Вечером, захватив газету, Лешка обошел всех жильцов своего подъезда. Только к Герке Демину не захотел идти; Герку он не любил. О заметке уже знали почти везде. Разговоры были разные. Одни считали, что с такими хулиганами, как у них во дворе, нечего и думать о каком-то порядке. Если и понаделают им качели да турники, то недели не простоят – сломают.

– Да мы же сами будем делать! – горячился Лешка. – Зачем же станем тогда ломать?

На него смотрели с недоверием.

– Сами-то вы стекла мастера бить да кусты ломать.

Другие отмахивались: ничего из этого не получится, каким двадцать лет стоял двор, таким и останется. А полная, с браслетом на руке жиличка Марковкина со второго этажа, разводившая на балконе цветы и любившая тишину, сказала, что если во дворе, не дай бог, устроят площадку, то от крика и пыли нельзя будет и окон открыть.

Но противников оказалось не так уж много. Большинство соглашалось: ребята затеяли полезное дело. И что управдома покритиковали – правильно. Действительно, сидит у себя в кабинете, пишет бумажки, а ребятишкам поиграть негде. Собрание надо созывать. И поскорей. Чего уж тянуть, раз сама газета подсказывает.