Но еще большее значение, чем контакты с далекими странами Востока, имело установление отношений с крупнейшими и сильнейшими державами тогдашнего мира — Германской империей и Османским султанатом. Еще в январе 1489 г. в Москву приехал немецкий рыцарь Николай Поппель, представитель императора Фридриха III. От имени императора он предложил государю всея Руси королевскую корону. Но щедрый дар, двести лет назад пленивший Даниила Галицкого, был отвергнут великим князем. В своем ответе, переданном через дьяка Федора Курицына 31 января 1489 г., Иван Васильевич заявил, что не нуждается ни в чьем покровительстве и поставлении: «Мы... государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей. А поставление имеем от Бога, как наши прародители....А поставления, как есмя наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим». Так в терминах средневекового миропонимания была впервые сформулирована доктрина полной суверенности Русского государства и исторической преемственности его традиций. Это имело и практическое, и теоретическое, принципиальное значение. Русское государство, выходя на широкую международную арену, подчеркивало свою полную независимость и равноправие с Империей. Ведь по средневековым стандартам император считался светским главой европейских государей (как папа — церковным). Короли Англии, Франции, Испании, Польши были ниже его по рангу. Отказ Ивана Васильевича от королевской короны означал его нежелание признать приоритет императора и поставить Русское государство хотя бы формально в подчиненное положение.
Иван Васильевич продолжал настойчиво и последовательно проводить в жизнь свою концепцию русской государственности — официальную политическую доктрину объединенной Русской земли. Эта концепция имела реальный исторический характер и не была связана ни с какими мифическими теориями, распространявшимися в последующее столетие, — вроде родства русских князей с императором Августом и т. п. Не имела ничего общего его доктрина Русского государства и с теорией «Москвы — третьего Рима», зарождавшейся именно в это время в церковных кругах. (Свой окончательный вид эта теория получила несколько позже, в послании псковского монаха Филофея великому князю Василию III.) Официальная доктрина носила чисто светский характер и имела историческое, а не баснословное обоснование.