4

Дочитала я книгу, села, значит, на кухне подумать. Почему на кухне? А где как не на кухне-то? В окружении печенья, салата оливье, запеченного мяса, макарошек, котлеток, булок, свеженьких помидоров, огурцов, редиски, сыра, пива, вина и компота? Желудок правит миром и мозгами. На голодный желудок в голову лезут лишь мысли об убийстве. Ну и о еде. Так вот, села я. Налила себе пива холодного, аж стакан запотел. Нарезала сырку солененького. И стала размышлять. Рецензию писать надо, говорят. Судить ее потом будут, говорят.

Глотнула я пивка и головой покачала. А что судить-то? Дед мой еще любил говаривать, мол, у каждого свой улей мыслей в голове и пчелы там живут разные. Дед мой вообще был заядлым пчеловодом. Да в городе жил этом окаянном, на службе государственной служил бухгалтером. И только на выходных в деревню ездил к пчелам своим любимым. Да все время про них думал. Сидит, бывало, на работе, отчет месячный составляет, а компьютеров не было тогда, работа была скурпулезная, нервная. Так вот, сидит, значит, дебет с кредитом свести пытается, а в голове только мысль о том, что надо бы новые ульи сбить да покрасить поярче как-нибудь, чтоб каждый знал, что здесь пасека деда Ивана. Еще бы новую шляпу с сеткой купить, а то старую кот соседский подрал, поиграть ему, видите ли, захотелось. А у него пчелы молодые да задорные, ох охочи до охоты на человека! Дед Иван, конечно, был умелым пасечником, но в бухгалтерии долго не задержался. Говорят, в одном отчете он вместо рублей везде пчел приписывал. А служба-то государственная, вот никто и не оценил. И уехал дед из этого города злого в деревню свою.

Так о чем я говорила? Ах да, пчелы разные живут у в голове и нечего всех пчел по своим мерять. Это старая дедовская мудрость. Правда, дед мой на старости лет совсем на пчелах помешался да в лес ушел. Там построил себе небольшой деревянный домишко, перенес туда свою пасеку и жил там, пока однажды сельхозсовет не разозлился и не засадил его в дурдом за непослушание и отказ платить налоги на деревья.

Тут я хлебнула еще пивка и стала думать, что писать. Встала, сходила в комнату, забрала оттуда ноутбук и опять пришла на кухню. Мозги у меня тут лучше работается, я уже говорила. Хотя в комнате у меня стол хороший стоит, за таким столом не стыдно дела делать. Его еще брат моего деда делал. Хороший мужик был, на все руки мастер. Да, говорят, любил уж очень винцом причащаться. Нет, ну оно-то понятно, кто ж вино не любит, но негоже вино и работу совмещать. Однажды делал он набор для столовой — стол и четыре стула. Ну и выпил чуток, чтоб веселей было. И так ему весело стало, что стол волной пошел, а стулья все разных размеров получились. Да еще и ярко-розового цвета. Ну а заказчик у него дама была в возрасте, богатая и какая-то смурная. Не поняла она шутки и веселости деда Мартына, разозлилась, всему городу разнесла новость, что с ума сошел столяр и нечего у него мебель заказывать, а то настругает вместо шкафа свинью.

Так, ну вот села я, открыла ноутбук и стала читать рецензии, что до меня люди писали. И так прониклась! Сидела и поддакивала почти каждому слову. Пару раз, конечно, погрозила кулаком в монитор, но то не считается. Закрыла ноутбук и опять задумалась. И что писать, когда и так все сказано? И что Караман не прям уж положительный герой, а ленивый, обжорливый, нагловатый шалопай. И что колоритно повествование. Что юмор и что ирония и самоирония. И что книга похожа на длинный-длинный грузинский тост, в конце которого мы все-таки выпьем за семью и за детей, потому что дети — это смыл жизни нашей. Что книга эта, хоть и своеобразный, но гимн жизни — непостоянной, строптивой, то доброй, то жестокой, то смешливой, то слезливой. И что идти по этой жизни нужно, принимая ее вот такой вот разной, и любить ее нужно вот такой вот разной, ибо одна она у человека и нету больше.

Ну так что? Что-то еще добавлять? Как говорила моя прабабка, зачем зря толченное в ступе там же опять толочь. Там и до трухи дотолочь можно, а труха никуда негодна, ни в одно хозяйство ее не пристроить. А прабабка моя Настасья знала, что говорила, потому как была она знатной кулинаркой и могла из ничего такой стол накрыть, соседи слюнками обливались да пальцы свои обгрызали! А все потому что была она цыганкой настоящей, все детство с табором по деревням разным ходила, в вагончике жила и не понаслышке знала, что значит, когда есть нечего или есть чего, да опостылело уже. Прадед мой ее тогда у табора увел, убежали они, долго в лесах скрывались, нашли их потом, конечно, но любовь уже ничем было не отменить, да и бабку мою тоже, коль она уже в животе зародилась.

Так вот, что переливать из пустого в порожнее, подумала я, допила пиво, доела сыр, вспомнила дядьку своего Николу, который говаривал, что раз уж решение принято, то про него и про дело это забыть можно, зачем голову захламлять. Занятный, кстати, дядька был, но пиво закончилось и вообще, зачем я на кухне оказалась? Ну да ладно, пойду-ка я в игру поиграю, как раз недавно скачала.