Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
IV
В холле отеля Регину ждала нечаянная радость.
Сегодня радость приняла облик комиссара, с недавних пор – окружного комиссара Фрейрена. Нога за ногу, он сидел в кресле с таким видом, словно Китта стала Ларгитасом, отель – его персональным кабинетом, а Регина, дрянь этакая, опоздала явиться по вызову дня на три. Тощий пигмей-портье с опаской поглядывал на комиссара. Наверное, боялся, что суровый громила решит снять «люкс» и изломает всю драгоценную мебель в щепки.
– Что вы здесь делаете? – вместо приветствия спросила Регина.
Комиссар вздохнул:
– Что делают на Китте? Отдыхаю.
– Ставлю вопрос иначе. Что вы делаете в моем отеле?
– Жду вас. Заждался уже, право слово.
– Да ну?
– Честное слово. Четвертый час кукую.
– Вы решили отдохнуть вместе со мной? – от такой радужной перспективы мог хватить инфаркт. – Спасибо за высокую честь, но я…
Комиссар испустил второй вздох, горше первого.
– С вами отдохнешь, – буркнул он. – Вы, госпожа ван Фрассен, мой крест. Вы мне горб до крови натерли. Лежу это я, значит, на пляже. Белое вино со льдом, фрукты. Шоколадная цыпочка – прелестный, между прочим, характер, не чета вашему… Нет, вызывают по гиперу, велят ввести вас в курс дела. Спрашиваю: почему я? У меня законный отпуск! Ты, говорят, на Китте, и она, говорят, на Китте. На одном побережье. Кто, если не ты? Чувствуете логику? У меня от этой логики давление триста на двести…
– Такого давления не бывает, – машинально возразила Регина.
– Это у тех не бывает, – отмахнулся комиссар, – кто с вами не знаком. Счастливцы! Ладно, пошли в ваш номер. Буду вводить…
– Меня что, не могли уведомить по коммуникатору?
– Не могли. Велели, чтобы лично.
Лифт, заключенный в стеклянную колонну, вознес их на шестнадцатый этаж. Войдя в номер, комиссар достал клетчатый платок, вытер пот со лба с таким видом, будто честно отмахал весь путь по лестнице – и упал на диван в гостиной. Диван охнул. Фрейрен крякнул. Прятать платок он не стал – сидел, промакивал бритый наголо череп. Зрелище не вдохновило Регину. Решив, что радушной хозяйки из нее все равно не получится, она ушла в спальню – переодеться. Фредерико Костандо снял ей «президентские» апартаменты. Жаль, похвастаться некому. Сукин сын Рамос отпадает, комиссар не оценит. Завести нового любовника? Нет, не успеем – завтра летим домой…
– Вы работали с аутистами? – вслед ей крикнул Фрейрен.
– Да. С вами.
– Очень остроумно, – третий комиссарский вздох сотряс стены. – Вам бы в цирк, клоуном… Так работали или нет?
– Два раза. Синдромы Кашпертрана и Претта.
– Это лечится?
– Аутизм? Частично.
Сняв платье, Регина достала из стенного шкафа кимоно – легкое, летнее. Всякий раз, завязывая пояс, она давала себе слово с завтрашнего дня сесть на диету. Слов за последние годы накопилось – на академический толковый словарь.
– Что вы делаете с аутистами?
– Бью ремнем. По голой заднице. Хотите попробовать?
– А если серьезно?
– Стимуляция лобных долей. Сектора инициативы и социальных навыков. Зона активного мышления. Зона ассоциативной речи…
Очень хотелось в ванную. Особенно после общения с адвокатом малыша Хорхе и господином Костандо. Вымыться, стать, как новенькая, вчерашняя. Но при комиссаре это было невозможно.
– …области Геринке и Трокка. Бинауральная ритмизация. Терапия конфликта…
– А медикаментозное лечение? Физкультура?
– Обязательно. А также диета и аудио-вокал. Но для этого не нужен врач-ментал. Психолог, дефектолог, логопед… Слушайте, мне надоело! Вы же все равно ничего не понимаете в пси-медицине. Зачем вы спросили?
– Вам назначили пациента.
– Любовница господина Костандо? Быстро же он…
– Что? – не понял комиссар.
– Ничего. Не обращайте внимания. Говорите, новый пациент?
– Мальчик, три года. Зовут Артуром.
– Три года? Поздно спохватились…
– Внука воспитывала бабушка. Слепая любовь и все такое.
– Кто же мне назначил это сокровище?
– Бросьте паясничать. Лучше спросите, как фамилия пациента…
– Фрейрен?
Вспомнив, что комиссар не так давно похоронил сына, Регина прикусила язык.
– Зоммерфельд, – ответил комиссар. – Артур Зоммерфельд.
– Артурчик… это наш Артурчик…
– Поздравляю…
– Я виновата перед вами, Региночка.
– Да что вы! Перестаньте…
– Я очень, очень перед вами виновата…
Кажется, комиссар говорил что-то еще. Кажется, в номер кто-то постучал, и даже вошел в гостиную, и даже вышел вон. Регина не слышала. Словно во сне, она выбралась на балкон – лоджия позволяла устраивать банкет на тридцать персон, но сейчас доктору ван Фрассен было тесно. Пальцы бездумно теребили концы пояса. Значит, сын Ника – аутист? Эмбриональная травма? Последствия атаки на «Цаган-Сара»? Проклятье, я не могу лечить сына Ника, я не стану его лечить…
– Не вздумайте бросаться вниз, – предупредил Фрейрен.
Большой, громоздкий, он стоял рядом. Рука комиссара деликатно придерживала Регину за локоток. Фрейрен сопел, кряхтел; от него остро пахло мужским потом. Он боится, поняла Регина. Это не шутка. Он действительно боится, что я выброшусь с балкона. Неужели я выгляжу суицидной истеричкой? Вместе с этой мыслью пришла злость, такая же, как при встрече с велеречивым господином Костандо. Злость не имела объекта приложения, но спасала уже сама по себе. Отрезвляла, возвращала ясность рассудку; как ни странно, злость напоминала комиссарскую руку.
– Я не буду лечить Артура Зоммерфельда.
– Будете. Больше некому.
– Я – не единственный психир в Ойкумене. Я даже не единственный психир на Ларгитасе.
– Зато вы – одна из немногих телепатов, допущенных к тайне «Цаган-Сара». Сотрудников службы Т-безопасности, вроде инспектора Рюйсдала, мы вычеркиваем. Также не берем в расчет диагностов, таких, как доктор Йохансон, и реаниматологов типа доктора Лонгрина. Остаетесь вы, маркиз Трессау и графиня Шеллен.
– Пусть Артура лечит доктор Шеллен.
– Она в больнице. Инсульт. Врачи гарантируют полное восстановление. Но это потребует времени, а его у нас нет. Вы же не капризная девчонка! Должны понимать, на каком уровне интересуются здоровьем Артура Зоммерфельда.
– Хорош уровень! Проморгать аутизм…
– Виновные наказаны.
– Пусть Артура лечит доктор Трессау.
– У него нет диплома Сякко. Он не сможет работать один, без бригады. А это значит – увеличивать круг посвященных. Нет, Трессау отпадает. Остаетесь вы, и только вы. Извините, я понимаю, что вам трудно. Личные отношения – внятный повод для отказа. Но отказ я принять не могу. Получается, что я выкручиваю вам руки…
– Неужели все Т-шники в курсе моих отношений с Николасом Зоммерфельдом? – спрашивая, Регина не сомневалась в том, что вопрос риторический. – И все мне ужасно сочувствуют?!
Комиссар пожал плечами:
– Я – в курсе. И очень вам сочувствую. Но выбора у нас нет.
