Мы все вместе бегаем купаться на пруд, ходим за ягодами, вечерами жжём костер и рассказываем страшные истории.

Семья у нас была по-настоящему дружная. Со своими традициями, с поездками в деревню к бабушке и на море. У нас были и книжки, и игры, и аттракционы, зимой мы ездили на машине по Золотому Кольцу, а летом – загорали на озерах…
Теперь, когда каждая минута проанализирована мною от и до, я могу точно сказать, что наш семейный и мой личный Апокалипсис начались в обычный, ничем не примечательный день сентябрьского бабьего лета 2000-ого года с обычного телефонного звонка… К несчастью, трубку телефона взяла именно я…
Ну, почему в тот день не отключили телефон?
Почему я не ушла гулять во двор?
Почему я не сидела в наушниках? Тогда бы я просто не услышала этого звонка…
Я была дома. Я подняла трубку телефона и…
В этот момент бабочка взмахнула крыльями…
30 сентября 2000 года. Вера, Надежда, Любовь.

Мысли о том, что родные могут волноваться, мне в голову не приходили. Вот отругают и накажут – это да!

Все мои воспоминания о прошлой жизни стали отчетливыми и ясными, и когда я погружалась в них, появлялось ощущение, будто я смотрю кино, где главная роль досталась мне. Я помнила диалоги, детали одежды, время года и суток, эмоции, вспоминая то или иное событие, связанное со мною. Было невероятно снова почувствовать то, что давным-давно пережито.
Очень часто я думала о том, как мне хочется посидеть за школьной партой в окружении своих одноклассников, послушать тихий, умиротворяющий голос учительницы географии, рассказывающей о строении земли и ее климате; или выйти к доске, что я ужасно не любила делать, и решить задачу по математике; обрадоваться звонку с урока и побежать с подругами в столовую за вкуснейшими пирожками с повидлом. Все эти простые вещи, которым я совершенно не придавала значения, вдруг стали для меня невероятно ценными и страшно желанными. Было ощущение, что Вселенная перестала существовать, а я каким-то непостижимым образом выжила. И все, что мне оставалось сейчас, – это в своих воспоминаниях как кинопленку прокручивать каждую минуту, проведенную на той прекрасной, но почему-то исчезнувшей планете…

Во-первых, его инстинктивное, физическое желание секса – оно было слишком велико. Не в последнюю очередь это было связано то, что он был обрезанным. Многие мужчины, пережившие данную процедуру, признаются, что обрезание качественным образом меняет сексуальную жизнь мужчины. Но при этом обрезание оказывает влияние и на социальную жизнь: «Как свидетельствуют подобранные австралийцами публикации, обрезанные мужчины чаще других становятся наркоманами и алкоголиками. Нарушения в половой сфере приводят к тому, что они реже женятся. Кроме того, такие люди склонны к насилию, воровству и самоубийствам».

Но иногда становилось страшно, если я вдруг не могла отчетливо воспроизвести в памяти какое-то лицо… – будь то одноклассник, соседка или учительница. Казалось, что Мохов добирается до самого дорогого, что у меня осталось, – моей памяти.

Сейчас я понимаю, почему именно так я повела себя в тот вечер. Мой возраст и образ жизни на тот момент не позволяли мне адекватно оценивать обстановку. За свои четырнадцать лет я ни разу не встречала плохих людей. Меня никогда никто не обижал и не обманывал. Я была любимой дочерью, средней, но не вызывающей негатива у учителей, ученицей, хорошей подругой. Моё существование было безоблачным и счастливым. Слова «маньяк», «насилие», «преступление» я в полной мере осмыслила и поняла, только находясь в том подвале. Я была наивной маленькой девочкой, с которой впервые поступили плохо. Вся эта чудовищная ситуация случилась именно в тот момент, когда я из ребенка превращалась в подростка. Возможно, это покажется удивительным, но в тот период моей жизни мне еще иногда хотелось поиграть с куклами, у меня даже был импровизированный домик для Барби, расположенный на нижней полке книжного шкафа!