Александр Градский (р. 1949), голосистый папа московского рока, живет недалеко от Ленинского проспекта с молодой женой и двумя малышами и тоже ездит на огромном «Бьюике» цвета изумруда, разваливающейся колымаге середины 70-х. Сейчас он признан, вполне респектабелен, хотя и не лишен замашек задиры-эгоцентрика. «Я находился в привилегированном положении: мой дядя, танцор в фольклорном ансамбле Моисеева, часто ездил на Запад (тогда это была редчайшая возможность) и привозил оттуда настоящие пластинки. Я начал их имитировать лет в двенадцать: ставил диски и пел вместе с Пресли и прочими. Когда мне было тринадцать, я пошел в студию „звуковых писем" на улице Горького и записал там „Тутти-фрутти" Литтл Ричарда. До сих пор эта штука где-то у меня валяется. Но рок-н-ролл не был для меня всем. Я учился в музыкальной школе, и там мы слушали Шаляпина и Карузо, пели Шуберта и Баха. Дома я „попугайничал" не только с американских хитов, но и подпевал Леониду Утесову и даже Клавдии Шульженко...
Короче, я хотел петь, но в голове творился полный сумбур. И так было до 1963 года, когда я впервые услышал „Битлз". Со мной был шок, истерика. Пришли эти ребята и сразу же поставили все на место. До них была только прелюдия».