

Почти каждый день с местной почты отправляются посылки-передачи. Видеться нам не разрешают. Наверное, это не законно, но я об этом не подозреваю. Каждая ночь проходит в слезах и молитвах.

***

Через год посылки стали возвращаться. Письма становятся сухи и постепенно прекращаются. «Не люблю тебя больше, не пиши мне и ничего не присылай. Все, хватит, довольно я из-за тебя настрадался». Ты отвечаешь, ты удивляешься, ты ничего не понимаешь, ты пишешь «ты же помнишь тот августовский вечер?», но никто не отвечает тебе.

Только спустя много лет ты узнаешь, что один сердобольный доброжелатель, думая избавить вас обоих от тоски друг по другу, нашел способ сообщить твоему пастушку, что ты якобы виляешь хвостом перед каким-то новым пареньком, недавно приехавшим в вашу деревню из другой такой же поблизости. Почему он тогда поверил ему, далекому полуприятелю, никогда прежде особо не интересовавшемуся его жизнью?

Дни проходили как и прежде. Недавно приехавший паренек жил в деревне теперь уже больше двух лет. Ты давно заметила, что на деревенских праздниках, когда ты стоишь вдалеке у забора, кутаясь в шаль, и смотришь на танцующих, тихо улыбаясь чужому веселью, он стоит всегда неподалеку и так на тебя смотрит влюбленными глазами, что тебе отчего-то становится стыдно. В твой день рождения он приносит букеты полевых цветов, смущаясь на твое «не стоило». Ты замечаешь, но не видишь его. Нет, не видишь. У тебя другие заботы – маленькая дочка.

Но однажды выключатель с этикеткой «тоскую» – вечно горящий в твоей сердце подобно лампаде – вдруг перегорает. И ты не находишь ничего лучше, чем принести себя в жертву. Ты не находишь ничего лучше чем сказать «если ты разлюбил меня, то и я тебя разлюбила» (и не имеет значения, правда это, или нет). Ты не находишь ничего лучше, чем выйти замуж за того влюбленного краснеющего от твоего далекого опустошенного взгляда паренька. Ты не находишь ничего лучше, чем отомстить себе (и не важно, что тебе не за что мстить).

***

Прошло много лет с тех пор. Моя бабушка прожила со своим мужем всю жизнь и горько плакала на его похоронах. И насколько я могу знать по ее рассказам, вполне хорошо. Во всяком случае, она никогда не жаловалась. Мой настоящий дед, которого я никогда не знала даже по фотографии, по слухам, имеет свою семью и внуков. Моей бабушке за 70, она стоит на кухне и варит суп, наклонившись над кастрюлей. «Ты будешь смеяться, я ведь уже старая, но я до сих пор люблю твоего деда». Глаза у нее щипет, она вытирает их краешком полотенца. «Как парит!» - произносит она и накрывает кастрюлю крышкой. Но я-то знаю, что пар тут ни при чем.

Сладости и радости

Понедельник начинался просто отлично. Во - первых, я до сих пор испытывала радость от того, что в пятницу уволился всем вечно недовольный начальник нашего отдела, а также предвкушала, что на смену которому сегодня придет гораздо более приятный в общении и, я надеюсь, гораздо более симпатичный. А, во-вторых, секретарша генерального Ленка сегодня притащила собственноручно изготовленный в честь крестин племянницы торт “Наполеон”, кусочком которого я и собиралась насладиться в эту минуту.

Увы, но стоило мне только открыть рот, как дверь в кабинет распахнулась настежь, и показался наш генеральный. В Сергее Александровиче мы души не чаем, он нам отвечает взаимностью, но есть в его присутствии, на рабочем месте все-таки не рекомендуется. Прошагав на середину комнаты, душка генеральный радостно огляделся и воскликнул:

- Коллеги! Как вы все знаете, в пятницу нас покинул ваш бессменный в последние пять лет начальник, Иван Кузьмич, о чем вы все, не сомневаюсь, будете еще долго сожалеть. Тут он сделал паузу и подмигнул почему-то мне.

- Однако, без чуткого руководства вы не останетесь! Знакомьтесь, Андрей Юрьевич!
Тут он развернулся к своему спутнику, которого мы сначала не заметили, все еще маячившему в дверном проеме.

Серые глаза, светлые волосы, деловой костюм – симпатичный, но без изюминки, - подумала я и покосилась на кусок торта, стыдливо прикрытый папкой с проектом. – Будем надеяться, что сработаемся мы с ним лучше, чем с предыдущим.

Андрей Юрьевич, хотя и не так громогласно и радостно, как генеральный поприветствовал сотрудников проектного отдела, то есть, нас и попросил подготовить ему краткую справку по работе от каждого сотрудника.
Как только за ним закрылась дверь, я грустно вздохнула, откладывая мысль о “Наполеоне”, и открыла файл с отчетом по Туле. Минут через 20, составив краткую справку и отослав ее новому боссу, я все-таки решила снова попытать счастья с тортиком и уже поднесла вилку ко рту, когда дверь снова открылась. Между прочим, как и в первый раз, без стука.

- Марина, у меня к вам несколько вопросов по вашим разработкам, - начал он, шагнув к моему столу. Я еле успела снова накрыть злополучную тарелку папкой и приготовилась внимать. В принципе, разъяснения требовались пустяковые, но новому человеку, незнакомому еще со спецификой нашей работы, некоторые вещи действительно могли показаться странными.
Однако Андрей Юрьевич слушал невнимательно и все поглядывал куда-то мне за плечо. Кажется, он пару раз украдкой принюхался, не иначе, что-то заметил. Не хотелось бы сразу же испортить все отношения с новым руководством из-за нарушения трудовой дисциплины. Тут я поймала его взгляд и поняла, что уже секунд 30 мы оба молчим.
.
- Спасибо, Марина, теперь все понятно! – наконец-то отмер босс. - Что-то я туго соображаю с утра, наверное, мало сладкого съел на завтрак, вот мозги и не включились. Слышал, что глюкоза очень важна для умственной деятельности и роста организма, не верил, но видно, правда.

На что это он намекает? Чем это его моя умственная деятельность не устраивает? Или я, по его мнению, еще расту? Вширь что ли? Хам.

- Я совершенно с вами согласна, Андрей Юрьевич! – строго и, как мне казалось, по- деловому, ответила я. – У вас остались еще какие-то вопросы по моей работе?
- Вопросов больше нет, - бодро ответил шеф. – И приятного аппетита, - добавил он уже из коридора.
Понедельник больше не был таким уж прекрасным. Я злобно посмотрела на ни в чем не повинный кусок торта и решила повременить с ним до обеда.

Обычно мы ходим с девочками в кафе неподалеку, но сегодня я что-то увлеклась, и когда оторвала взгляд от монитора, в кабинете уже никого не осталось. Идти куда-то было неохота, так что я отодвинула папку в заветном углу и вытащила на свет свою утреннюю радость. Странно, но прежнего удовольствия я не испытала, а все новый босс с его взглядами, принюхиванием и двусмысленными высказываниями.

- Видно останусь я без обеда, - подумала я, поднимая тарелку над мусорной корзиной. – Зато фигура будет, закачаешься. А умственная деятельность у меня в любую погоду и на любой диете превосходная.
- Марина, что вы делаете? – в дверях стоял Андрей Юрьевич. И как он подкрался?
- Выбрасываю торт, - невозмутимо ответила я. С руководством лучше быть честной во всем.
- Вы, разве, не будете его есть?
- Нет. Я не хочу, а предложить и некому, - я обвела взглядом пустой кабинет.
- А мне, мне предложите? – как-то робко и с надеждой это прозвучало. – Я очень люблю “Наполеон”, моя мама его чудесно готовит. С заварным кремом. А этот с каким?
- С заварным, – глупо ответила я. Ничего подобного я от нового шефа не ожидала и даже как-то растерялась. Хотя вдруг это поможет нам наладить отношения и, чем черт не шутит, даже подружиться, так что я без сожаления протянула тарелку Андрею Юрьевичу.
Он взял ее, поблагодарил и так же бесшумно, как и появился перед дверью, растворился за поворотом коридора.

Вечером перед уходом с работы я снова столкнулась с ним, в лифте. Мы оказались там вдвоем, и, по-моему, оба ощущали себя как-то неловко.

- Как вам первый день? – спросила я, чтобы что-то сказать.
- Очень даже ничего, - начальник ответил так энергично, словно долго готовился и ждал только отмашки. – Отдельное спасибо вам за торт, Марина. Было бы очень жаль, если бы вы его все-таки выбросили. Вы сами пекли?

Посмотрев прямо в серые с желтыми крапинками глаза Андрея Юрьевича, я открыла рот и, почти не задумываясь, сказала:
– Да. Но, наверное, ваша мама готовит лучше.
- Мне понравился ваш вариант, я с нетерпением буду ждать повторения.

С боссом мы сработались, даже более того. В том, что автором торта была секретарша Ленка, я призналась только спустя 3 года и 3 неудачных и множество удачных попыток испечь “Наполеон” с заварным кремом. Правда, к тому моменту, это уже не имело значения, мы нашли много способов стимулировать умственную деятельность и помогать растущим организмам. Как хорошо, что я тогда так и не выбросила торт в ведро, ведь это могло бы стать роковой ошибкой.