Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 5
Было значительно позже полседьмого, почти семь, когда я подходил к своему дому. Неожиданно калитка распахнулась, и из моего сада вышел Лоуренс Реддинг. При виде меня он замер как вкопанный, меня же поразил его вид. Он выглядел как безумец: глаза выпучены, кожа мертвенно-белого цвета, весь трясется и дергается… У меня в голове даже промелькнула мысль, что он напился, однако я тут же отогнал ее.
– Здравствуйте, – сказал я, – вы хотели еще раз повидаться со мной? Извините, у меня было срочное дело. Только что вернулся. Сейчас я буду занят, у меня назначена встреча с полковником Протеро – нам нужно кое-что обсудить, – но она не займет много времени.
– Протеро, – произнес он. И начал смеяться. – Протеро? У вас назначена встреча с Протеро? О, вот вы и встретитесь с Протеро! О господи… да!
Я изумленно уставился на него и, поддавшись порыву, протянул к нему руку. Он резко отскочил и почти выкрикнул:
– Нет! Я должен уйти… чтобы подумать. Мне нужно подумать. Я должен подумать.
Реддинг побежал и исчез за поворотом дороги, ведшей к деревне. Я же стоял и смотрел ему вслед, и меня снова посетила мысль о том, что он пьян.
Спустя несколько мгновений я повернулся и, качая головой, прошел в сад. Парадная дверь у нас никогда не запирается, однако я все равно позвонил. На звонок вышла Мэри, вытирая руки фартуком.
– Наконец-то вы вернулись, – заявила она.
– Полковник Протеро пришел? – спросил я.
– В кабинете. Сидит там с четверти седьмого.
– А мистер Реддинг тоже заходил?
– Пришел несколько минут назад. Вас спрашивал. Я сказала ему, что вы вернетесь с минуты на минуту и что полковник Протеро ждет вас в кабинете, а он сказал, что тоже подождет, и пошел туда. Он и сейчас там.
– Нет, там его уже нет, – возразил я. – Я только что встретил его на улице.
– Ну, значит, я не слышала, как он ушел. Он пробыл там не больше пары минут. Хозяйка еще не вернулась из города.
Я рассеянно кивнул. Мэри ретировалась на кухню, а я прошел по коридору и открыл дверь в кабинет.
Я заморгал, когда после полумрака коридора мне в глаза ударил яркий свет заходящего солнца. Сделав один или два шага, я замер, будто громом пораженный.
До меня не сразу дошло увиденное.
Полковник Протеро в неестественной позе лежал на моем письменном столе. Рядом с его головой натекла лужица какой-то темной жидкости, и эта жидкость капала на пол с до жути размеренным «кап-кап-кап».
Я собрался с духом и подошел к нему. Его кожа на ощупь была прохладной. Я поднял его руку, а когда выпустил, она безжизненно упала вниз. Полковник был мертв – убит выстрелом в голову.
Я вернулся к двери и позвал Мэри. Когда она пришла, я велел ей со всех ног бежать за доктором Хейдоком, который жил на углу. Я сказал ей, что у нас случилось несчастье, после чего закрыл дверь и стал ждать доктора.
К счастью, доктор оказался дома. Хейдок хороший парень, большой, рослый и широкоплечий, с честным, слегка грубоватым лицом.
Его брови поползли вверх, когда я молча указал ему на стол. Но, как истинный врач, он не выразил никаких эмоций – лишь склонился над умершим и стал быстро осматривать его. Потом выпрямился и повернулся ко мне.
– Ну? – спросил я.
– Он мертв довольно давно… с полчаса, я бы сказал.
– Самоубийство?
– Исключено, дружище. Взгляните на расположение раны. Кроме того, если он сам стрелял в себя, где оружие?
А ведь верно, никакого оружия поблизости не было.
– Мы не должны ничего трогать, – сказал Хейдок. – Я звоню в полицию.
Он взял трубку, как можно короче изложил факты, затем положил трубку на место, подошел ко мне и сел рядом.
– Хуже некуда. Как он тут оказался?
Объяснив, я спросил слабым голосом:
– Это… это убийство?
– Похоже на то. А что же еще? Удивительное дело. Интересно, у кого был зуб на старика? Конечно, я знаю, что он не пользовался популярностью, но людей редко убивают из-за неприязни. И вот нате…
– Есть одна очень любопытная деталь, – сказал я. – Сегодня днем мне позвонили и вызвали к умирающему прихожанину. Когда я пришел туда, встретили меня с крайним удивлением. Больной выглядел значительно лучше, чем несколько дней назад, а его жена категорически отрицала, что звонила мне.
Хейдок свел брови на переносице.
– Это наводит на размышления… да еще какие. Вас убрали с дороги. Где ваша жена?
– Уехала в Лондон на целый день.
– А горничная?
– На кухне… в противоположной части дома.
– А это говорит о том, что она, вероятнее всего, не слышала, что происходит здесь. Гиблое дело… Кто знал, что Протеро собирается к вам сегодня вечером?
– Он во всеуслышание объявил об этом на всю деревню сегодня днем, когда мы стояли на улице.
– То есть об этом знала вся деревня? Хотя они и так узнали бы. Известно, кто был настроен против него?
Мне сразу вспомнился Лоуренс Реддинг, бледный, с выпученными глазами. Ответить мне помешали шаги в коридоре за дверью.
– Полиция, – объявил мой друг и встал.
Нашу полицию представлял констебль Хёрст. Вид у него был важный, но при этом слегка встревоженный.
– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался он с нами. – Инспектор прибудет с минуты на минуту. А пока я буду следовать его указаниям. Как я понимаю, полковник Протеро был найден мертвым – его убили в доме викария…
Он замолчал и устремил на меня полный холодного подозрения взгляд, на который я ответил с подобающей в этой ситуации озабоченной невинностью.
Констебль передвинулся к письменному столу и объявил:
– Ни к чему не прикасаться до приезда инспектора.
Для удобства читателей я прилагаю план комнаты.
Полисмен достал блокнот, послюнил карандаш и выжидательно посмотрел на нас обоих. Я повторил свою историю о том, как обнаружил тело. Записав все – на это ушло некоторое время, – констебль обратил свой взор на доктора.
– Доктор Хейдок, что, по вашему мнению, стало причиной смерти?
– Выстрел в голову с близкого расстояния.
– А оружие?
– Не могу точно ответить на этот вопрос, пока не извлеку пулю. Но должен сказать, что, по всей вероятности, пуля была выпущена из пистолета малого калибра – к примеру, из «маузера» двадцать пятого калибра.
Я вздрогнул, вспомнив наш вчерашний разговор и слова Лоуренса Реддинга. Полицейский констебль тут же впился в меня своим ледяным, бесстрастным, как у рыбы, взглядом.
– Вы что-то сказали, сэр?
Я покачал головой. Какие бы ни были у меня подозрения, они всего лишь подозрения, поэтому я буду держать их при себе.
– Когда, по-вашему, произошло это трагическое событие?
Доктор поколебался мгновение и ответил:
– Я бы сказал, что этот человек мертв более получаса. Но точно не дольше.
Хёрст повернулся ко мне.
– Горничная что-нибудь слышала?
– Насколько мне известно, ничего, – ответил я. – Но лучше спросите у нее.
В этот момент прибыл инспектор Слак, две мили от Мач-Бенхэма он проехал на машине.
Об инспекторе Слаке я могу сказать немногое, а именно то, что вряд ли найдется другой человек, столь решительно восстающий против своей фамилии. Этот темноволосый мужчина с цепким взглядом черных глаз отличался неугомонностью и энергичностью, а его манеры – грубостью и крайней властностью.
Он ответил на наши приветствия коротким кивком, взял у своего подчиненного блокнот, внимательно прочитал написанное, тихим голосом обменялся парой фраз с констеблем, затем подошел к телу.
– Как я понимаю, тут все уже заляпали и передвинули, – сказал он.
– Я ни к чему не прикасался, – сказал Хейдок.
– Я тоже, – сказал я.
Инспектор некоторое время сосредоточенно смотрел на вещи, расставленные на столе, и изучал лужицу крови.
– О! – не без торжества воскликнул он. – Вот то, что нам надо. Часы опрокинулись, когда он повалился на стол. Это дает нам точное время преступления. Двадцать две минуты седьмого. Доктор, когда, говорите, наступила смерть?
– Я сказал, примерно полчаса назад, но…
Инспектор посмотрел на свои часы.
– Пять минут восьмого. Меня известили десять минут назад, без пяти семь. Тело обнаружили примерно без четверти семь. Как я понимаю, вас вызвали немедленно. Значит, вы осматривали его минут за десять до… Гм, это дает нам возможность установить время с точностью до секунды!
– Я не ручаюсь за точность, – сказал Хейдок. – Это приблизительная оценка.
– Вполне подходит, сэр, вполне.
Я попытался вставить слово:
– Что касается часов…
– Прошу меня извинить, сэр, я сам задам вам вопросы, которые меня интересуют. У нас мало времени. А сейчас мне нужна абсолютная тишина.
– Да, но я хотел бы предупредить вас…
– Абсолютная тишина, – сказал инспектор, бросая на меня свирепый взгляд.
Я удовлетворил его желание.
– Почему он здесь сидел? – проворчал он себе под нос, продолжая таращиться в письменный стол. – Он хотел написать записку… здравствуйте… а это что?
Инспектор с победным видом поднял на вытянутой руке лист бумаги. Он был так доволен своей находкой, что даже разрешил нам подойти к нему и изучить ее вместе с ним.
Это был лист почтовой бумаги с эмблемой прихода, и на верхней строчке стояло время: «6:20».
«Дорогой Клемент, – начиналась записка, – сожалею, дольше ждать не могу, но я должен…»
На этом почерк превращался в нечитаемые каракули.
– Ясно как день, – радостно объявил инспектор Слак. – Он сидит здесь и пишет вот это, враг тихо входит через окно и стреляет в него. Что еще вам надо?
– Я просто хотел бы сказать… – начал я.
– Соблаговолите отойти в сторону, сэр. Я хочу проверить, есть ли отпечатки подошв. – Полицейский встал на карачки и стал продвигаться к открытому окну.
– Думаю, вы должны иметь в виду… – продолжал упорствовать я.
Инспектор поднялся и заговорил без возмущения, но твердо:
– Мы обсудим все это позже. Я буду крайне обязан вам, джентльмены, если вы уйдете отсюда. Будьте любезны, выйдите вон.
Мы подчинились, смирившись с тем, что нас прогнали, как детей.
Казалось, прошло несколько часов, хотя на самом деле было всего четверть восьмого.
– Ну, – произнес Хейдок, – такие вот дела. Когда этот напыщенный осел захочет увидеться со мной, отправьте его в мой кабинет. До свидания.
– Хозяйка вернулась, – доложила Мэри, на минуту появившись из кухни. Ее округлившиеся глаза возбужденно сияли. – Зашла в дом пять минут назад.
Я нашел Гризельду в гостиной. Вид у нее был испуганный, но не подавленный.
Я все рассказал ей, и она меня внимательно выслушала.
– На записке обозначено время: шесть двадцать, – закончил я. – А часы опрокинулись и остановились в шесть двадцать две.
– Да, – проговорила Гризельда, – но разве ты не сказал ему, что мы всегда ставим их на четверть часа вперед?
– Нет, – ответил я. – Не сказал. Он отказался меня выслушать. Я старался изо всех сил.
Гризельда озадаченно нахмурилась.
– Но послушай, Лен, – сказала она, – ведь с учетом всего этого складывается чрезвычайно странная ситуация. Потому что, когда часы показывали двадцать минут седьмого, на самом деле было пять минут седьмого, а в пять минут седьмого полковник Протеро еще не пришел к нам в дом.
