- Удивляюсь, - сказала я бабушке, - зачем до войны, когда муки было сколько хочешь - ведь да? (Бабушка кивнула, соглашаясь.) - зачем тогда ты варила какие-то супы да котлеты еще делала. Надо было варить одну завариху! Вот кончится война, буду есть только завариху! Из пшеничной муки на молоке! Целую кастрюлю - на завтрак, обед и ужин! И пусть всегда стоит кастрюля с теплой заварихой на плите; захотела - подбежала с ложкой: хвать-хвать! Здорово! Да ведь, бабуся?
Бабушка смеялась, будто она про меня что-то другое думала, чего еще я не знаю.
- Ой, посмотрю я на тебя после войны, как ты будешь одну завариху есть!
- И буду! Ты, наверное, думаешь, я про булочки, про пирожное забыла, да? Ничего я не забыла, а просто они в сравнении вот с такой заваришечкой - нца-нца! - никуда не годятся! Вот!
Я выскребла тарелку дочиста. Я бы съела еще три раза по столько да еще и четверть столько, но не просила добавки. Бабушка и сама знает, что я еще хочу; было б можно, сама бы налила, не спрашивая. Раз не дает, значит, больше нельзя.