Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
9
– Ладно, я понимаю это вот так, – сказала Сьюзен. – Если заморозить воду, она превратится в лед. Если нагреть лед, он превратится обратно в воду. Молекулы возвращаются в исходное состояние, но все равно это происходит в линейном времени.
Она теребила этикетку на новом телефоне, который поставили в ее кабинете сегодня утром, до того как она приехала на работу. В старом, очевидно, обнаружилась какая-то неполадка, хотя вчера он работал совершенно нормально.
Лицо Фергюса Донлеви было непроницаемо, как у хорошего игрока в покер. Он сидел в кресле, сложившись в нем, как телескоп. Кабинет был крохотный и заваленный бумагами, с одним-единственным креслом и давно не мытым окном, из которого можно было увидеть крышу Ковент-Гардена.
На Фергюсе был старый твидовый пиджак, плотная рубаха, прямые джинсы и высокие черные ботинки. Его волнистые волосы с проседью небрежно разметались по плечам. Черты его лица были тонкими и острыми, а само оно отличалось особой мужественной красотой, какой обладают лица актеров из рекламы сигарет «Мальборо». Сьюзен считала, что Фергюс похож на стареющего ковбоя.
За пять лет работы в качестве его редактора она очень сблизилась с ним – в чем-то он даже заменял ей отца. Он был первым человеком, которому она позвонила, чтобы сообщить о том, что они с Джоном решили купить дом, и он одобрил выбранный ими район, хотя и предупредил, что пару десятков лет назад с экологией там было совсем не так хорошо, как сейчас.
– Если сварить яйцо… – начал Фергюс. Он всегда говорил тихо, почти шепотом, – то никаким способом его уже не сделать опять сырым. Нельзя вернуть в исходное состояние оплодотворенную сперматозоидом яйцеклетку. Вот линейность, но это пример скорее из области химии, а не физики.
Фергюс говорил спокойно, но вместе с тем убедительно, как человек, которому судьба не раз подставляла подножку, но который еще не устал жить и был по-прежнему полон энергии.
– Сьюзен, я просто хочу, чтобы читатели представили, что время – это вода. Оно может быть жидким и текучим, но также может быть твердым, как лед, и трехмерным. Это зависит от того, как мы воспринимаем его в каждый конкретный момент. Время и линейно, и статично. Это как в уравнении Шредингера – волна и частица…
Сьюзен перебила его:
– Фергюс, неужели ты рассчитываешь, что тебе удастся довести свою мысль до простого читателя, если даже я – а я немного разбираюсь в физике – не понимаю твоей аргументации?
Предыдущие две недели Сьюзен не расставалась с рукописью Фергюса. Несмотря на то что она отчаянно переживала за Джона, который никак не мог найти новых инвесторов для «Диджитрака», она изо всех сил постаралась сосредоточиться на работе. Ее внутреннее чутье говорило ей, что рукопись в том виде, как она есть, не годится.
Она отхлебнула кофе из желтой чашки, пару лет назад подаренной ей Джоном на день рождения. На боку чашки жирными черными буквами было написано: «Вам не узнать, о чем я думаю».
– Фергюс, когда Эйнштейн опубликовал свою теорию относительности, во всем мире только пять человек смогли понять ее.
Доктор Фергюс Донлеви, профессор университетского колледжа в Лондоне, улыбнулся:
– Я слышал, что их было шесть.
– Мы же хотим, чтобы эта книга продавалась лучше, чем «Краткая история времени», и единственный способ этого достичь – сделать так, чтобы люди хоть что-нибудь в ней поняли. Я ничего не имею против твоих идей – просто ты слишком сложно их излагаешь.
Фергюс задумчиво посмотрел на Сьюзен:
– Тебя беспокоит семнадцатая глава?
Сьюзен искренне полагала, что эта книга может стать международным бестселлером. Фергюс Донлеви был авторитетным ученым, а книга обещала быть содержательной. По крайней мере, такие выводы можно было сделать после прочтения шестистраничного синопсиса. А теперь на ее столе лежала стопка из тысячи ста страниц практически нечитабельного текста. Фергюсу придется бросить все, чем он собрался заниматься следующие полгода, и переписать его. К этой мысли Сьюзен и пыталась тактично подвести Фергюса, старалась заставить его самого осознать необходимость переработки рукописи, но пока это не очень у нее получалось.
Она несла немалую долю ответственности за эту книгу: это она предложила Фергюсу написать ее, а затем убедила начальство заключить с Фергюсом контракт и вызвалась редактировать ее. Идея, заложенная в основу книги, была замечательная: Фергюс утверждал, что при помощи физики можно доказать существование Бога – или, по крайней мере, высшего разума в любой его ипостаси – и что Вселенная была создана именно таким существом высшего порядка.
В книге Фергюс развенчивал теорию Большого взрыва, показывал неспособность теории Дарвина объяснить существование человека, научно обосновывал осуществимость передвижения со скоростью большей, чем скорость света, приводил веские доказательства тому, что человечество зародилось не на Земле – что первые люди прибыли на нашу планету из космоса.
Сьюзен подумала о Джоне. У него сегодня еще одна встреча в еще одном банке, рекомендованном Арчи Уорреном. Потом он встретится с Арчи. Джон подумывал о том, чтобы собрать консорциум спонсоров, включив в него людей, уже вложивших деньги в «Диджитрак», таких как гинеколог Харви Эдисон, который исполнял роль ведущего в их лучшей серии программ. Но пока дело двигалось вяло.
Камнем преткновения был судебный иск. Джон уже получил исковое заявление от Зака Данцигера, и в нем не было ничего утешительного. Он держался молодцом, но Сьюзен знала, что шансов у него все меньше и меньше. И ко всему прочему, в «Магеллан Лоури» тоже было не все ладно: в издательстве усилилось беспокойство по поводу надвигающегося слияния.
На завтра Арчи пригласил их с Джоном в Аскот, и она ждала этой поездки, видя в ней краткую передышку в череде наполненных треволнениями дней. Арчи ездил на Королевский Аскот каждый год, снимал целую ложу и всегда привозил с собой компанию, состоящую из влиятельных людей. Возможно, Джон найдет там кого-нибудь, кто вложил бы деньги в его бизнес, но вероятнее всего, что он только проиграет несколько сотен фунтов на тотализаторе.
По крайней мере, в обществе Арчи всегда весело. Он нравился Сьюзен – он умел ее рассмешить.
Сегодня вечером тоже что-нибудь могло получиться, так как они с Джоном были приглашены на банкет в Гилдхолле. Как получилось, что их пригласили туда, ни Сьюзен, ни Джон не знали. Открытка пришла всего неделю назад, будто о них вспомнили в самый последний момент. Сьюзен полагала, что это связано с книгой об истории Востока, которую она редактировала, но точно ничего не было известно.
Подпись под приглашением вызывала уважение: мистер и миссис Уолтер Томас Кармайкл. Уолтер Томас Кармайкл считался одним из самых богатых людей Америки. Он имел репутацию филантропа и покровителя всяческих искусств. Поначалу Джон не слишком обрадовался приглашению, но Сьюзен убедила его поехать, указав на то, что на таких банкетах обыкновенно бывает очень много богатых людей и не исключено, что кто-нибудь из них согласится помочь ему.
Сьюзен предложила Фергюсу вместе пообедать – она подумала, что вне стен издательства ей будет проще дать понять ему о необходимости переписать книгу, а он легче это воспримет. Они сидели за столиком в большом ресторане на верхнем этаже Ковент-Гардена, ели копченого тунца, пили «Сансер» и говорили обо всем на свете, кроме книги. Фергюс рассказал Сьюзен, что с сентября этого года его дочь – он был один раз женат и развелся много лет назад – будет учиться на психолога в Герцогском университете в Северной Каролине.
– Теперь, когда вы переехали в большой дом, вы собираетесь завести ребенка? – спросил он.
– Нет. – Сьюзен видела, что Фергюс подумал, что задел своим вопросом за живое, и сказала, чтобы сгладить неловкость: – Мы Джоном решили не иметь детей. Разве я не говорила тебе этого?
Фергюс отрезал от тунца ломтик, обмакнул его в подливку, но есть не спешил. Вместо этого он проворчал что-то нечленораздельное, что можно было воспринять и как осуждение, и как одобрение. Его лицо посуровело, но голос был по-прежнему тихим и спокойным.
– Ты могла передумать. – Он поднял брови. – Ты говорила мне, что это Джон не хочет иметь детей, потому что его собственное детство было очень тяжелым. Конечно, я знал, что ты приняла его условия, но надеялся, что ты передумала.
– Нет, – неловко сказала она. Он действительно задел ее за живое. – Переезд… в этом отношении он ничего не меняет.
– Я рад, что вы с Джоном так хорошо понимаете друг друга.
Сьюзен с трудом расслышала его фразу на фоне ресторанного шума.
– Да, – сказала она почти так же тихо, как он.
Фергюс знал множество людей. Она подумала, не рассказать ли ему о затруднениях Джона, но решила, что, несмотря на их дружбу, это было бы непрофессионально. Этот обед был затеян ради книги Фергюса – не надо об этом забывать.
– Многие супружеские пары заводят детей из-за того, что им уже нечего друг другу сказать, – сказал Фергюс.
Она улыбнулась:
– Может быть.
– Хорошо, что вам с мужем еще есть что друг другу сказать. Если уж вы не надоели друг другу за семь лет, то, скорее всего, будете вместе до самой смерти.
– Вам с женой нечего было друг другу сказать? – спросила она.
Фергюс отправил кусок рыбы в рот и медленно прожевал его. Он весь внутренне осел – Сьюзен задела его старую рану.
– Было еще много других причин, – сказал он и замолчал.
Сьюзен отпила вина и решила не развивать тему.
– Я тебя никогда об этом не спрашивал, – сказал Фергюс. – Как ты справляешься с биологически обусловленным желанием стать матерью? Или у тебя нет такого желания?
Сьюзен оглядела зал ресторана, обращая особое внимание на ближние столики. Она не хотела, чтобы кто-нибудь из ее коллег хотя бы краем уха уловил какие-либо подробности ее личной жизни. За соседним столиком сидел директор по рекламе и с ним трое незнакомых ей мужчин. Они что-то живо обсуждали.
– Конечно, оно у меня есть, но я не позволяю ему диктовать мне, как жить.
Фергюс отпил вина, поставил бокал, что-то снова проворчал, затем сказал:
– Звезды властвуют над человеком, однако мудрый человек властвует над звездами.
– Хорошо сказано. Кто это?
– Фрэнсис Баррет. Это из книги под названием «Маг».
– Не знала, что увлекаешься магией.
Он наклонил голову:
– Насколько хорошо ты меня знаешь?
– Я? Не очень хорошо. Мы знакомы уже давно, но я не знаю тебя.
Он отстраненно улыбнулся:
– Насколько хорошо можно узнать кого-нибудь?
– Что ты имеешь в виду?
– Насколько хорошо ты знаешь своего мужа? Знаешь ли ты его вообще? Знаешь ли ты себя? Знаешь ли ты себя по-настоящему?
Сьюзен развела руками:
– Думаю, что да, но не уверена.
– Никто из нас не знает, на что он способен, пока обстоятельства не подвигнут его на конкретные действия. – Целясь в тунца на тарелке, Фергюс выжал из ломтика лайма последние капли сока.
– Я думала, ты ученый, – сказала она. – Магия описывает сверхъестественные явления. Как ты смог примирить в себе магию и науку?
– Артур Кларк как-то сказал, что магией можно назвать любую в достаточной степени развитую технологию. Мы называем сверхъестественным то, для чего пока не нашли объяснения.
– Ты и в самом деле в это веришь?
– Да, – сказал он.
– Ты полагаешь, что мы постепенно найдем объяснения всему?
– Да. Только не знаю когда.
– И какими они будут?
Он пожал плечами:
– Кларенс Ирвинг Льюис сказал: «Нет никаких оснований полагать, что, когда мы отыщем правду, она покажется нам интересной».
Сьюзен улыбнулась:
– Надеюсь, он не прав.
Фергюс посмотрел на нее странным взглядом:
– Думаю, это очень возможно. Что он не прав.
Сьюзен поднесла бокал ко рту.
– Ты полагаешь, что очень немногие из нас выполнят свое предназначение, так как понятия не имеют, в чем оно заключается?
Возникла долгая пауза, затем Фергюс произнес:
– Ты выполнишь. Ты выполнишь свое предназначение.
Он сказал это так серьезно, что ей захотелось рассмеяться, но она сдержалась – уж слишком серьезно он это сказал. А затем ей стало неуютно. Он больше не смотрел на нее, он смотрел внутрь ее, в какой-то скрытый от всех уголок ее души. И казалось, его поразило то, что он там увидел. Почти испугало.
По телу Сьюзен словно прошла ледяная волна.
– Что? На что ты смотришь? – спросила она.
Но он уже взял себя в руки, натянул на лицо улыбку и сменил тему разговора.
