Горькая Луна

Самый верный способ справиться с искушением – поддаться ему.

Глава 1

Было около девяти утра, когда в комнате Розы на смену унылой мелодии, доносящейся из радиоприёмника, зазвучала незатейливая и такая же лёгкая, как весенний ветерок, резвящийся за окошком, песенка. Из динамика слышался озорной голосок Мадонны, набирающей популярность день ото дня. Утренний свет от окна растворял жёлтое пятно ночной лампы, которая горела на тумбочке возле кровати. Сегодня Роза, юная девушка со слегка вьющимися огненно-рыжими волосами до плеч, которые особенно бросались в глаза из-за её необычайно белой кожи, и круглым ничем непримечательным лицом, вместо того, чтобы, как это обычно случалось, валяться в постели до позднего полудня, была уже одета. Она сидела за туалетным столиком и с умилением смотрела на лежащую перед ней открытку с видом сияющего огнями вечернего Бродвея, которая когда-то досталась ей в подарок от матери. Оторвав взгляд от открытки, она подняла глаза на часы и уставилась на своё отражение в зеркале. За окном занимался погожий денёк, а на лице Розы не было привычной свежести, которой так рады по утрам прелестные создания. Возможно, причиной тому был сон, который приснился ей ранним утром.

Накануне Роза долго не могла уснуть. Извертевшись, она потеряла счёт часам. В конце концов она погрузилась в тишину и покой. И обнаружила себя в комнате с незнакомой обстановкой. Дверь была распахнута, словно приглашала броситься прочь. Она стояла у кровати с сумочкой на плече, которая никогда не казалась ей такой тяжёлой и тянула плечо, и смотрела на своё отражение, застывшее в зеркале прямо напротив. Её лицо искажала гримаса безумия. Ей было одиноко. Но она была не одна. Позади неё в зеркале показались длинные руки и широченные плечи. Бритая голова, на которой виднелась большая татуировка в виде свастики. И лицо. Розе сделалось не по себе. Это была Бет, которую она хорошо знала и вряд ли могла забыть. Издевательски улыбнувшись, Бет исчезла из зеркала. В комнате погас свет. И в темноте раздался её грубый смех. Розу, которая с детства панически боялась темноты, словно пронзило электрическим током. Она уже хотела крикнуть о помощи, но свет снова зажёгся. Теперь он был намного ярче прежнего и резал глаза так, что ей пришлось даже зажмуриться. Спустя мгновение, когда она снова открыла глаза, то поняла, что свет исходил от ночной лампы на тумбочке возле кровати, которую она всегда зажигала перед тем, как лечь спать, боясь проснуться посреди ночи в полной темноте. Она прислушалась. Села на скомканной постели и осмотрелась. Потом слезла с кровати и прошла к шкафу. Опустившись на колени перед нижним ящиком, она вытащила его и запустила руку в образовавшуюся нишу. Оттуда она достала урну с прахом отца. Теперь она была не одна.

Роза больше всего на свете любила своего отца и нелегко перенесла его утрату. Когда вскоре после этого её мать отправили в тюрьму, Розе, которая на тот момент была несовершеннолетней, предстоял переезд в приёмную семью. Узнав, что ей придётся покинуть их прекрасный дом в Сан-Франциско, Роза закатила истерику. Но те, кто решал её дальнейшую судьбу, были непреклонны. Так она оказалась в доме чокнутых сектантов. С теми, что были после них, её отношения тоже не сложились. А после того как они окончательно испортились с последними, она оказалась в исправительной школе – исправиловке, как называли свой новый дом те, с кем ей предстояло познакомиться. Среди них была и та, что явилась ей во сне.

Грубой наружности, похожая на мальчишку-переростка, с выбритой наголо головой, на которой был вытатуирован крест причудливой формы – такой Бет запомнилась Розе. Бет была не только старшей в блоке, куда определили Розу, но и оказалась той, с кем ей предстояло делить комнату. Бет, семья которой переехала из Германии, часто бывала неуравновешенна и обладала недюжинной физической силой, из-за чего её сторонились даже воспитатели. Ей было позволено многое. Она носила высокие солдатские ботинки и со взрослой непонятной Розе ненавистью говорила о тех, кому «всё и всегда сходило с рук». Позже Роза узнала, что крест на затылке Бет не имел ничего общего с её вероисповеданием и назывался необычным словом, которое она никак не могла запомнить. Кому-то в их блоке доставалось меньше, кому-то больше. Иногда Бет бывала очень жестокой и не всегда – справедливой, чем вызывала ненависть у тех обитателей исправиловки, кто не мог быть ей полезным. Каждый преподанный урок Бет сопровождала издевательским смехом, который свидетельствовал о том, что она получила истинное удовольствие от наказания. Провинившиеся помнили смех Бет гораздо дольше, чем их тела – синяки и ссадины.

В новой обстановке были уже знакомые и надоевшие Розе правила, которыми она, живя в приёмных семьях, с лёгкостью пренебрегала. С самого утреннего подъёма, который начинался непривычно рано и в один и тот же час, и на протяжении всего дня нужно было, следуя обязательному расписанию, делать то, что не хочется. Включая посещение занятий и столовой, где частенько подавали пищу, которая на вкус была отвратительна. Но отказываться от неё считалось дурным тоном. К счастью, тут Бет, у которой всегда был зверский аппетит, отступала от правил, особенно когда речь шла о вожделенном десерте в чужой тарелке. Но самым ужасным было то, что Роза оказалась беспомощной перед своей фобией. Когда приходило время сна и свет в блоке выключали, её спасал маленький фонарик, с которым она с головой забиралась под одеяло. Сжимаясь в комок, она засыпала с открыткой в руках.

Но Роза напрасно верила, что её верный друг, стёклышко которого она старательно протирала каждый день, будет освещать её хрупкий мирок вечно. Как-то раз, проснувшись посреди ночи в полной темноте, Роза невольно вскрикнула. Этого было достаточно, чтобы разбудить имевшую чуткий сон Бет. По ночам ей снилось что-то ужасное. В неистовстве она схватила первое, что попалось ей под руку и отходила Розу поверх одеяла, не оставив ни синяков, ни ссадин. Никто так и не узнал, что случилось с Розой. Осматривавший её больное тело, врач с удивлением обнаружил два сломанных ребра. Неудивительно, ведь орудием Бет был металлический стул, плохо привинченный к полу. Теперь Роза тщательно заботилась о том, чтобы вовремя менять батарейки, и стала дожидаться удобного момента, отомстить Бет. Но сделать это в стенах исправиловки было непросто. Прошло время, и они стали подругами. Бет оценила, что Роза не выдала её выходку, за которую ей здорово влетело бы, и по-дружески делилась с ней белым порошком, который другим отдавала только за деньги. Нужно было только втянуть носом самую малость, и страх перед темнотой отступал. Чудодейственный порошок, о котором знали только посвящённые, всегда был в наличии у Бет. С ним жизнь в исправиловке текла намного веселее.

После исправительной школы Роза хотела отправиться в Нью-Йорк, навстречу своей мечте. Она уже достигла возраста совершеннолетия и теперь была вольна поступать так, как ей заблагорассудится. Однако имеющихся у неё денег хватило бы лишь на малую часть пути, не говоря о первом времени самостоятельной жизни в огромном городе. И тут Роза вдруг вспомнила о богатом дядюшке, брате её отца, которого она видела лишь однажды, и решила навестить его в Лос-Анджелесе, что рукой подать.

Большой дом дяди, с колоннами и чудесным фонтаном на лужайке перед ним, был похож на дворец президента. Приезд Розы стал скорее неприятной неожиданностью для него. Но не мог же он, добропорядочный гражданин, отказать ей, имевшей жалкий вид, пусть и свалившейся на него как снег на голову, в гостеприимстве, да ещё в присутствии полицейского, любезно согласившегося указать ей дорогу к его дому. И он сделал вид, что рад ей. Оказалось, что дядя жил один. Большую часть времени он проводил вне дома, и, кроме приходящей домработницы, Розе никто не докучал. За исключением одного недоразумения по кличке «Тутси». Кстати сказать, Роза и эта маленькая худая проворная тварь, с торчащими острыми ушами, сразу невзлюбили друг друга. Едва Роза показалась на пороге, как та принялась ревностно лаять. Дядя позволял своей четвероногой любимице слишком многое. И она была совершенно не приучена к хорошим манерам. Собака была прожорлива. А после того как она набивала своё брюхо, отправлялась гадить на лужайке перед домом с мягкой травой, по которой ужасно приятно гулять босиком. Когда же они оставались одни, она, видимо, считая, что её компания приятна всем, скреблась в дверь Розы и начинала противно скулить, таким образом, действуя на нервы и уповая на то, что Роза приветливо распахнёт дверь и впустит её. Как-то раз, потеряв всякое терпение, Роза закрыла Тутси в спальне дяди, которая располагалась в удалённой части дома, откуда не доносился её недовольный лай. И поплатилась. Вспомнив об этом лишь через несколько часов, она, к своему ужасу, обнаружила, что псина помочилась на коврик перед кроватью. Оставшиеся полдня до прихода дяди Роза простояла на четвереньках, пытаясь всеми известными ей способами вычистить ковёр. Чтобы такого не повторилось, она впредь помещала собаку в дядину ванну, из которой та не могла выбраться, как ни старалась. Так было гораздо приятнее лежать перед телевизором и поглощать фруктовое мороженное.

Впрочем, несмотря на домашние заботы, Роза ни на минуту не забывала, зачем приехала к дяде. В её планы вовсе не входило надолго задерживаться у него, но их разговор всё время откладывался. Бедный дядюшка целыми днями отсутствовал, занимаясь делами. В те редкие моменты, когда он бывал дома, дядя закрывался в своём кабинете, словно избегал Розу. Интересно, дядя знал, где она провела несколько последних лет? Порой Роза даже не знала, дома ли дядя. Они никогда не завтракали вместе. Дядя никогда не заглядывал к ней перед сном, чтобы справиться о прошедшем дне и пожелать добрых сновидений. Роза напрасно ждала его на ужин несколько дней подряд, чтобы, выбрав момент, попросить, одолжить ей денег для путешествия в Нью-Йорк. Дядя никогда не ужинал дома. Беззаботная жизнь в доме дяди взяла над Розой верх. Время полетело незаметно. Идея, отправиться в Нью-Йорк, перестала посещать её. Каждое утро дядя исправно оставлял ей карманные деньги на столике в гостиной. Какое счастье, что в Беверли было принято вместе с пиццей доставлять то, без чего она теперь не могла жить.

Когда дядя представил ей Харви, грузного годящегося в отцы здоровяка в помятом костюме, с нелепой шевелюрой и мужественным, но, вместе с тем, не лишённым обаяния, лицом, который должен был сопровождать её, когда ей вздумается выйти из дома, Роза наивно решила, что они смогут подружиться. Однако Харви оказался не так прост и слишком рьяно взялся за дело. Он целыми днями торчал в своей машине у дома, обыкновенно листая морские журналы, и сновал за Розой повсюду без всякой надобности, чем портил ей настроение. Однажды это настолько разозлило Розу, что она решила его проучить, сбежав из под самого носа. Сказать по правде – это было нетрудно. Спина Харви постоянно давала о себе знать, и он был крайне неуклюж. В тот день Роза долго не возвращалась домой, рассчитывая на то, что дядя забеспокоится. И у неё получилось. Провал Харви не остался не замеченным. Наутро Роза была удостоена пристального взгляда; а Харви получил от дяди порядочную взбучку. Об этом свидетельствовал гневный голос дяди, доносившийся из его кабинета, куда был приглашён для разговора Харви. В тот вечер машина Харви подозрительно долго оставалась у дома. Его рабочий день уже закончился, а он всё не отправлялся домой. Сперва Роза подумала, что Харви, которому крепко досталось от дяди, хватил удар. Но уже скоро решила, что вероятнее всего в тот необычайно тёплый день бедолага засиделся в разогретой солнцем машине и попросту уснул. Не брезгуя подшутить над ним, чем хотела окончательно доконать в тот тяжёлый для него день, Роза выбралась из дома и тихо подкралась к машине. Она услышала голос Харви, который в сердцах говорил сам с собой. Харви сетовал на то, что должен вытирать нос какой-то избалованной девчонке, что уже стар для такой работы. Успокаивая себя, что бросит всё и уедет. Начнёт новую жизнь. Ведь у него есть кейс, который стоит целое состояние. Ему только нужно добраться до Чикаго. После чего он отправится во Флориду, где сможет осуществить свою мечту. Он купит дом у океана и яхту, на которой будет проводить время, ловя рыбу. И, чем чёрт не шутит, наконец-то обзаведётся семьёй. Слегка удивившись тому, что Харви был романтик, Роза вернулась к себе.

Уже на следующий день Роза, изобразив раскаяние, попросила у Харви прощения, сказав, что у неё скверный характер, что не хотела поступать так и всё объяснит дяде. Обвести вокруг пальца Харви оказалось проще, чем ей представлялось. Стоило только улыбнуться ему одной из своих обворожительных улыбок, как он тут же забыл, что между ними пробежала кошка. Воспользовавшись удобным случаем, представившимся вскоре, Роза, после того как они вдоволь надурачились в тире, плеснула в бокал с пивом, предназначавшийся потерявшему контроль Харви, лошадиную дозу виски, чтобы он взболтнул ей самое главное. Однако Харви даже изрядно пьяный увиливал от ответа на вопрос, где спрятан кейс, и лишь хитро улыбался. Все попытки Розы, разговорить его, оказались напрасными. Харви с лёгкостью болтал о чём угодно, но о кейсе молчал, как заговорённый. Когда интрига окончательно пришла в негодность, Розе очень хотелось покинуть расплывшегося на столе обеденной Харви. Но не могла же она позволить ему усесться за руль и, тем самым, угробить себя и её будущее. Так они оказались в берлоге Харви. Едва он добрался до постели, как уснул мертвецким сном. А Роза принялась искать – по своей простоте Харви мог спрятать кейс дома. Она обшарила каждый угол его одинокой берлоги, но кейса так и не нашла. Зато откопала целую груду морских журналов, на страницах которых красовались белоснежные яхты. Выбившись из сил, Роза вдруг вспомнила то, что Харви, сам того не желая, наболтал в тот памятный вечер, после разговора с дядей. Поразмыслив немного, она разделась и улеглась рядом с ним. Наутро, обнаружив её в собственной постели, Харви с ужасом произнёс что-то очень похожее на: «Дядя ни о чём не должен знать!» Разумеется, он ничего не помнил. Но достаточно было того, что помнила Роза: пригласив к себе, он накинулся на неё со словами, что хочет семью и детей. Она повиновалась, так как в глубине души тоже была без ума от него. На это Харви было трудно что-то возразить. Спустя какое-то время, в один прекрасный момент, если, конечно, он был для Харви таковым, Роза сообщила ему, что беременна, что было для него подобно ледяному душу. Разумеется, Харви и в голову не пришло усомниться в этом, ведь в его голове всё затмил предстоящий разговор с дядей, которого он, мягко сказать, побаивался. Теперь, пока Харви не пришёл в себя и снова не обрёл способность думать, нужно было нанести решающий удар.

Тут у дома послышался шум мотора. Подскочив, Роза простучала каблуками к окну. Хорошо ей знакомый повидавший виды чёрный Бьюик появлялся на своём привычном месте каждое утро, ровно в половине десятого. Сделав шаг к креслу, которое по обыкновению заменяло ей вешалку, Роза подобрала джинсовый жакет и лежащую там же сумочку через плечо, в которой была урна с прахом её отца, и вышла за дверь.

Сидя за рулём Бьюика, салон которого был отделан красной кожей, Харви держал на коленях открытый морской журнал. Однако он не смотрел на его роскошные страницы, а задумчиво глядел перед собой. Заметив приближающуюся к машине Розу, он сунул журнал под сиденье и с удивлением посмотрел на часы. Словно почувствовав недоброе, он изменился в лице.

– Доброе утро, милый, – проговорила Роза, забравшись на переднее сиденье.

Она повела коленями. Но на лице Харви появилась гримаса неудовольствия.

– Почему ты не села назад? – спросил он, не глядя на Розу.

– Прости…сегодня я сама не своя, – виновато сказала она и потянулась к Харви, чтобы чмокнуть его в гладко выбритую щёку, на которой был виден давний, глубокий шрам.

Но тот отстранился.

– Что ты делаешь, Роза, – с плохо скрываемым раздражением буркнул он, заводя двигатель.

Тронув, Харви прибавил скорость. Когда дом остался позади, он достал из кармана платок и вытер испарину, проступившую на его лбу. Он заметно нервничал. Повернув на более оживлённую улицу, Харви тяжело вздохнул.

– Только не делай вид, что ничего не понимаешь, – обратился он к Розе, смягчив тон. – Сейчас не время выставлять наши чувства напоказ. Мы должны вести себя так, как договорились: будто между нами ничего не происходит. Представь, что будет, если о нас узнает твой дядя. А?

Харви посмотрел на Розу, но та не смела взглянуть на него.

– Что стряслось? – с тихим подозрением спросил он.

Роза вместо того, чтобы ответить, нахмурилась и закусила губу.

– Значит, ты не будешь на меня злиться? – наконец спросила она.

– Когда это я на тебя злился? – возмутился Харви.

Но, вспомнив, тут же прикусил язык. Роза, похоже, не держала на него зла. Она, собравшись с духом, сообщила:

– Дяде вот-вот станет всё известно.

Харви резко затормозил, сжав руль, который в его мощных руках казался игрушечным. Водитель идущей позади машины издал неодобрительный гул. Поравнявшись с ними, он угостил Харви порцией ругательств.

– За завтраком, – продолжала Роза, – дядя случайно заметил моё недомогание, связанное с положением, в котором я нахожусь. И уже вечером пригласил домой врача для осмотра.

Харви молча положил свои огромные, – как у Папая¹, – кулаки себе на колени. Его раздирали сомнения.

– Твоему дяде не обязательно знать об этом, – наконец сказал он.

– Не понимаю… – проговорила Роза.

– Давай просто исчезнем и всё. Уедем туда, где сможем начать новую жизнь. Подальше отсюда. На восток. Я знаю одно такое местечко во Флориде. Если я скажу, что мечтаю об уютном гнёздышке с домиком на берегу океана и красавицей яхтой?

– Что это значит?.. – спросила Роза с робкой улыбкой.

– Если ты согласна отправиться со мной, – сказал Харви, – то мечта осуществится.

Глаза Розы загорелись. Как будто боясь спугнуть нечаянное счастье, она сложила ладони у подбородка.

– Ты правда возьмешь меня с собой? – спросила она, всё ещё не веря.

– Мы отправимся туда втроём, – сказал Харви и снова положил руки на руль. – Прямо сейчас.

Глава 2

Накануне Дня святого Патрика² в Чикаго выдался холодный мартовский день. Остановив свой Бьюик напротив коктейль-бара с говорящим названием «Розовая леди», что было вблизи шумной ветки наземного метро, Харви поёжился. В прошлом, будучи чикагским вором, он был здесь частым гостем. Выбравшись из машины, Харви отомкнул ключом из потайного кармана пиджака багажник, достал из него кейс и вошёл внутрь. Несмотря на ещё довольно ранний для коктейлей час, внутри было много пёстрой публики. Окинув взглядом присутствующих, Харви подошёл к столику, за которым в компании двух разодетых, юных красавцев, сидящих по обе руки от него, сидел худощавый человек, в котором можно было безошибочно узнать Леонарда Пратта. Публике вокруг он был больше известен, как Тощий Лео. Лео зарабатывал на жизнь, помогая избавляться от краденного десятку квартирных воров, орудующих в окру́ге. Он не держал собственную скупку, предпочитая не иметь проблем с законом. Лео любил повторять: «Искусство бизнеса – быть хорошим посредником.» И ловко воплощал это в жизнь. Он знал нужных людей, у которых водились настоящие деньги и которые могли предложить хорошую цену за ту или иную приглянувшуюся вещицу, попавшую в воровские сети. Несмотря на порой неплохие комиссионные, Лео так любил тотализатор и вечно окружающих его смазливых юнцов, что почти всегда остро нуждался в деньгах. Вот и сейчас его горящие глаза говорили о том, что он был на мели.