Проклятие английскости: почему английский триллер – это черная комедия

«Особый сорт английского злого умысла, основанный на классовых и искаженных моральных устоях»

«Здесь, в Америке, просто нет рынка сбыта для твоей книги, — сказал мой нью-йоркский агент. — К тому же, я ожидал триллер, а получил очень английскую черную комедию».

Мой агент отказывался от моего последнего детективного романа «Горячая вода». Агент он очень хороший — безжалостный, честный, харизматичный… И обычно всегда прав.

«Я осилил только половину, потом бросил чтение». На этот раз он говорил уже о моём эпосе «Нога на короне», на написание которого у меня ушло десять лет. «Это слишком приземленно, только для хм… самых деликатных американских редакторов».

«Все, наверное, очень плохо, если твой собственный агент увольняет тебя, — сказала моя подруга Дебора. — Почему ты не пишешь то, что можно там продать?»

Я обдумал идею. «Не уверен, что даже знаю их рынок сбыта».

«Может быть, они ожидают, что ты будешь менее англичанином».

«Но я не особенно англичанин, — соврал я. — Я европеец. Или, по крайней мере, был бы им, если бы Британия не вышла из Евросоюза».

«Ты, — она ​​похлопала меня чайной ложечкой по запястью, — самый английский англичанин из всех, кого я знаю».

Так мне впервые стало известно о Проклятии. Под звук чайных чашек. Если быть точным, под их бесконечное позвякивание.

Когда я в детстве слушал английское радио, звуковые эффекты непременно включали в себя бесконечное позвякивание ложки в фарфоровой чайной чашечке. Английские персонажи выходили и входили, но в основном они оставались дома и пили чай, даже в самых ужасных и реалистичных инсценировках про убийства. Наши сюжеты разворачивались в маленьких комнатках. Ах, это так по-английски: аккуратные домики, ненастная погода…

Агата Кристи была особенно одержима описанием входов и выходов из дома.

Это была прекрасная старая библиотека с ещё одной дверью, ведущей к ухоженным теннисным кортам...

И поскольку у нас в Англии не принято направлять пистолеты друг на друга, наши вымышленные убийцы обычно отказывались от огнестрельного оружия в пользу кастрюлек с отравленным чатни или наэлектризованных ванн. А сбегали они, не оставляя отпечатков ног, и двери за собой закрывали с помощью веревки.

Когда так много времени находишься внутри своего мира, неудивительно, что хочется писать о сложных способах кого-то убить. Наши детективные романы могут быть такими домашними, но определенно не «уютными», а концовки мрачны, убийцы достойны восхищения, жертвы заслуживают своей судьбы.

Мы мастерски описываем особый сорт английского злого умысла, основанного на классовых и довольно искаженных моральных устоях. Вы найдете это в романах Мартина Эмиса и Джонатана Коу, в «Какое надувательство! » («What A Carve Up!»), где трагедия мести разделяет Британию fin de siècle ( «Британию конца века», фр.), взрывая ее до небес.

Это есть в горькой, невозмутимой прозе Бэрил Бейнбридж и в персонажах романов Кейт Аткинсон, которые говорят так, словно откусывают нитку от иголки. Это заполняет все oeuvre ( «творчество», фр.) Мо Хайдера, чьи криминальные романы погружают вас в клаустрофобию неизбежной тьмы.

В нашем общем с Америкой языке всегда был один пробел. Как-то читатель из Техаса отказался от моих романов про Брайанта и Мэй, потому что они были «написаны на глубоко английском языке».

«Глубоко английский язык» — это как раз то, что я не могу исключить из моей работы. Технически я кокни, абсолютный лондонец, один из последних, родившихся под звуки колоколов церкви Сент-Мари-ле-Боу. Сейчас там уже нет родильного отделения во всей округе. За два столетия моей семье не удалось переехать дальше чем на пятьсот ярдов от того места, где они начинали.

Мы — островная раса, чье изолированное литературное развитие привело к необычному мышлению. Хотя наша нация настолько близка к Франции, что, когда я нахожусь на побережье, мой телефон переключается на французского провайдера.

Для тех из вас, кому не повезло поздно родиться, здесь три пункта нашей Проклятой Английскости:

1. Все, конечно, начинается с норманнов.

Французский стал языком монархии, благодаря ему мы получили около 10 000 слов, в то время как английские крестьяне смогли придумать только простые звукоподражательные существительные, как «корова», например. Двухуровневый язык не мог не вызвать проблем. Слова были силой, которую Шекспир использовал в качестве оружия. Если вы находите Шекспира сложным — попробуйте «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь». Это одна из старейших сказок Британии, она до смешного сложна, потому что ее текст не только наполнен внутренними рифмами, подобными рифмам Стивена Сондхайма, но и написан на среднеанглийском языке — на непереводимом и недолговечном диалекте Мидлендс.

2. К началу восемнадцатого века сатирик Джеймс Гилрэй с удовольствием (и безнаказанно) высмеивал британского премьер-министра в печатных изданиях. Мы высмеивали наши социальные нравы за самодовольную самоуверенностью безжалостных колонизаторов. Наши авторы уже научились подшучивать над читателями, что может засвидетельствовать любой, кто поднялся на Эверест романа Л.Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» .

Британская литература отточила свою остроту за время Первой мировой войны, появились новые элементы иронии, насмешки и висельного юмора. Романы Ивлина Во безжалостно насмешливы, но за остроумием скрывается воющая тьма, которая в романе Черная напасть  заканчивается совершенно логичным актом каннибализма. Убийство становится социальной faux-pas («оплошностью», фр.) наравне с грамматическими ошибками.

3. После Второй мировой войны смерть таилась на страницах даже самых консервативных английских романов.

По мере того как утвердился секуляризм, стало обычным делом исследовать рискованные темы и говорить о том, что невозможно выразить словами. В 1950-х годах можно было снять семейный фильм о британской школе для девочек, приобщенные к сексу ученицы которой продаются арабским шейхам. Среди авторов секуляризма были Д. Б. Уиндхэм Льюис, поэт-лауреат Сесил Дэй-Льюис и Бертольд Брехт. Секуляризм по-прежнему популярен сегодня.

Английскость продавалась хорошо. Комбинация ужасной бойни и сухого юмора оказалась неотразимой. В 1930 году группа британских писателей детективов сформировала «Клуб расследования», в который вошли Агата Кристи, Дороти Л. Сэйерс и баронесса Орчи. Недавно и я присоединился к столь уважаемым именам на церемонии, которая включала ругань на черепе при мерцании свечей. И благодаря всему этому мы пришли к тому, что простая позвякивающая чайная ложечка может угодить кому-нибудь в глаз.

Проклятие Английскости состоит в том, что мы не можем перестать быть такими английскими. Эти осуждающие взгляды и высокомерные замечания по-прежнему исходят от высших классов, которые совершенно не замечают снижения своего положения в мире.

Каждый раз, когда мы открываем рот, Проклятие пробуждается. Конечно, вряд ли кто-нибудь назовет зонтик «бомбострелом», но наш язык настолько приправлен особенностями, что только Ли Чайлд умудряется писать, как американец.

В теории процесс публикации по обе стороны Атлантики должен быть одинаковым, но думаем мы неодинаково. Линией разлома стало ​​дело Эй Джей Финна; американские редакторы нанимают сотрудников лишь после проведения судебно-медицинской экспертизы, а также после полной проверки их полномочий и биографии. (Дэниел Мэллори, американский редактор и автор, который пишет под именем Эй Джей Финн, привлек к себе внимание в 2019 году за то, что много лгал о своем прошлом, чтобы оправдать личные недостатки и незаконно продолжить свою литературную работу и карьеру — прим. пер.)

Мы же просто хлопаем по спинке стула и говорим: «А ты хороший парень. Ты мне нравишься».

Случайный герой, герой поневоле — традиционный британский персонаж, принятый не в том месте и не в то время.

Полузабытые авторы, такие как Памела Бранч и Эдмунд Криспин, позволяли изобретательности и сарказму брать верх над развитием действия в романе. «Деревянное пальто» Памелы Бранч — это 190 страниц, наполненных отклонениями, праздными и бессмысленными разговорами. Детектив в романе Криспина фактически забывает, что расследует.

Наши вымышленные герои эмоционально задушены. Смущение, снобизм и стыд — вот обычные мотивы для убийства. Просто удивительно, что Бэзил Фолти не стал серийным убийцей. (Бэзил Фолти — главный герой британского ситкома 1970-х годов «Фолти Тауэрс», циничный мизантроп, сноб, отчаянно стремящийся принадлежать к более высокому социальному классу  — прим. пер.)

Хотя многие американские криминальные романы могли бы прекрасно существовать без диалогов — тут я невольно вспоминаю Кормака Маккарти — английские персонажи редко замолкают. Когда дело доходит до преступления, мы предпочитаем спорить, а не договариваться. Поэтому британцы никогда не снимали достойных боевиков.

Если это британский шпионский роман, то в нем мужчины среднего возраста спорят о чем-то в унылых офисах. Если детективный роман, то все интересное будет происходить в гостиной, а не в тюремной камере. Или на деревенской главной улице, а не в тупиковом переулке. Во многих случаях действие как таковое останавливается, чтобы расследующие преступление могли насладиться обсуждением совершенно не относящихся к делу предметов и явлений.

Таким образом, сама загадка становится повозкой для багажа всех видов и размеров.

Это должно глубоко расстраивать американских критиков, ведь если нет дальнейшего действия, то сцена не нужна. Но без драк и погонь скучно писать и нудно читать. В британском детективе важнее поединок ума, чем оружия. Если роман отклоняется от своей темы, имеет ли это значение, если написанное нам нравится?

Литературный критик Эдмунд Уилсон не мог читать Марджери Аллингем не потому, что она плохая писательница, а потому, что ее книги полны Английскости, их нужно было тщательно «распаковывать».

Мы любовно наполняем нашу прозу секретами. А почему бы и нет, когда книга становится вашим компаньоном?

Непонимание между вашей и моей страной происходит где-то в Атлантике. Американские герои преступлений намного инициативнее и целеустремленнее. Они терпят ужасные невзгоды перед искуплением, они утверждают правила преступления от братьев Джоэла и Итана Коэнов — невиновные должны пострадать, виновные должны быть наказаны, а чтобы быть настоящим мужчиной, вы должны почувствовать вкус крови.

Британский эквивалент — вы должны страдать, слегка раздражаться и наливать себе еще одну чашку чая.

Кристофер Фаулер (Christopher Fowler)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ