Rassolniki

IV

– Пишем! – прохрипел голос звукорежиссера, спрятанного за стеклом монтажной.

В студии городского телевидения началась запись криминальных новостей. Первый сюжет – о вчерашнем налёте RASSOLNIK’ов на рынок и кафе. Ведущий читал сообщение хорошо поставленным, ровным голосом, как будто и не подводку вовсе зачитывал, а некролог. Причём некролог, посвящённый уходу никем нелюбимого человека. Нельзя, чтобы зрители уловили какую-либо оценку, хотя это очень трудно. Но за годы работы на телевидении ведущий самой рейтинговой в городе передачи, Александр Ведов научился даже анекдоты рассказывать сухо, без эмоций, без ямочек на щеках.

Зачитывая закадровый текст, который обычно сопровождает видео, Александр внимательно смотрел на экран. Он следил, не промелькнёт ли там крупный план, по которому можно было вычислить кого-нибудь из нападавших. Смотрел на всякий случай, для успокоения, ведь монтаж этого материала он проконтролировал лично. Да и не могло быть там крупных планов. За подготовку видео для СМИ отвечала специальная группа из «Отдела по про» – так между собой RASSOLNIKI называли ребят, которым была поручена работа с прессой. Для самих журналистов они были просто «очевидцами».

В сегодняшнем эфире помимо новости о потасовках, учинённых RASSOLNIKaMH в общественных местах, была новость об очередных взятых с поличным наркобарыгах, о суде над убийцей родителей, о фальшивомонетчиках, о серийном грабителе по фамилии Медведев, забавные кадры с камер торгового центра, застукавших воришку-неудачника. Под занавес выпуска пришло срочное сообщение из следственного комитета: «Задержанный на днях педофил выбросился из окна следственного изолятора».

И снова уверенный, эмоционально неокрашенный голос. Хотя для самого Ведова сообщение о выбросившемся насильнике стало новостью. Однако он совершенно не переживал по этому поводу. И без этого было о чём подумать. Рублёв со вчерашнего вечера не выходил из головы.

– Титры! – весело пробубнил простывший звукарь. Его голос эхом разнесся по большой загромождённой реквизитом студии. Ведущий отцепил от рубашки радиомикрофон – петличку, как называют её между собой телевизионщики, пожал руку оператору и, не забегая в редакцию, не заглядывая в гримёрку, помчался на улицу. К такому поведению Ведова в телекомпании привыкли, жизнь по секундам была его визитной карточкой. Но чем он в свободное время занимался – здесь не знал никто.

В своем эпатажном автомобиле популярный телеведущий включил музыку на всю громкость и помчался по городским ухабам в сторону центральной почты. Однако ни музыка, ни отвратительные дороги не смогли отвлечь его от болезненного вопроса. Вопроса, колющего чем-то горячим и в пятки, и в сердце, и даже в зубы. Как быть с Рублёвым?

Ещё когда Рублёв позвонил ему из Москвы и сообщил, что едет, у Ведова возник как всегда гениальный план, как ему тогда показалось, использовать друга, переманить его на свою сторону, пропитать его своими идеями, показать всю полезность и необходимость существования движения. Другими словами, Ведов Рублева хотел завербовать. И не только для того, чтобы статьи журналиста общероссийского СМИ стали пропагандистскими. У Ведова перед самим собой была поставлена сверхзадача – изменить жизнь приятеля до неузнаваемости, а именно: заставить его уйти в политику. Естественно, это требовало времени, осторожного, продуманного до последних деталей общения. Поэтому на вербовку он отвел пару недель. Он даже придумал, как продлить командировку Рублёва. А тут… «И кто дёргал за язык этих фэйсов?» – подумал со злостью Ведов.

Хотя можно было предугадать, что Александр приедет подготовленный. Что начнёт наводить справки. А во всех справках и донесениях про RASSOLNIK’ов, если и есть какое-то имя, то это его имя. Почему нельзя было подумать об этом раньше? Этот вопрос, собственная глупость, рушившиеся планы на счет Рублева – все это мучило сейчас Ведова.

Мучило зверски, рождая в нем волчью злость.

Но надо было успокаиваться и соображать, что делать дальше. На самом деле вариантов теперь было два. Раскрыть все карты и попытаться Александра уговорить или… Александра убрать. Несчастный случай. Психбольница. Самоубийство. Здесь вариантов могло быть множество.

От этих мыслей потянуло блевать. Куда-то исчез воздух. Ведов открыл окно и остановился. Неужели все настолько резко может измениться?

«Нет, конечно, он меня не сдаст, во-первых, друг – сколько выпито вместе и пережито, – отгонял злые мысли водитель застывшего посреди дороги запорожца, – во-вторых, профессиональные журналисты свои источники не сдают. Но с другой стороны, с ним же делятся информацией, а значит, и с него потребуют выложить всё, что он узнал. А совесть у Рублёва, как у интеллигентной девственницы, если ему не по нутру что-то, если что-то за пределами его понимания о чести и морали, то ждите – скоро этому всему придёт конец».

«Обострённое чувство справедливости» – так было написано в университетской характеристике Рублёва. Ведов об этом качестве друга знал лучше всех.

«Конечно, не сдаст, – продолжал всверливать он в свою голову эту спасительную для обоих лексическую инъекцию, – стукачом Рублёв не был, наоборот, стукачей гнобил со всей извращённостью своего интеллекта».

Ведов, глядя на то, как ему показывают фак водители, объезжающие запорожец, вспоминал. Как-то на третьем курсе они напились портвейна в сквере за университетом. Одногруппник-ботаник это дело заметил и пообещал при случае сообщить в деканат. Ух и разошёлся тогда Рублёв!

Он орал заучке в уши что-то про братство, про скреплённые веками традиции русских студентов, про то, что стукачество – это пережиток советской России, а они совсем другие люди и отпрысков вонючей системы не уважают. Однако сокурсник все равно на что-то обиделся. Донос от анонима уже на следующий день зачитывали в аудитории. Рублев отомстил жестоко, по-студенчески: переспал с подружкой ботаника, девственницей, и сам ему об этом рассказал.

«Да и на кого бы мог стукануть Рублёв при той информации, которая есть у него сейчас? – продолжал размышлять Ведов, – на лидера RASSOLNIK’ов? Вряд ли бы ему вручили за это медаль. Скорее сжалились бы над ним и слили бы бедному журналисту пару занятных пакостей про группировку RASSOLNIKI. Куда опаснее, если Рублёв опубликует имя лидера группировки в прессе». «Запорожец» снова затрясся на колдобинах.

– Блядские дороги! – вслух выкрикнул Александр.

Не менее блядским было место, к которому подъезжал телеведущий. В предвкушении встречи с ним даже мысли о Рублёве показались не такими страшными. Это место звалось – российской почтой.

Когда Дьявол и Бог делили, что в новой стране будет принадлежать аду, а что Раю, Дьявол был неумолим. «Почта моя!» – кричал он, давясь эпилепсией. «Забирай себе магазины, заводы, полицию, всё забирай! Но почта – моё! Родное!».

Говорят, он даже плакал, как плачут родители, когда теряют своих детей. Бог сжалился и велел ангелам признать почту дьявольским местом и никогда не совать туда носу.

Тем, кто хоть раз стоял в очереди на почте, ад не страшен.

Очередь на почте! Здесь можно встретить разновозрастные категории, но больше всего на почте пенсионеров. Медленных, как всегда кажется молодым, тормознутых, тупых, невоспитанных пенсионеров-эгоистов. Мало того, что все они прямо с порога идут к заветному окошечку, не замечая той сотни человек, что стоит перед ним, они идут, как в бой, размахивая клюками-кинжалами, распихивая всех с силой танка, наступая при этом на ноги каждого. При этом матеря или, в лучшем случае, проливая на всех ушат слюны и нечеловеческой злобы. А когда такого «хама за шестьдесят» ставят на место – в очередь, ненависть закипает ещё сильней и выливается в жестокость. Тогда уже достаётся даже кассирам и операторам, а также всем жителям страны от мала до велика, от дворника до президента. Всей истории мира тоже достаётся, но это зависит уже от начитанности недовольного.

Кажется, что при входе на почту черти вселяются в пенсионеров и не покидают их мыслей и тел, пока те не выйдут из неё вон.

Александр помнил, как когда-то его маленького родители каждый четверг отправляли в этот ад за свежей дешёвой газетой, и он уже тогда вынужден был проходить чистилище. В последнее время он часто бывал на почте – переводил деньги родителям, как сейчас, или получал заказные книги.

Возможно, именно почта и встречи здесь с системой и людьми из СССР помогли Ведову сформулировать теорию о невозможности развития страны, пока живы подобные традиции и люди. Невоспитанные, грубые, обиженные на всех и вся, но при этом самолюбивые люди. Нужно ждать пока дьявол всех их заберет. А с их детьми и внуками, которые, соответственно, в воспитании недалеко ушли – нужно разговаривать жёстко, при необходимости руками и оружием. Чтобы знали, с кого пример брать! И в верности своих взглядов Александр убеждался каждый раз, когда переступал порог этого ненавистного учреждения. Черти вселялись и в него. Градус злобы зашкаливал. А когда, наконец, Ведов оказывался на улице, он нередко чувствовал, как из него выходит пар. Приняв холодный душ, Александр успокаивался и убеждал себя, что не все, кто родился и вырос в Советском Союзе, достойны смерти и кнута. Были и те, кто заслуживал пряника. Но чем больше он жил, тем больше понимал – «совковых» людей со знаком плюс очень мало.

Поход на почту сегодня, как всегда, затянулся. Александру пришлось опоздать на оперативку. Так он называл встречу с основой RASSOLNIK’ов.

Встречалась основа раз в неделю, каждый раз в новом месте. Это всегда были презентабельные конференц-залы или совещательные комнаты в офисах каких-нибудь компаний. Офисы на время оперативки снимались заранее и полностью.

Сегодня собрались в одном из офисов торгового центра на главном городском проспекте – просторный, безнадёжно захваченный светом зал. Овальный дубовый стол, кожаные кресла, огромный плазменный телевизор, барная стойка по правую сторону от стола и бильярдный стол по левую.

Когда Ведов забежал в зал, соратники как раз вбивали шары в лузы. Но стоило ему занять кресло во главе стола, как все немедленно расселись на свои места.

По правую руку от Ведова сидел ответственный за идеологию и пропаганду Иван Лозовой – священник, настоятель храма имени Александра Невского, прихожане его звали отцом Иоанном. Рослый глазастый мужчина с чёрной густой бородой, но в тоже время с тонкими, будто специально выщипанными бровями. На оперативки он приходил в джинсах и в пиджаке, что приближало его к «народу».

Рядом со священником сидел ответственный за досуг RASSOLNIK’ов. Другими словами – за корпоративный дух. Худощавый, бритоголовый, с маленькими глазами и гоголевскими усами – Константин Мильчин. Самый молодой из группировки, он организовывал совместные выезды на пикники, футбольные матчи, походы, посещения музеев. В его задачу входило сплотить RASSOLNIK’ов, сколотить из них одну команду, каждая часть которой была бы в ответе за другие.

Слева, напротив отца Иоанна, сидел настоящий богатырь – человек-глыба Андрей Рябов. В нём всё было выдающимся и ярким. Даже серые, коротко стриженные волосы на круглой голове отливали, словно шелковые. Его розовые, пухлые, как у ребенка, щёки, глаза – карие и до ужаса добрые, могли внушить незнакомцу, что этот человек и мухи не обидит. Однако именно Рябов отвечал за силовые акции, за нападения, за зачистки, за потасовки и, наконец, за физическую подготовку бойцов.

Рядом с Рябовым сидел ещё один член основы – Семён Тихонов. Между собой его называли «бухгалтером», и на это было две причины. Во-первых, выглядел он как обычный офисный клерк: средний рост, аккуратно уложенные волосы, очки, всегда гладко выбритое лицо, дорогой костюм. Во-вторых, именно он отвечал за бюджет движения. Бюджет, надо сказать, был немаленький. Основные доходы обеспечивали спонсоры из сочувствующих, остальные деньги – это ежемесячные обязательные взносы самих RASSOLNIK’ов.

Таков был узкий круг основы. Бывало, собирались широким кругом, куда ещё приглашались те, кто отвечал за состав бойцов в отдельно взятых микрорайонах. Таковых в городе было пять. А значит, получалось, что с районными лидерами вся основа «фирмы» насчитывала десять человек.

Сегодня на повестке дня были вопросы, которые касались далеко не всех.

И Ведов начал с главного.

– Друзья, – сказал он, – нам пора выходить из подполья. Пора идти в политику. Вы же знаете, что скоро выборы мэра, и я уже давно думаю о том, чтобы попытаться заявить на них своего человека.

– А на фига? – перебил Мильчин.

– Как это на фига? – парировал Рябов, – когда мы придём к власти – нам проще будет двигаться. Мы сможем исправлять общество более… качественно, а не только колотить твердолобую топоту. Понял?

– От этой гопоты все проблемы общества, – вдруг сказал Константин.

– Давай без философии, а!? – вступил в разговор Ведов, – хотя, если хочешь, умничаний, пожалуйста. Мы все знаем, кто сейчас тянет страну назад – это гопота на пенсии. С ними мы ничего поделать не можем, да они не так уж и вредны, если не считать их участие в выборах. Но есть ещё одна пенсионная гопота. Та, которая при власти. Вот где красных чиновников и моральных уродов как свиней нерезаных. Если не идти туда, то наша война на улицах может оказаться бессмысленной.

Священник закивал головой в знак одобрения оратора; Мильчин, увидев это, больше не стал спорить. Он Лозового уважал больше, чем всех остальных, вместе взятых.

Вопросы возникли у бухгалтера:

– Получается, что теперь мы должны открыться, Саш? Нам это надо?

– Вот этот вопрос мне не дает покоя. Открываться не хотелось бы, это ясно.

– А как тогда? – не понял тот.

– Да что тут непонятного?! – Рябов начал выходить из себя.

– Ну так объясни, умник! – слово «умник» бухгалтер произнёс вполне по – дружески.

– Как я понимаю, Сема, надо просто человека, левого, пропихнуть его во власть, поддержать, а потом через него двигаться! Я правильно говорю, Саш? – он перевел взгляд на Ведова.

– В принципе, да, если в общих чертах, – ответил Ведов.

– Вот! – Рябов закатил глаза и ударил головой воздух.

– Ну вы, ребята, мутите! – снова оживился Мильчин.

Тут в разговор прорвался бас Иоанна.

– Как я понимаю, человек у тебя уже есть? – спросил он Ведова.

– Вроде есть, – сказал Александр.

Священник повёл узкой бровью, приглашая Ведова поподробнее рассказать о кандидате. И телеведущий рассказал про Рублёва. Кто он, откуда, черты характера, семейное положение, образование, степень его осведомлённости о них. Уложился минут за десять. Вопросы посыпались не сразу. Сначала помолчали.

Первым не выдержал и покончил с тишиной кий, упавший где-то в районе бильярдного стола.

– А он тебя не сделает звездой в своей же газете? – откликнулся на звук от падения кия Константин.

– Хотел бы прославить, уже бы прославил, – снова парировал Рябов. Он Мильчина явно недолюбливал.

– И всё-таки я не понимаю, как мы будем его двигать? Что, он так и будет говорить: «я из RASSOLNIK’ов»? – не унимался «бухгалтер» Семён.

Отец Иоанн глубоко вдохнул, а это значило, что другим говорить в ближайшее время не стоило, его бас всё равно не перекричишь.

– Мне думается, что мы сейчас не о том, – начал он, – Рублёв ещё птица неизвестная нам, дай Бог он согласится, но может и плюнуть на нас. Но раз другого кандидата нет – будем работать.

Александр заулыбался и тут же поймал взгляд идеолога на себе.

– Я тебе, Саш, позвоню завтра, есть у меня пару идей на счет твоего кандидата. На связи будь.

«Блин, какие там ещё идеи у Иоанна? Что он выдумал? Как бы все не испортил. И кто меня дёрнул про Рублёва сегодня рассказать всем? Так все быстро закрутилось. Зато, дай Бог, теперь все по-настоящему будет», – размышлял Ведов, попивая чай с шоколадом у бара, пока RASSOLNIKI подводили итоги вчерашней акции и планировали следующую.

Поговорили и о других делах. О том, как так получилось, что их парень сорвался и напал на школьницу. Все уже знали, что он выбросился из окна СИЗО. Помянули, помолчали.

И пошли доигрывать в бильярд.