Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
III
Этот рассказ – о музыке. Иногда люди ведут мелодию, а иногда она ведет людей. Как бы то ни было:
– Значит, не суждено, – произнес он с ноткой обреченности.
меж тем говорила музыка.
– Почему?
– Потому что мы уже слишком старые. Да ты и сама не захочешь – теперь, когда тебе дали эту работу в Дюкском центре.
– Я туда еще не перебралась.
– Но работу-то дали. И будут платить четыре тысячи в год.
– Ты получаешь вдвое больше.
– То есть ты все еще согласна?
продолжал оркестр.
– Нет. Думаю, ты прав. Уже слишком поздно.
– Слишком поздно для чего?
– Просто «слишком поздно», как ты сам сказал.
– Я не это имел в виду.
– И все равно ты был прав… Тише.
– Эта песня – как раз о тебе, – сказал он с чувством.
– Что? Это я-то взгляду услада и так далее? Тебе следовало сказать это мне пятнадцать лет назад. А сейчас у меня под началом целая клиника… Я по-прежнему женщина, – добавила она после паузы, – но уже не та женщина, которую ты знал когда-то. Теперь я совсем другая.
гнул свое оркестр.
– Да, я могла услаждать взгляды, когда была никем и даже не умела правильно выражаться…
– Я никогда не думал…
– Только не начинай снова. Лучше послушаем, что они играют.
– Песня так и называется: «Взгляду услада».
– А кто автор?
– Его зовут Джером Керн.
– А с ним ты встречался, когда в последний раз ездил в Европу? Он твой приятель?
– Никогда его не видел. С чего ты взяла, будто я должен знать всю эту звездную братию? Я всего-навсего врач. Я не музыкант.
Она помолчала, размышляя: откуда в ней эта горечь?
– Должно быть, все потому, что я за эти годы не встречала никаких знаменитостей, – сказала она наконец. – Впрочем, однажды я видела самого доктора Келли, но только издалека. Я стала такой, какая есть, просто потому, что хорошо делаю свое дело.
– А я стал таким, потому что…
– Для меня ты всегда будешь лучше всех. Как, ты сказал, звали этого автора?
– Керн. И я не говорил «звали». Я сказал «зовут».
– Ты всегда любил меня поправлять. А теперь мы оба располнели – средний возраст, ничего не попишешь. Не так уж много радостей выпало на нашу долю.
– В том не моя вина.
– В этом нет ничьей вины вообще. Просто так уж вышло. Давай потанцуем. Красивая мелодия. Как, ты сказал, звали того автора?
– Керн.
– Однако у нас было все это, верно? – спросила она. – Были все эти люди – и Йоманс, и Берлин, и Керн. Им, наверно, пришлось наизнанку вывернуться, чтобы написать такие песни. А мы эти песни слушали вместе с тобой.
– Боже, но ведь этого так мало… – начал он, но она его прервала:
– Давай не будем зря мусолить эту тему. Ведь это наше с тобой достояние. Это все, что мы узнали о жизни. И у этих людей были имена – ты знал их имена.
– Их имена…
– Ты хоть с кем-нибудь из них познакомился за все годы, что провел в Европе?
– Ни разу не видел никого из них.
– Вот и я никогда их не увижу.
Она задумалась, представляя себе широкие просторы той жизни, какая могла бы быть у них вдвоем. Она могла бы стать женой этого человека, родить ему детей и, если нужно, умереть ради него… А вместо этого она в одиночку выкарабкивалась из унизительной нищеты, получала образование, делала карьеру, стремилась вперед – навстречу одинокой старости. И сейчас ей уже не было дела до этого мужчины, так и не ставшего ее мужем. Но ей очень хотелось знать, как жили все эти композиторы – Йоманс, Берлин, Керн, – и она думала, что, если их жены вдруг попадут к ней в клинику, она сделает все возможное для того, чтобы они чувствовали себя счастливыми.