Когда ему бывало грустно, он летел не на стеклянную лестницу, а в какие-нибудь глухие и печальные места. Среди них было и такое: болотистая равнина под осенним серым небом, а на ней бесконечная, очень прямая насыпь с рельсами. По этой насыпи шел заросший человек в истрепанной кожаной одежде мотоциклиста. Шел и шел, днями и ночами. Не ведая конца.
Однажды Филипп рассказал о нем отцу Дмитрию. С каким-то смущением, с виноватостью даже.
- Все идет, идет. Не может ни сесть, ни упасть.
Отец Дмитрий ответил без привычной мягкости:
-Сам себе выбрал такое... Он стрелял в детей. Возможно ли более черное дело?
- Он говорит, что не виноват, потому что выполнял приказ, - сумрачно объяснил Филипп на следующий день.
- Никаким приказом нельзя оправдать этот грех.
- Он говорит, что все понял и больше никогда не будет, - сказал Филипп еще через неделю. - Он просит, чтобы ему простили грех.
- Грех может быть отпущен, если человек раскаялся.
-Но он же говорит! Он...
Дмитрий Игоревич резко выпрямился:
- Он лжет. Он просто хочет избавиться от тяжкого пути. Причем здесь раскаяние? Если человек раскаялся всей душой и ужаснулся своим делам, путь кончится и сам отпустит его...