4

Одна за другой, незаметно и даже тайно, большая часть книг Сары Уотерс просочилась в список прочитанного, и осознание этого пришло вот только сейчас, по прочтении Fingersmith. Устрицы, блеск и скитания Tipping the velvet, сырость и неласковость недолюбленных в The little stranger, возвращение к жизни после войны и предательств в The night watch — обо всем этом я вспомнила только сейчас, сев писать про Сью и Мод. Был, скажу в сторону, мини-сериал, увиденный раньше других экранизаций Уотерс, и несмотря на хорошую постановку и увлекательность сюжета, все повороты последнего за несколько лет успели забыться полностью.

Спойлерс.
Нет, правда, полностью. Начав читать, я — честное слово — была уверена, что Сью и Джентльмен обманут Мод, отправят ее в сумасшедший дом, а потом Сью раскается и вытащит ее оттуда. Со сценой спасения а ля героический Уолтер Хартрайт спасает Лору уже-не-Фэрли. Поэтому чтение захватило настолько, что подумать о сокровенном «что хотел сказать автор» времени не было — легкая книга для разгрузки, с увлекательной викторианской бытовой чернухой, ну как в Лепестке. Но постоянно на краю сознания мерцал маячок, что не все так просто.

Дело отчасти в аллюзиях на все подряд любимые викторианские романы, сходство с которыми достигалось за счет совпадений не столько сюжетных, сколько интерпретативных. Возьмем «Джейн Эйр», которая, как ни крути, первой приходит на ум при мысли о литературных викторианских сумасшедших. А сходство именно в этой части, там, где про сумасшедших, оказывается минимальным — и лечебница густонаселенная тебе вместо чердака, и обе женщины ну не те, и мотивы у супруга странные, и зовут его иногда мистер Риверс вообще. Но книга на ум приходит не зря, потому что окончание Fingersmith, блин, один в один «Джейн Эйр»: обретя независимость, ГГ наконец оказывается действительно равной ГГ№2, которая к тому же немного потеряла в своем статусе небожителя, и отчасти именно поэтому ГГ приезжает в заброшенный и забытый дом, выслушав трагическую историю по дороге туда, находит ГГ№2, несколько занятных сценок доказывают их равенство и способность выносить друг друга for ever and ever, куда они потом и направляются рука об руку. Если сюжетное сходство еще как-то протаскивает тебя лицом по гравию, потому что писать порнографические книжечки не совсем то же, что отрастить густую бороду и нуждаться в расчесывателе, то совершенно без натяжек и не против шерсти принимаешь как одинаковый прием статусное/психологическое уравнивание героев, без которого — к чести Шарлотты, кстати, - в обеих книгах хеппи энд был бы невозможен.

Викторианские сумасшедшие, конечно, тоже не красоты ради вставлены. Сью настолько не Лора Фэрли и не Энн Кэтерик, что ужасы ее заключения в сумасшедшем доме и побег оттуда выглядят откровенной насмешкой над Уилки Коллинзом. Сью физически не приемлет этого заключения-ограничения-обмана, в отличие от Берты или Лоры, она если и не современный персонаж, то современно истолкованный, иными словами не викторианская сумасшедшая, а настоящая madwoman in the attic, про которую написана здоровенная книга. По сравнению с ней Мод даже с ее psychosexual drama и головокружительными преступлениями канонов вызывает меньше интереса. Сью полноправно выходит за рамки литературные, поэтому она — главная героиня книги, а Мод — героиня и творительница только своей жизни, хотя и невероятной. Сью куда более ошеломлена тем, что открылось, когда, мнэ, темницы рухнули, причем вместе с четвертой стеной рухнули все остальные. Нас бы это тоже ошеломило, ага. Поэтому она действует, не заглядывая слишком далеко. Сначала прийти в себя. Потом поискать Мод. Потом — кто знает.

Дальше...

Мод, осознав, кто она такая и что может (вокруг нее все еще рамки ее мира, как вокруг нас — рамки нашего), почти логично выбирает линию поведения и живет себе спокойно. Ее история — маргинальное весьма, но такое классическое становление персонажа. Сравните изначальное ее

I have surrendered myself to Richard's plan, as I once gave myself to my uncle. The plot, the flight— they seem fired, now, not so much by my wants as by his. I am empty of want. I sit at my supper, I eat, I read; I return to Sue and let her dress me as she likes, take wine when she offers it, stand at the window at her side

- с поразительным:

'To find you here, all on your own, writing books like that?
Again, she looked almost proud. 'Why shouldn't I?' she said.
I did not know. 'It just don't seem right,' I said. 'A girl, like you— '
'Like me? There are no girls like me.'

в конце.

Хотя Сью и Мод уже создают гендерный перевес среди персонажей, интересные второстепенные находятся среди мужчин и женщин. Джентльмен, Чарльз и Джон Врум выписаны не хуже миссис Саксби и Неженки-Дейнти. Ну то есть тут сложнее немного. Большую часть времени они ведут себя как немного очеловеченные второстепенные персонажи Диккенса — яркие, но важные какой-то сюжетной деталью из прошлого, которое еще выскочит на главных героев, и какой-то одной характерной чертой. Так можно было бы отмести всех, кроме миссис Саксби, но каждый из них по очереди тронул, удивил или заставил к себе приглядеться одной-двумя сценами.

На важность миссис Саксби в самом начале был жирный намек. В книге, где нет — это почти сразу становится понятно — добрых людей, есть только те, кому выгодно с тобой сотрудничать или на тебе нажиться, целый один человек проявляет ангельскую заботу сначала о Сью, а потом — тут забота приобретает зловещий характер — и о Мод. Чем дальше читатель углубляется в предательства, тем больше все эти признания «я почти сделал трудный, но правильный поступок, но потом все-таки не сделал, ну потому что они же все гады вокруг!» напоминают, что в начале книги с кем-то что-то было ну очень не так. Запутанность интересов и привязанностей миссис Саксби и была тем самым особенным узлом, который палачи повязывали, вешая дам.

Неженка всю книгу пробыла дверью, о которую поочередно ударялись со всего разбега лицом то Сью, то Мод. Надо же было придержать до конца хоть что-то, что показывает в ней живого человека — небольшую историю из ее прошлого. Когда Сью не может открыть сверток вещей, оставшихся после миссис Саксби, Неженка наконец становится объемной:

'Dainty,' I said, 'I don't think I can.'
She put her hand over mine.
'I think you ought to,' she said. 'For me and my sister was the same, when we got our mother's bits back from the morgue. And we left that packet in a drawer, and wouldn't look at it for nearly a year; and when Judy opened it up the gown was rotted through, and the shoes and bonnet perished almost to nothing, from having gone so long with river-water on them. And then, we had nothing to remember Mother by, at all; save a little chain she always wore.— Which Pa pawned, in the end, for gin- money . . .'

Да и то, как после нескольких лет неприязни к Сью она верно ухаживала за ней во время болезни, говорит про общность, чувство родства к существу одного пола, статуса, почти что профессии, ну и одного горя тоже. С миссис Саксби обе девушки эту общность имели, с Мод Сью его иметь не могла почти до конца, Неженка с Джоном тоже.

Джентльмен... Джентльмен так умирал, так боялся, так цеплялся, что злости на него не осталось. Хотя эти «боялся-цеплялся» могли бы вызвать презрение у нас, прекрасно знающих, что мы и на эшафот взойдем с гордо поднятой головой и напоследок бросим в толпу оскорбление тирану, так вот, презрения смерть Джентльмена не вызывает, его становится жаль, но не снисходительно жаль. Мне хотелось за руку его подержать.

Его великолепное прозвище одновременно находка и провал. Провал — потому что недолго нужно думать, чтобы сказать: вот Уотерс мужененавистница, сделала мужика главным злодеем, беспринципным и без оправданий хоть каких, да ведь и назвала его так, что негодяйства одного человека переносятся на всю мужскую часть целого класса. Вообще, конечно, некий перенос есть, но скорее перенос части вины с человека на образ того самого викторианского джентльмена, в котором человеческая сущность была незначительнее, чем пропасть между искусственно созданным образом и реальностью. Как один из членов книжного клуба мистера Лилли — есть книжный клуб и магазин, а есть семья, и между ними пропасть лицемерия. Джентльмену, то есть Ричарду Риверсу, то есть Ричарду Уэллсу, то есть Фредерику Банту, тем тяжелее с этой двуличностью, что он и не джентльмен вовсе, а лишь маску надел, прибавив к своей не особо добродетельной натуре новые неприятные черты. Я за него при этом не заступаюсь, ибо мудаком быть не нужно, джентльмен ты или вор, леди или надзирательница в сумасшедшем доме. Поэтому Джон Врум например мне тоже неприятен — он так же хнычет в критической ситуации, как остолоп Чарльз, но ведет себя сволочно.

В мини-сериале часть этих углов смягчили. Конечно, довести до того, что Ребекка сама головой ударилась, создатели не решились, но очень многие акценты смазали — некоторые из-за продолжительности серии или ритма повествования, некоторые чтобы представить Сью и Мод в чуть более выгодном свете. Все же любовная история, большая часть которой строится на взаимном предательстве, не всякому читателю и зрителю будет близка (или будет близка, но тем и неприятна).

Еще на экране гораздо меньшую ценность имела структура книги. Там и там перемежались крупные эпизоды от лица то Сью, то Мод. Прием это довольно обычный, но именно в тексте Fingersmith у него проявилась очень оживившая книгу ритмическая особенность. Первая часть от лица Мод закончилась сильно позже конца первой часть от лица Сью — когда повествование обратилось к Сью, по хронологии пришлось возвращаться назад. Таким образом каждый раз при смене рассказчика происходил небольшой откат назад, который уже к третьему повторению напомнил волны у берега моря.
Не могу утверждать, что другие прочитанные книги у Уотерс хуже или мельче — вполне вероятно, что их литературная ценность прошла мимо по невнимательности. Tipping the velvet показался сконцентрированным именно на сексе и викторианской экзотике, The little stranger на атмосфере угасшей и разложившейся эпохи, The night watch я уже и не соображу на чем. Как книга того же автора может настолько из этого ряда выбиваться — не знаю. Пока так кажется, но, что-то подсказывает, ошибочно.