До тридцати одного года я тоже был "трудящимся". Именно на этот ранний период приходится большая часть прочитанного мною. И я всегда читал в тяжелых условиях. Помню, как меня выставили за дверь, поймав за чтением Ницше, тогда как мне нужно было составлять почтовый каталог - тогдашняя моя работа. Какое счастье, что меня прогнали, думаю я теперь. Разве не был для меня Ницше гораздо важнее, чем любой каталог? За полных четыре года, по дороге в офис Портлендской Цементной Компании, я прочел самые "толстые" книги. Читал стоя, держась за ремень, со всех сторон зажатый такими же пассажирами, как я. Во время этих поездок в "надзем-ке" я не только читал, но и заучивал наизусть длиннейшие отрывки из этих массивных, очень даже массивных томов. По крайней мере это было хорошим упражнением на концентрацию внимания. На этой работе я часто засиживался допоздна, обычно без ланча: не потому, что мне хотелось читать вместо обеда - просто у меня не было денег на ланч. По вечерам, едва проглотив ужин, я отправлялся на улицу, к приятелям. В те годы - и еще много лет спустя - я редко спал больше четырех или пяти часов в сутки. И, однако же, я прочел множество книг. Повторяю, что книги эти были - во всяком случае для меня - самыми трудными, а не самыми легкими. Я никогда не читал с целью убить время. И редко читал в постели - разве что плохо себя чувствовал или прикидывался больным, чтобы порадовать себя небольшими каникулами. Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что я всегда читал в самом неудобном положении. (Как я выяснил, именно в таком положении пишет большинство писателей и рисует большинство художников.) Но все, что я прочел, впиталось в меня. Смею сказать, что когда я читаю, то читаю с нераздельным вниманием, включая все способности, которыми я обладаю. Когда я играю, происходит то же самое. Временами я заходил вечером в библиотеку и читал там. Это было все равно, что получить местечко в раю. Выходя из библиотеки, я нередко говорил себе: "Почему ты не приходишь сюда чаще?" Причина, конечно, не в том, что жизнь мешала. Мы часто говорим "жизнь", когда речь идет об удовольствиях или каком-нибудь глупом развлечении.