Про ленинградских детей:
«До какого-то момента они были как все дети, оставались веселыми, изобретательными. Играли осколками снарядов, коллекционировали их (как до войны коллекционировали марки или бумажки от съеденных конфет). Убегали, прорывались на передовую, благо фронт рядом, рукой подать. Азартно закидывали песком в своем доме немецкие зажигалки, словно это новогодние шутихи. <…>
А потом они становились самыми тихими на земле детьми. <…>
Ленинградские дети разучились в ту зиму шалить. И даже смеяться, улыбаться разучились, так же как их мамы и бабушки и так же как их первыми умиравшие отцы, дедушки…
“Люди, даже дети не плакали и не улыбались”, - об этом многие вспоминают. Как говорила Ольга Берггольц “…горе больше наших слез”. А для улыбки, оказывается, тоже необходимы силы. А сил столько не было, не хватало на работу, на жизнь!.. Кода минула страшная зима смерти <зима 1941 года>, голода, женщина однажды – что-то сказали, сделали при ней – почувствовала: “…с лицом моим происходит нечто, какое-то непривычное положение мышц…”. А это человек снова заулыбался (Из рассказа Лидии Сергеевны Усовой).