в занятном возрасте, которого я достиг, возрасте не столько переходном, сколько плодотворном, мы редко считаемся с голосом разума, и самые маловажные свойства лю­дей представляются нам неотъемлемыми чертами их личности. Вокруг нас сплошь чудовища или божества, и нет нам покою. Какой бы поступок мы ни совершили, позже нам захочется, чтобы ничего этого не было. А лучше бы нам жалеть, наоборот, об утрате той непосредственности, которая толкала нас на эти поступки. Позже мы начинаем видеть мир с более практической­ точки зрения, в полном согласии с остальными членами об­щества, и все-таки единственное время, когда мы чему-то учились, — это отрочество.