– В число растущего списка моих пороков входит и трусость, – говорит Мор в темноту. – Вот и сейчас я явился к тебе украдкой, как тать в нощи, потому что боюсь, что днем ты ни за что не станешь меня слушать, – какой же у него сейчас тихий голос, – а я должен признаться тебе во всем, что лежит у меня на сердце.
Вот оно как. Это становится интересным. И уж теперь-то чертов сон слетает с меня окончательно.
– Ты кажешься мне прекрасной, милая Сара, такой прекрасной. Но твоя красота ранит – как ранят мои стрелы, – потому что я помню, что ты не такая, как я. Рано или поздно ты умрешь, и это все сильнее тревожит меня день ото дня.
Я заставляю себя дышать ровно, сдерживая готовый сорваться приглушенный всхлип. Никто еще не говорил со мной так.
– Признаюсь, – продолжает Мор, – я не понимаю, что со мной происходит. Никогда за все свое долгое существование я не испытывал ничего подобного. Никогда, до тех пор, пока не пришел в твой мир в этом теле, позволяющем мне испытывать чувства. Но до того, как я встретил тебя, все эти чувства ограничивались яростью, пылавшей во мне. Я хотел только одного – скорее покончить с этим проклятым человечеством. И лишь после того, как я встретил и узнал тебя (причем сначала я и тебя возненавидел), я смог постичь слова Господа. О милосердии , – он произносит это так, что мне ясно: это слово имеет первостепенную важность. – И теперь я понимаю, почему для твоего рода еще существует надежда. Потому что наряду с дурным, в вас есть это .
Ладно. Одно хорошо – парень не догадывается, что я не сплю и слушаю его. В этом я уверена на сто процентов.
– Я даже не в силах понять, что это такое, – продолжает он, – знаю только, что чувствую это, когда вижу тебя и когда думаю о тебе. Когда мы вместе скачем по дороге и я обнимаю тебя, я тоже ощущаю это. А когда ты смеешься, мне кажется, что я могу умереть. Это странное, мучительное наслаждение, и все это неимоверно трудно для понимания. Я не понимаю, как боль и нежность могут жить бок о бок.
Он вздыхает и, подняв голову, смотрит в потолок.
– Если ты не обращаешь на меня внимания, я не нахожу себе места от беспокойства. Мне кажется, что солнце перестало освещать мир. А когда ты мне улыбаешься – когда смотришь на меня так, словно видишь мою душу, – о, тогда я чувствую… тогда мне кажется, будто я охвачен пламенем, будто это ты призвана Богом сровнять с землей мой мир.
Он добивает меня, по полной программе. Ни один человек никогда не разговаривал со мной так, как он, – никто даже и не думал обо мне так – и я этим абсолютно обезоружена.
Мор встает и тихо идет к двери. У выхода он задерживается.
– Сам не знаю, к добру или к худу, – говорит он, оглянувшись, – но ты изменила меня, бесповоротно и неизгладимо.