Инсинуации

5

Все выходные и три следующие недели Элис разрывалась между занятиями и работой, стараясь успеть везде и сразу. Погода постепенно портилась, и на смену солнцу всё чаще приходили пасмурные, сумрачные дни, когда тяжелые облака полностью скрывали за собой голубое небо. Тогда тяжелые капли часами падали на враз опустевшие улочки Кембриджа, где лишь ярые фанатики здорового образа жизни в дождевиках и верхом на велосипедах рассекали по мокрым дорожкам и неглубоким лужам. Лихорадка первых учебных дней постепенно улеглась, и в кампусе Фэйрчайлд на Вассар-стрит воцарилась подобающая ему степенная атмосфера.

Частая и непредсказуемая смена погоды давила на Элис, вызывая уныние и приступы головных болей. И тогда единственным, кто мог терпеть её компанию, оставался Джошуа, сострадательно подсовывающий какой-то вонючий чай. Она давилась, но пила, потому что вырвиглазное пойло хоть ненадолго согревало ледяные руки. Элис терпеть не могла бостонские осень и зиму. Да и кто в здравом уме придет в восторг от промозглых муссонов и сумасшедших метелей, которые то и дело сменяются мощными оттепелями? Так что, чем ближе становился сезон дождей и снегопадов, тем ниже падало её настроение. Она постоянно мерзла. Плохо работающее сердце, хронический недосып и общая слабость делали свое дело. Ей было холодно на открытых всем ветрам улицах, она зябла в аудиториях, где в перерывах открывали настежь окна. В лаборатории обнималась с теплым системным блоком, прижимаясь к его дружелюбному металлическому боку, а дома не вылезала из зимних толстовок, спортивных штанов с начесом и тапочек в виде волосатых лап огромного Йети. Джо шутил, что с трудом отличает её от гуся – огромное тело, крошечная голова и ласты. Элис не спорила.

Вот и сейчас, кутаясь в гигантский шарф, подаренный Генриеттой на прошлое Рождество, она упорно сопротивлялась налетавшему мокрому ветру. Элис бежала до кампуса, где располагалась нужная аудитория, стараясь не промочить озябшие ещё полчаса назад ноги. Зонт оказался бесполезным грузом – любая попытка укрыться под куском нейлона могла окончиться повторением судьбы Мэри Поппинс. Настоящие холода пока не наступили, но чертовы циклоны продирали до костей, забираясь под любые плащи, куртки и свитера. Она уже начинала привыкать к постоянной дрожи и окоченевшим рукам, на которые даже сенсорный телефон реагировал через раз. А уж постоянно лезущие в рот волосы в очередной раз стали её личным проклятием, вынуждая прятать тяжелые пряди в неаккуратный разваливающийся пучок.

Головной боли добавлял и профессор Риверс. К сожалению, шквалистые ветра с залива, промозглые дожди и откровенно сволочной характер их лектора не остудили горячий темперамент Мелани и компании. Весь месяц Элис с каким-то отстраненным любопытством наблюдала, как стайкой пестрых птичек они окружают преподавателя после каждой лекции, звонко чирикая. И каждый раз она давила в себе улыбку, наблюдая за профессором. Словно проповедник перед внимающей паствой, он всем своим ростом возвышался над студентками.

– Странно, что ты не в том зверинце, Чейн, – после очередного занятия раздался над её головой тихий голос главного гика курса – Теда Джефферса.

Бледнолицый Джефферс, весь усыпанный веснушками, был каким-то нелепым и нескладным, зато злым на язык и восхитительно хитрым. Если где-то случался очередной МТИшный хак, то можно не сомневаться – Тед приложил к этому руку. В принципе, он мог запустить в дельце сразу обе свои конечности, а то и провернуть всё сам. Вот недавно кто-то заменил дверь их декана на доску объявлений. И, черт возьми, даже Элис не сразу поняла, что же не так – настолько всё было сделано чисто.

– Почему я должна быть там? – вполголоса спросила она, наблюдая, как Риверс с довольным выражением лица непринужденно поправляет волосы и поворачивается к Аннет, отвечая на какой-то вопрос.

Эта шевелюра постоянно сводила женскую часть курса с ума. То и дело вспыхивали обсуждения «небрежной укладки», а Элис чувствовала, как накатывает тошнота. Интересно, если обрить Риверса налысо, закончатся ли потоки дифирамб, или курицы переключатся на удивительную и прекрасную форму его черепа? И плевать, что у самих тряслись колени, стоило им оказаться меньше чем в трех футах от вожделенного профессора. Не иначе инстинкт самосохранения захлебнулся во всплеске гормонов. А Элис, хоть и не пускала слюну, не ловила профессора в коридорах, не вздыхала, рассматривая украдкой, без сомнений, достойную внимания внешность, была опасно близка к тому, чтобы построить собственный пьедестал Джеральда Риверса. И наверняка профессор уже отмахал целый пролет вверх на драйве одной лишь своей харизмы. Ну, и мозгов, конечно. Но те были вне конкуренции, оставив далеко позади всех блестящих преподавателей одного из самых престижных университетов мира. Это было тревожно, немного печально и, конечно, не обошлось без легкого чувства гордости – её купила не культивируемая красота и специфическое обаяние, а кристальный блеск ума.

– Поговаривают, что все девчонки тащатся с него, – Тед пожал плечами, следя за происходящим. Они стояли у самой стены небольшой аудитории, ожидая, пока рассосется стихийное преклонение перед возлюбленным божеством.

– Умение болтать – ещё не признак интеллекта, – вспомнилась ей фраза из фильма. Тед фыркнул, оценив подколку. А затем засунул руки в карманы потрепанных джинсов, переваливаясь с пятки на носок.

– Рожа рожей, конечно, не мне судить, но спец он потрясный, – и пояснил, заметив заинтересованный взгляд Элис. – Спрашивал у отца, он же у меня в Фиделити работает. Тот рассказал много чего интересного и не очень. В целом всё свелось к тому, что Риверс в свое время оперативно подсуетился и понаписал классных интеллектуальных программ для электронных торгов. На чём и озолотился аки Крез. Тогда же за ним начали бегать оборонщики, а может и раньше, пока тот ещё в игровом клубе бомжевал. Что-то не помню…

– В смысле «бомжевал»? – Элис удивленно уставилась на однокурсника. Образ немытого гика, ночующего в сомнительных компьютерных подвалах, настолько не вязался с сегодняшним обликом профессора, что это никак не укладывалось в голове.

– В прямом, – заржал Тед, но тут же убавил громкость, заметив обращенный на него взгляд профессора. – Так и жил в клубе, пока его Коэн под крылышко не взял. Откуда и почему – не спрашивай, понятия не имею. Ладно, пора двигать. Дуры уже уходят. Да пребудет с тобой Сила, Элис Чейн.

Он махнул рукой в духе киношного героя.

– Да пошёл ты, – беззлобно огрызнулась она, задумчиво поднимая сумку и также направляясь к выходу.

Этот разговор произошел на второй неделе занятий, после чего Элис пообещала себе поискать в интернете досье на преподавателя, но из-за загруженности всё так и осталось в отдаленных планах. Риверс же ни на секунду не забывал о её существовании. Он отчитывал материал и обязательно заводил столь любимые им споры, вызывая Элис на ответный диалог. В общем, больше никто и не решался ему противоречить, а свойственное ей недававшее промолчать упрямство, кажется, забавляло профессора. Слушая очередную развернутую аргументацию, Риверс едва заметно ухмылялся и задумчиво вертел в своих странных длинных пальцах очередной маркер, не давая возможности сосредоточиться на его предмете, а не на нём как предмете. Но в «Вальхалле» больше не появлялся, и единственное сообщение так и висело непрочитанным в телефоне Элис. Новых, слава всем святым, не поступало, так что она могла осторожно и облегченно вздохнуть. Лекции и семинары по всем предметам стали гораздо насыщеннее, материал усложнился, а небольшие проверочные по пройденному материалу устраивались всё чаще. Студенты медленно впадали в учебный сомнамбулизм, забывая про сон, еду и базовые потребности организма. И с каждым днем у Элис оставалось все меньше времени думать о глупостях. Чего только стоил случай на прошлом занятии, когда Риверс выдал студентам листки чистой бумаги и сказал:

– Базовое умение писать код ещё не делает вас хорошими программистами. В условиях тотальной спешки очень важно не терять голову и уметь подходить критически к каждой строчке, выходящей из-под ваших пальцев. А потому вот каждому задача и полчаса на ее реализацию. Выбирайте любой язык, любую удобную вам среду, но дайте мне решение. Зачем это нужно – узнаете на следующей лекции, когда я проверю ваши работы.

Ни одного лишнего слова или подробного объяснения, кто не понял – знает, где выход. Нехорошо усмехнувшись, от чего все в аудитории ощутимо вздрогнули, профессор положил последнее задание перед Элис и вернулся за свой стол, демонстративно открывая ноутбук и мгновенно сосредоточившись на своих делах. Святые небеса, самолеты летают медленнее, чем Риверс пишет код!

Переведя взгляд с немыслимой скоростью летавших над клавиатурой пальцев на условие задачи, она непонимающе захлопала глазами. Нет, до неё дошло, что нужно сделать. Но… писать программу прямо так, на листе бумаги? У них даже не было возможности что-то проверить или отладить. Срань! Один только синтаксис придётся перепроверять по три раза! Это безумие…

Видимо, однокурсников мучили похожие мысли, потому что в воздух поднялась рука кудрявого Джереми. Парень кашлянул, привлекая внимание профессора. Спустя очень долгую минуту Риверс отвлёкся от экрана, поднял голову и посмотрел на студентов.

– У вас вопрос, мистер Ли?

– Да, сэр.

– Ну так задавайте, или предлагаете поиграть в шарады?

– Простите. Мы будем писать прямо так?..

– Так – это как? Мистер Ли, у вас есть ручка, бумага, задание и голова. Что ещё вам нужно для работы? – раздражение в голосе профессора звучало лязгом затачиваемой гильотины. Джереми стушевался и склонился над своим листком.

Элис мысленно покачала головой. Что-что, а терпением Джеральд Риверс не отличался. Какое там… Чья-то мыслительная медлительность, в особенности если дело касалось вполне очевидных вещей, будила внутри него человеческий Везувий. Профессор был не просто порывистым, а совершенным образцом холерика. И Элис не сомневалась, что в приступе азарта или же гнева он мог пойти на любое безумство. В обычной жизни эта черта тщательно пряталась за маской успешного гения и благородного сноба, одевалась в безупречные костюмы и отгораживалась идеальными манерами. Но от неё не укрылись ни сдерживаемые твердой рукой кипящие эмоции, ни горящие глаза, когда профессор рассказывал им о возможностях искусственного интеллекта, быстро черкая на доске опорные точки кода. Его вдохновение кипящим зельем плескалось через край.

Она ещё раз взглянула на условие задачи и задумалась. Если действовать в лоб, то можно провозиться до второго пришествия, однако… И тут её словно в жидкий азот толкнули. О, святая корова! Озаренная догадкой, она подняла голову, к своему удивлению, встретившись с насмешливо прищуренным взглядом профессора, и внезапно ослепительно улыбнулась. Левая бровь Риверса в шутливом недоумении поползла вверх, но Элис уже склонилась над чистым листом, покрывая его крупным округлым почерком. Придется повозиться, придумывая элегантное решение, но это того стоит. Вызов принят, и чтоб вам пусто было, Господин Главный Ублюдок!

Всё гениальное должно быть просто. Элис машинально терла лоб, хватая за все конечности появившуюся идею. Если нет возможности проверить работоспособность своего кода – делай такой вариант, в котором просто негде будет ошибиться. Она писала и зачеркивала лишние циклы, раз за разом изыскивая всё новые способы сократить и элегантно обходя громоздкие конструкции. Меньше строчек – меньше проблем. Всё, что было нужно – подумать чуть больше и чуть дальше привычного программирования «как в голову придёт», хоть мозги уже трещали от напряжения.

Без сомнений, урок молодые программисты получили нужный и важный, впрочем, далеко не все его поняли. И потому в эту пятницу весь курс без исключения пытался испуганно превратиться в пыль под ногами профессора, пока он в пух и прах разносил их работы.

– Плохо, очень плохо. Вы даже не попытались расшевелить извилины, – от голоса Риверса тянуло трескучим морозом. Он медленно вышагивал перед доской, заложив руки за спину, и между его нахмуренных бровей залегли две сердитые морщинки. – Бог с ними с ошибками, но выдавать на два листа код, на который жалко и половины – недостойно. Любой работодатель захочет от вас красивого и изысканного решения, которое зачастую нужно ему ещё вчера. А вместо этого вы принесете ему это?! Вы – избалованные, перехваленные дети, которые слишком полагаются на других, предпочитая не включать собственную голову. Думаете, установили пару программ и дело в шляпе? Просмотрели с десяток форумов и без зазрения совести стащили чужие наработки? Вам самим не стыдно?

Он схватил пачку работ, потряс ими в воздухе и в сердцах швырнул обратно на стол. Элис видела, как вжались в кресла однокурсники, и вздохнула. Нечасто в университете они удостаивались таких выговоров от преподавателей, и тем обиднее было осознавать, как прав Риверс. Профессор бушевал ещё какое-то время, делая прилюдный разбор особо «впечатляющих» работ. Запас отборного яда исчерпался лишь спустя мучительные полчаса, когда Риверс перешёл к новому материалу, показывая на собственных примерах варианты упрощения.

После лекции Элис одной из первых выудила из рассыпавшейся стопки свою работу и выбежала в коридор, где её догнал вездесущий Тед.

– Вот ведь скотина, – в сердцах воскликнул он, пристраиваясь ей в шаг. В сегодняшнем линчевании Джефферсу досталось больше всех, а Риверс превзошёл сам себя, находя всё новые способы изящных и завуалированных оскорблений. – Чейн, ну скажи мне, что девчонки в нём находят?

Видимо, тема никак не оставляла парня. Элис задумчиво почесала нос, останавливаясь и прислоняясь к стене. Говорить на ходу было проблематично – легкие не справлялись с одновременной нагрузкой, вызывая одышку и мучительный, надсадный кашель.

– Ну… Одухотворённое, благородное лицо с примесью легкой порочности, горящие ледяным пламенем глаза и густые пряди блестящих волос, – хрипловато откликнулась она.

– Что? – оторопело пробормотал парень, глядя на неё как на умалишённую. Но заметив насмешливый взгляд, заржал. – Охренеть, ну и бред. А на тебя, значит, все эти одухотворенные волосы и горящая порочность не действуют? Или ты у нас по девочкам?

– Иди к черту, – она устало улыбнулась.

Как можно объяснить молодому парню, что именно восхищало её в Риверсе? Это не передать обычными словами, не прочувствовать столь малым и ограниченным опытом Джефферса. Даже чуть ли не виснувшая на профессоре Аннет вряд ли смогла бы объяснить, почему их тянет к нему, словно зачарованных. Увы, чтобы показать остальным блестящее нутро их весьма неординарного преподавателя, надо было очистить бесчисленные слои внешней броской шелухи, но Элис не чувствовала в себе ни сил, ни желания. Хотелось лечь и спать-спать-спать, а не стоять здесь, обсуждая опасные для душевного спокойствия вещи.

– Эх, знать бы на чём его хакнуть, вот было бы круто. Но у него даже кабинета здесь нет. Пришёл, отчитал, наорал, свалил… Козёл. – мстительно протянул Тед, прислоняясь плечом к стене рядом с Элис. Похоже, Риверс изрядно потоптался на самомнении немного заносчивого парня.

– Я знаю, какая у него тачка, – машинально откликнулась она, не задумываясь о том, что говорит. Глаза однокурсника восторженно округлились.

– О, да, детка! И что же это?

– Мерседес от AMG, черная серия. Знаешь, которая с крыльями чайки вместо дверей, – Элис карикатурно помахала руками.

– Охренеть зверюга, – Тед присвистнул.

– Если тебе это поможет – пользуйся моим знанием на здоровье, – великодушно кивнула она.

– Малышка, я у тебя в долгу, – парень отвесил шутливый поклон и, по всей видимости, уже полный безумных идей полетел дальше по коридору.

Элис лишь покачала головой и запоздало понадеялась, что никто не узнает о её непосредственном участии в следующей проказе. Под «никто», разумеется, подразумевался Риверс. Она закатила глаза, уже не сомневаясь, что пожалеет о своем несдержанном языке и, наконец, обратила внимание на стену напротив. Там, вместо стенда с расписанием, во всю высоту и половину ширины красовался плакат, изображавший потемневшую от времени каменную кладку. Поверх нарисованных булыжников шла надпись красными буквами с «кровавыми» подтеками: «Тайна варп-двигателей раскрыта! Враги Стартрека, трепещите!»

– Это что? – Элис махнула рукой в жесте Спока остановившемуся рядом с ней Ли и кивнула на очередной хак от студентов.

– А, да вчера в общежитиях фанаты Звёздного Пути опять что-то делили с адептами Звездных Войн. Вроде даже подрались, – его глаза пробежались по надписи, а лицо скептически наморщилось. – До сих пор не могу понять, в чем там разница. Все же про звёзды…

– Святотатством занимаешься ты, юный падаван. Сильный пофигизм в тебе ощущаю я.

– О, Боже, Элис! И ты туда же.

С этими словами Ли развернулся и направился в сторону лифтов, качая головой. Наверняка он в очередной раз разочаровался в своих слишком легкомысленных однокурсниках. Такой уж он был, классический ботаник из детских комиксов – прыщавый, в очках и будущий сорокалетний девственник. Элис фыркнула и, наконец, отлепилась от стены, медленно направляясь в сторону выхода.

Уже в фойе кампуса, с яблоком в руках она уселась на очередной (в этот раз деревянный) экспонат. Элис затруднялась сказать, чем именно это было, но похожие друг на друга странные композиции заполонили главный холл. Достав свою работу, она просмотрела зеленеющие неоновыми пятнами заметки. Ничего особенного: пара синтаксических неточностей, местами профессору не понравились слишком мудреные комбинации модулей, которые, разумеется, можно было написать проще и изящнее. А потом она уставилась на небрежно нацарапанную «А-». Ну надо же… кто бы мог подумать, что Риверс так расщедрится, особенно после сегодняшнего разноса. Элис хмыкнула и собиралась сложить работу в сумку, как взгляд уловил видневшиеся в самом низу страницы строчки. Чернила были синими, и едва заметно отличались от её собственных. Скорее, в глаза бросался контрастно-мелкий, слишком убористый почерк, которым сделали приписку. Она снова развернула листок и вчиталась в текст, задыхаясь от гнева: «Первый шаг всегда делает медиум и пробует разные способы, чтобы достичь ответа. Возможно, стоит чаще устраивать такой вариант доски Уиджа? Тогда есть шанс, что вы точно прочтете мои сообщения. Как сейчас. Мисс Чейн». Несколько мгновений Элис оторопело пялилась на провокационные строки, после чего громко зарычала от бессилия, и, смяв ни в чем неповинный кусок бумаги, отправила его прицельным броском в соседнюю урну. Перед глазами так и стоял вовсю потешающийся мудак. Ещё никогда Элис не была так близка к тому чувству, что обычно называют ненавистью. Она не понимала, почему Риверс выбрал её в свои жертвы, за какие грехи или заслуги. В ней нет ничего: ни красоты, ни изящества, ни нежности, однако, последние сомнения в его намерениях только что развеялись. Но она непременно докопается до сути. И вот тогда с чистой совестью возненавидит.

Разъярённая Элис зло впилась зубами в яблоко и уже было поднялась со своего импровизированного сиденья, как в груди прострелило болью. С шипением выдохнув, она сложилась пополам, прижимая руку там, где неровно билось сердце. Пальцы дрогнули, и с глухим стуком на пол полетел зеленый фрукт, закатившись под один из экспонатов. Элис судорожно хватала ртом враз ставший колючим воздух, а другой рукой шарила на дне сумки в поисках заветного флакона. Чёрт бы побрал её вечный бардак! В потерявшие чувствительность пальцы попадалось что угодно, кроме столь необходимого нитроспрея. Она лихорадочно перебирала горы мусора и старых чеков, когда на самом дне баула, в ладонь толкнулся прохладный пластик флакона. Этикетка с него давно стерлась, но от этого он не потерял ни грана своей лечебной магии.

С третьей попытки Элис смогла впрыснуть нужное количество лекарства под язык. Отвратительный вкус вызвал рвотный позыв, который с большим трудом удалось сдержать, от дикого жжения во рту из глаз брызнули слезы. Но через несколько секунд она почувствовала, что может снова дышать без опасения порвать сердце в клочья, и облегченно смежила веки. Слабость с головокружением привычно навалились ровно через полторы минуты, пока она давилась мерзкой слюной. Оставалось лишь молиться и до онемения стискивать гладкое дерево, чтобы прямо сейчас не грохнуться на пол.

Минуты тянулись медленно, но всё же стрелки часов двигались, лекарство действовало, а к Элис возвращалась способность управлять собственным телом. Ещё не до конца отойдя от накатившей мышечной атонии, она попыталась запихнуть спрей обратно в сумку, но неловко дернулась, и пузырек полетел на пол вслед за яблоком. Сил не было даже на мысленные чертыханья. С каким-то усталым любопытством она смотрела, как маленький красный предатель откатывался всё дальше, пока не уткнулся в мужскую ладонь. С её напрочь отсутствующим везением можно было даже не сомневаться, что за почти шарнирными пальцами, которые ловко подхватили своевольный пластик, последовал рукав пиджака, а затем и  сам профессор Риверс собственной персоной. Он подошёл к ней, протягивая злосчастный флакон.

– У вас всё хорошо, мисс Чейн? – спросил он, чуть прищурившись глядя на неё сверху вниз. Элис мысленно усмехнулась: с покрытой испариной бледной физиономией и расширенными от лекарства зрачками, она выглядела как угодно, но не хорошо. Однако это не его ума дело.

– Да, всё в порядке. Спасибо, – кивнула она, забирая нитроспрей и невольно касаясь его руки своей.

Чёрт, профессор оказался восхитительно теплым, а для её ледяных пальцев просто обжигающе горячим. Элис поспешно вскочила, едва не упав от закружившейся перед глазами реальности, подхватила сумку и бросилась к выходу, даже не удосужившись попрощаться. Настороженный взгляд Риверса толкал в спину, вынуждая нестись без оглядки, и оборвался лишь, когда она скрылась за стеклянной дверью и пеленой дождя. В лицо хлестали мелкие ледяные капли, пока Элис неслась прочь от кампуса Фэйрчаилд, чуть ли не воя от бешенства на проклятые записочки и свое опять заколотившееся сердце. Однажды этот ублюдок точно доведет её своими играми до приступа!

Сидя часом позднее в лаборатории Хиггинса, Элис куталась в шарф и меланхолично наблюдала, как Генри припаивает микроконтроллер. Контакт за контактом, та скрупулёзно делала свою работу, не обращая внимания на едкий дымок от жидкой канифоли. Наконец, последняя капля расплавленного припоя сорвалась с жала, Кёлль выключила паяльную станцию и сняла защитные очки. Элис немедленно протянула руки, грея их над горячим корпусом.

– Ты прямо сама не своя, – отметила Генриетта, откидываясь на спинку стула и разминая уставшие пальцы.

– Всё то же, – вяло откликнулась Элис. После лекарства она всегда была немного заторможенной, а тепло и медленное сердцебиение окончательно разморили. Её невыносимо клонило в сон.

– Ты однажды доиграешься, Хиггинс прав, – подруга скептически наблюдала за клюющей носом Элис.

– Риск – моя вторая натура, – оскалилась она.

– Не паясничай, – Генри досадливо скривилась, но продолжать тему не стала. Какой смысл стирать языки об одно и то же? – Скажи лучше, в следующий четверг покер будет?

– Конечно, а почему ты спрашиваешь?

– Так Хиггинс на конференцию улетает на неделю.

– Он не говорил, – удивилась Элис и даже немного проснулась от этой новости. Генриетта лишь вздохнула.

– Полагаю, он забыл. И, я имею в виду, не забыл сказать тебе, а про конференцию вообще.

Девушки переглянулись и синхронно покачали головами. Руководитель в очередной раз метался между студентами, проектами, лекциями и непонятными бумажками на новый патент. Какая уж тут память, своё бы имя не забыть впопыхах.

– Как там Риверс? – бросила Генри, включая стоящий прямо на каком-то серверном оборудовании чайник. Это шло против всех правил безопасности, но никто в лаборатории не беспокоился насчёт подобной чуши.

– Бушует, – тяжелый вздох сказал даже больше чем слова.

– В его духе. Терпеть не может осень с этими ветрами, – она помолчала и потом добавила. – Ну, и тупых студентов.

– По нему заметно. – Сегодняшнюю лекцию их курс ещё нескоро забудет.

Тут хлопнула входная дверь, и в помещение влетел Мэтью Хиггинс, разбрызгивая дождевую воду с зонта и оставляя мокрые следы на полу.

– Кофе? – не поворачивая головы, спросила Генриетта, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Да! – воскликнул он, скидывая отсыревший плащ и отряхиваясь. – Здравствуй, Элис.

Девушка махнула в снулом приветствии рукой.

– Что с тобой? – профессор пристально воззрился на студентку, оценивая бледность и сонное состояние.

– Вкатила дозу, – вместо неё ответила Генри и поставила на стол три чашки: две с кофе и одна с чаем – для Элис.

Хиггинс нахмурился, но ничего не сказал, скрывшись в своем кабинете. Через минуту до них донёсся рассерженный голос – профессор с кем-то переругивался по телефону.

– Носится со мной, будто я при смерти, – прошептала она, раздраженно крутя в руках белую чашку и грея холодные пальцы о горячую керамику.

– Имеет право, – так же тихо откликнулась Кёлль. – Ты, вообще-то, ему деньги приносишь. NASA – та ещё дойная корова.

Обе фыркнули в свои кружки, делая первый осторожный глоток. Профессор вернулся почти сразу, устало присев на один из высоких табуретов и подхватывая большую чашку с крепчайшим кофе. Элис заметила запавшие больше обычного глаза, совсем бесконтрольно заросшие бородой щеки и торчащий уголок воротничка рубашки из-под мятого джемпера. Семестр только начался, но Хиггинс уже выглядел замученным. Жизнь в Массачусетском Технологическом никого не щадила.

– Рискну напомнить, профессор, – тем временем начала Генри, не отрывая заинтересованного взгляда от подобия латте на основе весьма химозных сливок, – что в среду у вас самолет до Далласа.

– Что? – мужчина встрепенулся.

– Самолёт. В Даллас. В среду.

– Зачем? – не понял Хиггинс. А девушки лишь закатили глаза.

– Конференция же! – не выдержала Элис.

– Какая к черту конфе… Твою мать!

Ух ты! Значит, и правда забыл. Профессор редко когда позволял себе проявлять какие-либо эмоции, предпочитая сухой профессионализм. Он раздраженно потёр лоб, судорожно размышляя над чем-то.

– Я даже замену на лекции не подобрал, вот ведь незадача, – пробормотал профессор, машинально делая большой глоток горячего напитка и тут же прикусывая обожжённый язык.

– Лекции-то не проблема, – отмахнулась Генриетта. – Я отчитаю всё, что нужно, только дайте план.

– Что бы я без тебя делал? – его зеленоватые глаза лучились благодарностью и теплом к бесценной аспирантке.

– Заработались бы и умерли от голода, – отрезала та. Элис хмыкнула. – Решите вопрос со своими выпускниками. А то я как посмотрю, что Эл делает, так покрываюсь холодной испариной ужаса. Даже вникать не хочу в эту муть.

– Попрошу кого-нибудь провести консультации вместо меня, – задумчиво протянул он. – Может, Джеральд согласится… Он мне должен, кстати. Весь прошлый год таскал его бумаги в директорат, пока Риверс чуть ли не жил в небе где-то между Бостоном и округом Колумбии.

От неожиданности заявления и открывшихся тревожных перспектив, Элис подавилась чаем и закашлялась. Этим она привлекла к себе внимание проснувшегося профессора, и тот спросил, внимательно её разглядывая.

– Как ты себя чувствуешь?

Она прислушалась к себе: болей не было, сонливость постепенно отходила, как и связанная с ней слабость. В целом, состояние можно было описать как стабильно удовлетворительное.

– Я в порядке, – серьезно кивнула она и удостоилась ещё одного скептического взгляда. – Кстати, ждала вас, чтобы показать макет доклада.

Хиггинс приглашающе махнул рукой и направился в кабинет. Полчаса они потратили, в жарких спорах обсуждая, что стоит упоминать, а что нет. Хотелось показать всё и сразу, но профессор жестко пресекал подобные мысли ещё в зародышевой стадии. Наконец руководитель был удовлетворен, а Элис получила более четкое представление о зверских ограничениях, наложенных на них NASA.

– Я могла бы записать видеодемонстрацию работы программы. Так будет проще, чем на пальцах объяснять каждому желающему, как и что мы делаем. Это же позволит обойтись без цитирования самого кода. Возьму у Джошуа планшет и пущу зацикленный ролик.

– Отличная мысль, – кивнул профессор, делая пометки в расхлёстанном ежедневнике. – Как, кстати, обстоят дела с интеллектуальным подбором баз?

– Я работаю над этим, – сухо откликнулась Элис, предвидя следующую фразу руководителя.

– Профессор Риверс…

– Нет, – она немного грубо перебила Хиггинса. – Позвольте мне хотя бы попытаться сделать всё самой. В конце концов, если мне когда-нибудь понадобится воспроизвести подобное, я хочу быть уверена, что способна на это.

Такое объяснение, по всей видимости, удовлетворило преподавателя, и он медленно кивнул соглашаясь. Но не удержался и заметил:

– Не замечал за тобой гордыни. Она не очень-то вяжется с твоим воспитанием.

– Ну, должна же быть хоть одна причина, по которой я не стала монашкой, – Элис озорно подмигнула и поднялась, разминая затекшую спину. Профессор как-то странно на неё взглянул, но она не придала этому значения, вместо этого устремляя взгляд в залитое дождём окно.

– Отвратительная погода, – пробормотала она, чувствуя, как начинает заранее мёрзнуть. Ей предстояли долгие сорок минут путешествия в холодном автобусе и довольно грязном метро.

– Давай, я отвезу тебя домой, – неожиданно предложил Хиггинс, а Элис удивленно на него посмотрела, уже открывая рот для отказа. Но тот не дал ей и пикнуть, заткнув всего лишь одной фразой. – Ты на нитроглицерине. Что будешь делать, если уснешь и уедешь куда-нибудь в район Уинтропа?

Аргумент был дельным, к тому же Элис настолько устала, что засунула свою гордость в самый темный угол и просто кивнула. А профессор внезапно будто расслабился, услышав её ответ, плечи опустились, и он светло улыбнулся. На душе стало тепло и приятно. Его трогательная, хоть порой и чрезмерная забота казалась настолько искренней, что у Элис непроизвольно защипало в носу. В чем однозначно было виновато лекарство.

Тем временем Хиггинс накинул плащ и как истинный джентльмен помог Элис с курткой. Он даже поправил огромный шарф, в который она заворачивалась, стоя перед треснутым маленьким зеркалом у входа в лабораторию. От этих действий она покраснела и поспешила спрятать горящее лицо за высоким воротником-стойкой. Заглянув обратно в аудиторию, они попрощались с Генри, которая с паяльником в руках снова склонилась над микросхемами. Та машинально кивнула, так и не подняв головы.

На улице снова пришлось бежать под проливным дождем без зонта. Неожиданно налетевший шквалистый ветер вновь грозил превратить любого неосторожного прохожего в летающую няню-зануду. Профессор обнял Элис за плечи, не давая порывам сбить студентку с ног, и она с удивлением поняла, что Хиггинс вовсе не так высок, как казалось раньше. И непрошенное сравнение с другим мужчиной вылезло само собой. До этого дня она, слава Богу, никогда не оказывалась поблизости от Риверса, но сегодня голова плохо соображала, и… Черт побери! А ведь еще в первый день её шея чуть не переломилась, пока она, задрав голову, пялилась в его жуткие гипнотизирующие радужки. Элис скосила глаза, осторожно оглядывая фигуру руководителя, и вздохнула, мысленно давая себе звонкий подзатыльник. Докатилась. Уже занялась оцениванием двух профессоров, совершенно непроизвольно отдавая предпочтение не коренастому, добротно сбитому Хиггинсу, а стремительному, невероятно высокому ублюдку и его бесконечно-длинным ногам… Возможно, это просто её типаж? Да. Вряд ли что-то большее.

Уже сидя в серебристо-серой Вольво, Элис задумчиво наблюдала, как мимо проносятся ванты моста Лонгфелло. Дождь хлестал по ту сторону теплой и уютной машины, ветер раскачивал подвесную конструкцию, вызывая легкую волну адреналина. А затем они нырнули в Большой Бостонский тоннель. Неизвестно, что больше повлияло на неё – мерцающий свет, от которого хотелось закрыть глаза и не видеть мельтешения, или же неподвластный даже ярким огням фонарей полумрак подземки.

Пробка началась перед самым выездом на поверхность, и Элис сама не заметила, как провалилась в сон, убаюканная мягким покачиванием машины. Очнулась она от легкого прикосновения к своему лицу, когда они уже приехали. Сонно моргая, Элис пыталась понять, где она, черт возьми, находится и что происходит. Наконец перед глазами перестала плыть мутная пелена, и получилось различить осторожно будящего её Хиггинса.

– Точно бы уехала в Уинтроп, – сказал он улыбаясь.

Его рука нерешительно потянулась к ней, застегивая до конца молнию и поправляя загнувшийся ворот куртки. Жест неожиданно смутил. Очень. Черт возьми, это было почти неприлично! И Элис чувствовала, как предательский румянец заливает щеки, но ничего не могла с собой поделать. Ей нравилась забота. Слишком редко она позволяла себе отвлекаться на что-то кроме учебы, заводя отношения только ради секса и ощущения нормальности. И пускай это устраивало обе стороны процесса, иногда до истерик хотелось уткнуться в тепло, чтобы кто-то выбрал её исключительно ради неё самой, без скрытого подтекста или математического расчета. Однако Элис здраво оценивала свои силы и здоровье, любыми способами избегая подобной лирики – второго шанса получить диплом не будет. Так что она взяла себя в руки и спокойно посмотрела в глаза Хиггинса.

– Зато любовалась бы на самолёты, – губы растянулись в подобии улыбки. – Спасибо большое, что подвезли. Я зайду завтра, покажу черновик доклада и видеоролик.

– Буду ждать, – тихо откликнулся профессор, всё ещё не отводя взгляда.

Элис опять смутилась непонятно отчего, сумбурно попрощалась и вывалилась из машины под проливной дождь. Очутившись в сыром затхлом подъезде, она бросила мученический взгляд наверх и, стиснув зубы, поползла на третий этаж. Запыхавшаяся и проклинающая высокие пролеты старых колониальных домов, Элис открыла дверь в их квартиру, и в нос ударил резкий кислый запах.

– Господи! Что за вонь! – воскликнула она, давя рвотный позыв.

Скинув кроссовки и на ходу разматывая шарф, Элис осторожно заглянула в совмещенную с кухней гостиную. Там над какими-то пластиковыми контейнерами колдовал Джошуа, чьи руки были в синих защитных перчатках, какими обычно пользуются уборщики. Он как раз доставал что-то в одной из емкостей, когда его настиг вопль. Неведомый предмет выскользнул из мокрой руки и с громким всплеском плюхнулся обратно, вынудив парня витиевато выругаться. На линялой футболке с выцветшей надписью: «Перешёл на темную сторону задолго до создания Света», расплывались вонючие пятна.

– Что за привычка, – Джо снова сосредоточенно ловил пальцами ускользающее нечто и ворчал себе под нос, – орать по любому поводу?

– Прости, – покаялась она, осторожно подходя поближе и заглядывая через плечо друга. В мутной болотистой жидкости плавала печатная плата. Зрелище было мерзким, а вонь стояла просто фантастическая. Элис пробормотала: – Всегда подозревала, что травятся не платы, а люди…

– Не бухти, – он наконец-то подцепил кусок текстолита и аккуратно выложил его на бумажное полотенце. – Руками не трогай, там соляная кислота.

– Даже и не думала, – на всякий случай она отшатнулась подальше. – Скажи, это нельзя было делать у Хиггинса, а? Там хотя бы вытяжки есть!

Элис распахнула окна, впуская в комнату свежий воздух и морось льющейся с карниза воды. Их квартире, расположенной под самой крышей старого дома, всегда доставалось по полной от проливных дождей. Чтобы уснуть под дикий стук капель, требовалось обладать фантастическим пофигизмом. Или качественными берушами. Она нахмурилась, когда в глаза бросилась растекшаяся на подоконнике лужица.

– Ты видела, что там на улице? Штормовое предупреждение вообще-то.

– Я не только видела, но и была там. Джо, у нас опять рама протекает.

– Где? – раздался за спиной голос. – Пусти, я посмотрю.

Он протиснулся к окну и уставился на очевидное доказательство её слов.

– Вот черт.

– Ага.

– Ладно, возьму сегодня у Арнольда герметик и заделаю вечером щели. Понять бы только, где оно течет, – парень скептическим взглядом окинул раму, ища следы предательства. Вообще, именно с этим окном они воевали каждый год. Чертова старая деревяшка будто ополчилась на них, каждый раз изыскивая новый способ устроить протечку.

– Проще окно поменять, – пробормотала Элис, которая снова начала мерзнуть, стоя у открытой створки.

– Хозяин против, ты же знаешь. Это нарушит гребаный «эстетический внешний вид» дома.

Она тихо выругалась и направилась к раковине в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы убрать мокрое безобразие.

До позднего вечера Элис возилась с докладом, так и эдак переставляя блоки, меняя местами слова, переиначивая фразы. Сказать все и ничего – тонкое искусство, если ты работаешь на закрытую организацию. Ближе к полуночи стало ясно, что голова не в силах больше думать, а глаза держатся открытыми исключительно на честном слове и стальной воле. Ещё чуть-чуть и придется вставлять под веки зубочистки, словно мультяшному герою. Спать хотелось так сильно, что Элис впервые не заметила совсем уж разбушевавшихся сквозняков. И хоть ветер не утихал всю ночь, настойчиво пытаясь достучаться до жителей Бостона крупными каплями дождя, утро принесло с собой тишину, мирный рассвет и вонь соляной кислоты.

– Джо! Черт бы тебя побрал! – заорала Элис, поднимая голову от подушки и стараясь не дышать слишком глубоко. – Если к нам заявятся соседи с претензией, то я без вопросов пущу их внутрь. Пусть высказывают тебе всё напрямую.

– Пуговка, ты очень злая, – заметил Джошуа, заглядывая к ней в комнату.

– Я голодная, а не злая!

– Прости, кухня занята, – с этими словами черноволосая голова скрылась за дверью, а Элис досадливо застонала.

Невероятным усилием воли выпнув себя из кровати, она поплелась в ванную, ежась от холода. Отопление пока не включали. Видимо, менеджер дома и скряги-жильцы считали, что на улице недостаточно свежо и надо подморозить задницы ещё чуть-чуть. Так что Элис прыгала на цыпочках в сторону вожделенной горячей воды, мечтая согреться под струями душа, но вместо этого её ожидали два таза гребаных печатных плат. Отмокающих в проточной воде печатных плат. Вместо прекрасного обжигающего душа, она стояла и смотрела на паршивые куски текстолита.

– Джошуа!

Элис снова безбожно опаздывала, несясь чуть ли не бегом по Мэйн-стрит от станции Кендал. Ловко лавируя между людей, луж и велосипедистов, она продралась через толпу первокурсников, что пришли на экскурсию в Институт Исследования рака имени Коха, и свернула на Вассар-стрит. Её сумасшедший марафон завершился у здания Циклотрона. Элис тяжело привалилась к перилам, ведущим в Эдгертонский Студенческий Магазин. Магазином в полном смысле этого слова помещение назвать было нельзя. Но это место давало возможность приобрести знания и разработать любое оборудование, сконструировать самые фантастические инструменты, столь необходимые для научной работы в стенах института. С утра до вечера оттуда доносились жужжание станков для сверления, скрип металла и удары чего-то неведомого по чему-то еще менее определённому. Для Элис, привыкшей работать с уже готовыми установками и более тонкими в эксплуатации материалами, Эдгертонский Магазин всегда казался чем-то вроде древней алхимической лаборатории, полной загадочных звуков, запахов и людей, священнодействующих над куском серебристого металла. Переведя дыхание, она нырнула в соседнюю дверь, что вела в святая святых Массачусетского института – циклотрон. А посередине пары по квантовой оптике, телефон Элис требовательно завибрировал. Стараясь не привлекать внимания, она достала смартфон и вчиталась в горящие на экране сообщения.

«Сегодня день рождения у Арнольда», – писал Джо, явно стремящийся загладить утренний инцидент. – «Он закатывает вечеринку в клубе «Эдит». Ты придёшь? Он был бы рад».

«Эдит»? Серьезно? Он не мог выбрать что-нибудь менее пафосное?» – быстро набрала она, пока Аннет, с которой они делали лабораторную работу, поправляла линзы в установке.

«Это же Арнольд. Так ты будешь? Он спрашивает, потому что надо заказывать безалкогольные коктейли на тебя».

«Буду. Скажи, что подарка у меня нет. Пусть считает мое явление на вашу розовую девчачью чайную вечеринку благодатью Небес».

«Заметано. Злюка».

Элис едва слышно хмыкнула и убрала телефон. Кто бы говорил!

После лекции она забежала в лабораторию Хиггинса, чтобы быстро отчитаться о проделанной за вчерашний вечер работе, получила одобрение зубодробительным формулировкам и была отпущена пить чай с Генри.

Клуб «Эдит» считался одним из самых престижных в списках гей-тусовщиков Бостона. Попасть туда без протекции одного из его членов было практически нереально, а после предстояло пройти три испытательных месяца, прежде чем для новичка распахнутся двери VIP зала. Названный в честь знаменитой Пиаф, клуб был выдержан в стиле Парижа середины XX века. Атласная, крупно-стеганая обивка стен, полотна афиш знаменитой певицы и центральная стена, полностью скрытая под бесчисленными снимками Эдит и Марселя. Красиво, дорого и невероятно стильно. Так что выбор бойфренда Джо разумеется произвел на Элис впечатление, хоть она и не удержалась от закатывания глаз – эти милые мальчики так озабочены собственным имиджем.

Вообще, она любила бывать на вечеринках в подобных местах. Здесь царила атмосфера всеобщего дружелюбия, никто не лез с пошлыми намёками, было спокойно и прилично. Хочешь – иди танцуй, не хочешь – сиди и разговаривай с кем угодно, о чем угодно, а если устал, можешь и в одиночестве побыть – никто не станет навязываться. Не существовало табуированных тем и не звучали радикальные заявления. Главный принцип компаний звучал примерно так – наслаждайся сам и дай наслаждаться другим.

Элис пришла через полчаса после начала, когда основные поздравления только начали звучать. Быстро чмокнув в щёку блондинистого Арнольда, она мгновенно исчерпала свой словарный запас пожеланий счастливой и долгой жизни. После этого её любезно усадили на кожаный диванчик, всучили горячий безалкогольный глинтвейн и оставили согреваться в приятном одиночестве. Она наблюдала за весельем из-под полуприкрытых век, радуясь за друга, который не отрывал восхищенного взгляда от именинника.

Время летело незаметно, окутывая гостей приятным флером непринужденности и всеобщего удовольствия. Из колонок, подвешенных под потолком, лился мягкий, ненавязчивый соул. Она, Джо и Арнольд вели увлекательную беседу о внешней политике с каким-то парнем по имени Эстебан, и Элис всерьез полагала, что это псевдоним. А потому никто из них не ожидал появления официанта с букетом пошлых алых роз: красные соцветия гигантскими глупыми болванчиками венчали непомерно длинные стебли.

– Мисс Чейн? – обратился к ней манерный мальчик. Элис была единственной девушкой сегодня, не считая парочки трансвеститов, так что ошибиться было сложно.

– Да, это я, – она опасливо вглядывалась в безумный красный веник, что с трудом помещался в руках юноши немаленького, в принципе, роста.

– Вам просили передать, – с этими словами и к её откровенному ужасу в руки Элис перекочевал букет, оказавшийся неожиданно тяжелым. Она готовилась почувствовать тысячу противных уколов, но шипы предусмотрительно срезали.

– Кто просил? – глупо спросила Элис, пялясь на одуряюще пахнущие бутоны.

– Посыльный, – пожал плечами официант. – Вазу принести, мисс?

– Д-да, пожалуйста, – она все еще не понимала, что, черт возьми, происходит.

– Там записка, – неожиданно сказал Арнольд, выуживая откуда-то из глубины этого кошмара белую карточку и небрежно заправляя за ухо длинную светлую прядку.

Пальцы мелко дрожали, когда Элис взяла несчастный клочок плотной бархатистой бумаги и развернула. Одну минуту она невидяще пялилась на исписанные знакомым почерком строчки, а потом разразилась отменной бранью.

– «Не добившись ответа, Медиум делает новый ход и преподносит духу дары. Кто знает, что сработает на этот раз…» – прочитал перегнувшийся через плечо парня Джошуа и непонимающе воскликнул: – Что за бред?

Вместо ответа Элис кинулась к телефону, ещё не зная, что точно собирается делать. Как, черт побери, ублюдок узнал, где она? Да быть не может, чтобы он следил за ней. Это просто невозможно и нереально, да и зачем? Хотя вся ситуация с записками и так казалась совершеннейшим абсурдом, невозможным в её до зевоты скучной и банальной жизни. Но тут в голове мелькнула мысль, и Элис на секунду замерла, а потом нарочито медленным движением открыла Фейсбук. Так и есть. В оповещениях светилось три непрочитанных сообщения от системы. Затаив дыхание, она перелистнула экран и уставилась на фотографии себя самой, сидящей на диване, целующей Арнольда в щеку и весело смеющийся в обнимку с именинником. Сверху над каждым снимком стояла пометка о геолокации. Даже самая тупая блондинка догадалась бы, где сейчас находится Элис Чейн, с кем и какой повод для кутежа посередине учебной недели. Чертов век цифровых технологий, чертов Джо, выложивший эти фотографии, чертов самоуверенный мудак с чертовым веником! Она зарычала, судорожно исправляя в настройках статус приватности – никто, ни одна душа не посмеет за ней следить. Ну, здравствуй, паранойя.

– Элис! Элис! – донесся до неё удивленный голос Джо. – Что происходит?

– Дерьмо полнейшее происходит, мой дорогой друг, – медленно произнесла она, глядя в одну точку и постепенно осознавая смысл происходящего. Игра пошла всерьез. Букет роз? Серьезно, профессор, от вас вероятнее ожидать букет венерических!

– Ничего не понимаю, – пробормотал парень и переглянулся с нахмурившимся Арнольдом, который всё вертел в руках карточку.

– Я тоже. Я тоже…