— Моя дочь, — продолжал Джеральд, — живет в странном заблуждении, что она — представительница бедных, угнетенных классов, а не… не та, кто она есть. Боюсь, спорить с ней невозможно, она просто повторяет одно и то же.
— Вовсе нет, — возразила Кэтрин; теперь она начала сердиться. — Просто не понимаю: если у тебя есть, скажем, сорок миллионов, зачем лезть из кожи вон, чтобы их стало восемьдесят?
Сэр Морис только пожал плечами, и брови его полезли наверх, словно он никак не ожидал услышать подобную глупость.
— Для этого не нужно лезть из кожи вон. Большие состояния растут сами, — попытался объяснить Тоби.
— Но зачем человеку столько денег? Это как с властью: люди стремятся к ней, а вот объясните, зачем человеку власть? Какой в ней смысл?
— Смысл власти, — ответил Джеральд, — в том, чтобы изменить наш мир к лучшему.
— Вот именно, — подтвердил сэр Морис.
— Значит, ты добиваешься власти, чтобы что-то изменить к лучшему? Что-то конкретное? Или наоборот — тебе нравится сама власть, само чувство, что ты можешь что-то менять?
— По-моему, это все равно что спрашивать, что было раньше — курица или яйцо, — сказала Салли.
— А по-моему, хороший вопрос, — заметил Тоби и украдкой взглянул на красную, рассерженную физиономию Мориса.
— Будь у меня власть, от чего боже упаси… — начала Кэтрин.
— Аминь, — вставил Джеральд.
— Я бы запретила людям иметь сто пятьдесят миллионов фунтов.