3 «Но гражданская война — не война. Ее правила иные, в ней решительность и натиск — все.»

«— Поздно, — сказал я. — Армия погибла. У нас толпа, опасная для нас и безопасная для неприятеля.»

Больше десятка страниц с пояснениями, больше похожими на «помощь» читателям осознать со всей определенностью тот, якобы неоспоримый, факт, что Краснов и иже с ним сплошь трусы, предатели народа и так далее. Кроме этого, к каждой главе много редакторских сносок с такими же пояснениями. Словно книга, составленная из нарезков разных мемуаров, предназначалась для неспособных мыслить школьников младших классов. Но если не обращать внимания на все эти мелочи, то Краснов предстанет перед нами совсем не тупым, и уж вовсе не кровожадным офицером. Он посвятил военной науке сорок лет своей жизни и никак не мог понять, откуда вдруг взялось столько оптимистически настроенных людей, верящих в то, что можно победить немецкую армию путем бросания винтовок. Основной удар большевистской пропаганды пришелся на молодых солдат-казаков, в возрасте от 21 до 30 лет. После соприкосновения с тылами, казаки напялили на себя алые банты – признак любого «майдана» - и перестали оказывать уважение и слушаться офицеров. Теоретически, все что делали эти недалекие слушатели голоса Ленина, выглядело похожим на поступки первых игроков в христианство. Вот только была огромная разница между этими группами. Если на берегах Тивериадского озера можно было играться в всеобщую любовь вполне без последствий, то под Петроградом проект «братания» олицетворялся пасхальными яйцами, окрашенными человеческой кровью. И это при наступающей вражеской армии! «Солдаты расстреляли на воздух данные им патроны, а ящики с патронами побросали в реку Стырь, заявивши, что они воевать не желают и не будут. Один полк был застигнут праздником пасхи на походе. Солдаты потребовали, чтобы им было устроено разговенье, даны яйца и куличи. Ротные и полковой комитет бросились по деревням искать яйца и муку, но в разоренном войною Полесье ничего не нашли. Тогда солдаты постановили расстрелять командира полка за недостаточную к ним заботливость. Командира полка поставили у дерева и целая рота явилась его расстреливать. Он стоял на коленях перед солдатами, клялся и божился, что он употребил все усилия, чтобы достать разговенье, и ценою страшного унижения и жестоких оскорблений выторговал себе жизнь. Все это осталось безнаказанным, и казаки это знали.» Читая описания попыток генерала достучаться до разума казаков сводились на нет большевистскими агитаторами. « — «Правильно! правильно!» — раздавались голоса, толпа как будто бы понимала и сознавала ошибки свои, хотела становиться на правильный путь, но уходил я, раздавался чей-нибудь бесшабашный голос: «Товарищи! Это что же? генерал-то нас к старому режиму гнет! Под офицерскую, значит, палку!» — и все шло прахом. В голове все решили, что война кончена. — «Какая нонче война? — нонче свобода!» После революции вся армейская жизнь пошла прахом. Приказы стали делиться на боевые и не боевые. Первые сначала исполнялись, вторые исполнялись по характерному, вошедшему в моду тогда выражению — постольку поскольку. Безусый, окончивший четырехмесячные курсы, прапорщик, или просто солдат, рассуждал, нужно или нет то или другое учение, и достаточно было, чтобы он на митинге заявил, что оно ведет к старому режиму, чтобы часть на занятие не вышла и началось бы то, что тогда очень просто называлось эксцессами. Эксцессы были разные — от грубого ответа до убийства начальника, и все сходили совершенно безнаказанно. казаки совершенно серьезно говорили о республике с царем, или о монархии, но без царя, и т. п. А ведь тогда была возможность попробовать повоевать за Босфор и Дарданеллы. Кстати говоря, казаки Кубани поставляли зерно в Марсель. Но серая масса казачества предпочитала верить сказкам Ленина и даже не задумывалась о создании своей казачьей республики. Но самое главное: революция убедила солдат в постыдности сражаться и умирать за родину. Большевики умело подталкивали казаков к конфликтам с другими родами войск. «Ничто так не портит и не развращает солдата, как война со своими, расстрелы, аресты и т. п.» Когда на горизонте нарисовался Корнилов, то все испортил его приказ о смертной казни. Это сразу провело красную черту между казаками и офицерами Корнилова. Офицеры хотели войны, солдаты хотели мира! – вот какая была трактовка. Короче, «Янукович уходи и все!» Кстати, оказывается жаждущие мира солдаты спокойно убивали и своих же комиссаров фронтов. Убить тогда легко было и офицера. Достаточно было голословно обвинить того в том, что он продал немцам за столько-то тысяч рублей свою позицию. Короче говоря – «коррупция», как говорят сегодня любители государственных перемен. «При моем отъезде генерал Волкобой, считавший себя любимцем солдат, почтенный старик с седой бородой, типичный русский старик, «дедушка», как звали его солдаты, убедил Гиршфельдта поехать в дивизию без конвоя и уговорить солдат повиноваться. Они поехали вдвоем на лесную прогалину. Там их окружила толпа солдат. Солдаты прежде всего потребовали освобождения арестованных. Волкобой тут же приказал их отпустить. Потом схватили Гиршфельдта, повели его в лес, раздели, привязали к дереву, истязали и надругались над ним, после чего убили. Волкобой убежал в землянку, плакал и умолял пощадить его в уважение к его сединам. Солдаты со смехом выволокли его из землянки, посадили в автомобиль и, окружив издевавшимися над ним солдатами, отвезли в штаб его корпуса.
Вместе с Гиршфельдтом был убит командир полка и еще один офицер.»
Потом и Корнилов включает «заднюю» и остается в своей ставке в Могилеве, опасаясь ехать к войскам. Он также играл роль простого ассистента не простого шулера (товагища Ленина). В итоге, большевикам улыбнулась удача и воплощением ее стал сам Корнилов. «Надо было ударить по Петрограду силою в 86 эскадронов и сотен, а ударили одною бригадою князя Гагарина в 8 слабых сотен, на половину без начальников. Вместо того, чтобы бить кулаком, ударили пальчиком — вышло больно для пальчика и нечувствительно тому, кого ударили.» Похожую роль играл и Керенский. Этого адвоката специально поставили главнокомандующим для того, чтобы у офицеров была веская причина отказаться подчиняться приказам не пойми кого! А вот солдаты наоборот верили, что Керенский, как лицо гражданское, сразу подпишет мир. Приверженцы Керенского пустили по железным дорогам тысячи агитаторов, и ни одного не было от Корнилова. Но даже Керенский не сумел нагло соврать и пообещать «мир по телеграфу». А вот Ленин смог. Среди всего этого цирка отлично себя чувствовали американские корреспонденты, которые даже подвозили до штаба отдельных офицеров на своих автомобилях. «Убийца» Корнилов пугал людей только на словах. Точнее: это его именем пугали солдат. На самом деле куда больший страх наводил Троцкий. «За ужином Матушевский, которого просили рассказать им о таинственном исполкоме, произнес горячее слово в защиту большевиков, Ленина и Троцкого.
Когда он кончил, кто-то из офицеров сказал: за ними никто не пойдет.
Матушевский встал. Лицо его было бледно.
— За ними не посмеют не пойти, — тихо, почти шепотом произнес он. — Вы не знаете, кто такой Троцкий. Поверьте мне, когда будет нужно, Троцкий не задумается поставить гильотину на Александровской площади и будет рубить головы всем непокорным… И все пойдут за ним…» В принципе, так все и произошло. Генерал Краснов побыл псевдокомандующим армией, которая должна была взять Петроград. Он даже сумел взять Гатчину, обезоружить и отпустить революционных матросов и солдат.Но базы и тыла у него не было. И идти с несколькими сотнями солдат на 200 000 гарнизон Петрограда было глупо. Но он идет и стреляет по казармам, возле которых живет его жена. И солдаты знают об этом. Но с животными бесполезно играть в дипломатию. Финал истории был банальным, как кепка Ильича. Генерала Краснова пригласили для проведения мирных переговоров и арестовали. Эх, не надо было нянчиться с ними Петру Николаевичу. Ведь большевики сами понимали, что периодическим им надо было давать по морде. Но Краснов понял это слишком поздно. Он решил сражаться с большевиками при помощи немцев. И снова не преуспел. Ведь, как сказано в Библии, всему свое время:
«время рождаться и время умирать;
время сажать и время искоренять;
время убивать и время исцелять;
время разрушать и время строить;
время плакать и время смеяться;
время скорбеть и время танцевать;
время раскидывать камни и время их собирать;»
Аминь!