Ашихин к этому времени докуривал очередную папиросу и, когда от нее оставался маленький, жгущий пальцы кусочек, он вдруг начинал играть сам с собою, как актер на репетиции без партнера, или с партнером, если при пытке присутствовал Промовендов.

-- Барин! -- говорил он, обращаясь к умирающему офицеру с умильной, просящей улыбочкой, -- господин комендант! -- Я человек темный, который не понимающий. Вы уж нас проститя, извинитя... Пепельнички, блюдечки нет ли где поблизости? Я-то, грешный человек, грязи, сору терпеть не люблю.

-- А вот, -- галантно отвечал Промовендов, показывая на офицера.

Тогда Ашихин, сделав понимающее лицо, становился на колени, разжимал пальцами уже смеживающиеся обессилевшие веки человека и о глаза его, поочередно, тушил огонь папиросы.