Цитаты из книг — Чарльз Фрэйзер

— Слушай, жениться на женщине из-за её красоты — всё равно что есть птицу из-за её пения. Однако мужчины всё время ловятся на эту удочку.

Инман и раньше имел дело с цыганами и считал, что они кристально честны по отношению к остальному человечеству в своём нежелании скрывать, что никогда не упустят случая обмануть или украсть.

Аде казалось, что основную часть монологов, которые произносила Руби, составляли глаголы, все утомительные. Пахать, сажать, мотыжить, жать, консервировать, кормить, забивать.

И потом в какой-то момент разговора белый мужчина произнёс странную вещь. Он сказал, что когда-нибудь мир будет устроен так, что слово "раб" будет только метафорой.

Ада тоже лежала без сна. Её одолевали беспокойные мысли. Она думала о том, что Инман выглядит намного старше, хотя прошло всего четыре года, и он такой худой, мрачный и замкнутый. И тут же у неё мелькнула мысль, что и она потеряла свою красоту и стала загорелой, жилистой и грубой. Затем она подумала о том, что вот живешь…

Руби, похоже, всегда знала, где находится та или иная сторона света, и считала это настолько важным, что называла её не только когда указывала направление, но даже когда о чём-то рассказывала. Она обязательно упоминала, где произошло то или иное событие. Западный берег Малого Восточного притока, восточный берег Западного…

Говорят, Джорджию можно узнать сразу, потому что, кроме красной земли и ухабистых дорог, там и нет ничего. Мне жаль парня, — сказал он. — Ему так хочется попасть домой, а ведь он даже не знает, какой это отвратительный штат, из которого он родом. Если бы у меня был один брат в тюрьме, а другой в Джорджии, я бы сначала…

Когда Монро был жив, ей приходилось заниматься делами не более трудоёмкими, чем проверка банковских счетов, абстрактных и не связанных с чем-то реальным. Теперь, когда появилась Руби, все действа, связанные с едой, одеждой и кровом, были неприятно конкретны, заниматься ими надо было немедленно и всё это требовало усилий.

Теперь, узнав, что тот слеп от рождения, Инман жалел старика: кого ему ненавидеть за то, что с ним случилось? Какой должна быть цена за то, чтобы не иметь врага? Кому мстить, как не себе самому?

Можно так погрузиться в горечь и злость, что никогда не сможешь найти дорогу назад. Нет ни карты, ни путеводителя для такого путешествия.

Ада подумала, не утратит ли литература для нее интерес, когда она достигнет такого возраста или душевного состояния, что ее жизнь пойдет таким уверенным путем, что то, о чем она читает, перестанет казаться ей столь значительным, так как она уже не будет рассматривать содержание книг как варианты своей судьбы.

— Так вы никогда ничего не видели? — решил уточнить Инман. — Нет, так уж случилось. — Что ж, — заметил Инман, — для человека, которому досталась лишь крупица от того, что он мог бы иметь, вы выглядите очень спокойным. — Может, было бы хуже, если бы я увидел мир и тут же его потерял. — Может быть, — отозвался Инман. — А…

На её лице были вытатуированы две змеи, их тела вытянулись волнистой линией вдоль её щёк, а хвосты завивались кольцами в волосах у висков. Их головы были расположены друг против друга в углах её рта, так что, когда она говорила, змеи тоже открывали рты, и казалось, что и они рассказывают ту легенду.

Бессмысленно думать, как можно было бы провести эти годы, так как он провёл их хуже некуда. Теперь их уже не воротишь. Можно бесконечно горевать о потерянном времени и о том, чего не успел сделать. Об умерших, о том, что потерял сам себя. Но как говорит мудрость всех эпох, мы совершаем поступки не для того, чтобы горевать…

Она ощутила сладковатый запах дыма и подумала, что высшим мастерством в постижении деталей этого мира будет способность определить вид дерева по запаху его дыма.

«Бог не позволяет нам помнить самые горькие подробности пережитого страдания, — это знак Его милосердия к нам. Он знает, что именно мы не можем вынести, и не дает нам снова возвращаться к этому в своем воображении.»