Опасное наследство

II

Хью Пиластер повязал вокруг шеи новый галстук небесно-голубого цвета, слегка расправил его и заколол узел булавкой. Конечно, лучше было бы облачиться в новый сюртук, но он получал всего шестьдесят девять фунтов в год, поэтому мог оживить свой старый гардероб всего лишь новым галстуком. Такой широкий галстук только что вошел в моду, а голубой цвет был довольно дерзким выбором; но, посмотрев на свое отражении в зеркале гостиной тетки Августы, Хью решил, что голубой галстук и синий сюртук неплохо сочетаются с его голубыми глазами и черными волосами. Оставалось надеяться, что щегольский галстук придаст ему молодцеватый вид. Возможно, так подумает и Флоренс Столуорти. С тех пор как Хью с ней познакомился, он стал больше внимания уделять одежде.

Жить в одном доме с теткой Августой и испытывать при этом недостаток средств было немного странно, но согласно установленной в Банке Пиластеров традиции любому служащему платили ровно столько, сколько он зарабатывал, вне зависимости от родственных связей. Другая традиция требовала начинать карьеру с самого низа. В школе Хью учился замечательно и, пожалуй, стал бы старостой, если бы так часто не попадал в неприятности; но в банке его образование ничего не значило, и ему пришлось начинать учеником счетовода, получая соответствующее жалованье. Дядя с теткой никогда не предлагали ему денежную помощь, а раз так, то должны были и смириться с тем, что их племянник выглядит слегка потрепанно.

Естественно, Хью не было никакого дела до того, что скажут о его наряде родственники. Сейчас для него имело значение лишь мнение Флоренс Столуорти, симпатичной бледной девушки, дочери графа Столуорти. Главнее всего было то, что и она испытывала симпатию к Хью Пиластеру. Сказать по правде, Хью готов был попасть под очарование любой девушки, которая с ним заговорит. И это немало беспокоило его, ведь получалось, что чувства его к Флоренс неглубоки, но он не мог ничего поделать с собой. У него пересыхало горло всякий раз, когда до него дотрагивалась какая-нибудь девушка. Он сходил с ума от любопытства, представляя, что скрывается у них под слоями юбок и накидок. Временами его охватывало безумное желание, похожее на боль от физической раны. Ему уже исполнилось двадцать лет, но он до сих пор ощущал себя как пятнадцатилетний и за все это время не поцеловал ни одной женщины, кроме своей матери.

Вечеринка, вроде той, которую устроила Августа, представляла для него настоящую пытку. Все старались так или иначе показать свой интерес, проявить благожелательность, поговорить о каких-то милых пустяках. Девушки улыбались ему, и некоторые даже исподволь флиртовали. В холле и гостиной было так тесно от собравшихся, что время от времени они неминуемо задевали Хью за руку или даже прижимались к нему грудью, стараясь протиснуться мимо. Хью боялся, что впереди у него не одна беспокойная ночь.

Присутствовало здесь и много его родственников, что вполне понятно, ведь его отец Тобиас был братом Джозефа, отца Эдварда. Но Тобиас в свое время забрал свою часть капитала из семейного предприятия, обанкротился и покончил жизнь самоубийством. Вот почему Хью пришлось оставить дорогую Уиндфилдскую школу и перейти на дневное обучение в Фолкстонскую академию для сыновей джентльменов. По этой же причине он и начал работать в девятнадцать лет, вместо того чтобы путешествовать по Европе, а потом несколько лет просиживать в университете. Поэтому-то он и жил в доме, тетки, и поэтому у него не было денег на модную одежду. Да, он был родственником, но родственником бедным, неприятной обузой для семейства, для которого вся гордость, уверенность и положение в обществе основывались на богатстве.

Никому из них не приходило в голову помочь ему, предоставив деньги. Бедность в их семействе считалась наказанием за небрежение делами; если ты помогаешь бедняку деньгами, то тем самым потакаешь его порокам – так полагали родственники Хью. «Может, теперь и кровати с перинами расставлять в тюремных камерах?» – повторяли они, когда кто-нибудь просил их помочь менее удачливым.

Его отец стал жертвой финансового кризиса, но дела это не меняло. В пятницу 11 мая 1866 года, которая запомнилась банкирам как «Черная пятница», он потерпел неудачу. В этот день обанкротились торговцы векселями «Оверенд энд Герни Лимитед», задолжавшие пять миллионов фунтов, и повлекли за собой на дно многие фирмы, включая Лондонский акционерный коммерческий банк и строительную компанию «Сэр Сэмюэл Пето» вместе с компанией «Тобиас Пиластер и Ко». Но в деловом мире, согласно философии Пиластеров, никакие оправдания не принимались. Вот и сейчас шел очередной финансовый кризис, но Пиластеры защищали себя всеми средствами, отказывались от слабых клиентов, ужесточали условия кредита и безжалостно отвергали новые предложения партнеров, кроме самых надежных и проверенных. Выживание для них было наивысшим долгом банкира.

«Ну что ж, я тоже Пиластер, – думал Хью. – Пусть у меня и не пиластерский нос, но я многое знаю о том, что значит выживание». Всякий раз, как он вспоминал о бесславной кончине своего отца, внутри его закипала кровь, и он еще более укреплялся в своем стремлении стать самым богатым и уважаемым представителем этого семейства. Пока его двоюродный брат Эдвард корпел над латынью и греческим, Хью в более дешевой школе занимался арифметикой и практическими науками. В университет он не пошел, что дало ему дополнительное время для знакомства с деловым миром. О другой карьере – о том, чтобы стать членом парламента или священником, – он и не мечтал. Финансы у него были в крови. Он мог назвать текущую процентную ставку Банка Англии быстрее, чем сказать, какая на улице стоит погода. Он поклялся никогда не превращаться в самодовольного лицемера, какими были его старшие родственники, но вместе с тем во что бы то ни стало решил стать выдающимся банкиром.

Правда, сейчас, мысли его гораздо чаще были заняты девушками, чем делами.

Он вышел из гостиной на террасу и столкнулся с Августой, сопровождавшей одну из гостий.

– Хью, дорогой, вот твоя подруга, мисс Бодвин.

Хью едва подавил в себе стон раздражения. Рейчел Бодвин была высоко образованной девушкой с радикальными взглядами. Особой привлекательностью она не отличалась – тусклые каштановые волосы и слишком близко посаженные светлые глаза, – но с ней иногда было интересно вести интеллектуальную беседу, и в первое время, устроившись на службу в лондонский банк, Хью часто с ней встречался. Возможно, они бы и дальше оставались приятелями, но Августа решила во что бы то ни стало женить Хью на Рейчел и тем самым испортила их отношения. До этого они всегда оживленно и увлеченно спорили о разводах, религии, бедности и праве голоса для женщин, но после того как Августа принялась сводить их при каждом удобном случае, ограничивались пустыми, ничего не значащими фразами.

– Хорошо выглядите, мисс Бодвин, – произнес Хью машинально.

– Вы очень любезны, – ответила Рейчел скучающим тоном.

Августа собиралась было отойти от них, как заметила новый галстук Хью.

– Боже милосердный! – воскликнула она. – Это еще что такое? Ты выглядишь как владелец таверны!

Хью залился краской. Если бы ему на ум пришло остроумное резкое замечание, он бы немедля выпалил его, но ничего удачного не придумывалось, и он только пробормотал:

– Это новый фасон, называется «аскот».

– Завтра же отдашь его нашему чистильщику обуви, – сухо сказала Августа и отвернулась.

В груди Хью запылало возмущение от того, что ему приходится делить кров с такой властной родственницей.

– Женщинам не следует обсуждать мужской гардероб. Это дурные манеры для дам.

– Я думаю, что женщины вправе высказываться по любому интересующему их поводу, поэтому я не постесняюсь сказать, что ваш галстук мне нравится и что он подходит к вашим глазам.

Хью улыбнулся и почувствовал, как его гнев спадает. В конце концов, Рейчел мила. Но Августа хочет, чтобы он женился на ней не из-за этого. Отец Рейчел был юристом, специалистом по торговым соглашениям, и жил на одни лишь гонорары от своей профессиональной практики. На социальной лестнице Бодвины стояли несколькими ступенями ниже Пиластеров и ни за что бы не получили приглашения на этот вечер, если бы мистер Бодвин не оказал банку кое-какие услуги. Заключив брак с особой такого невысокого положения, Хью подтвердил бы, что недостоин звания настоящего Пиластера, а именно этого Августа и добивалась.

При этом Хью не настолько уж отвергал возможность такого брака. Августа дала понять, что в том случае, если он согласится с ее выбором, стоит ожидать щедрого подарка на свадьбу. Его же привлекала не столько перспектива получить щедрый подарок, сколько возможность оказаться с одной кровати с женщиной, приподнять ее ночное платье, не стесняясь посмотреть на икры, колени, бедра и…

– Почему вы так странно на меня смотрите? – заподозрив что-то, спросила Рейчел. – Я всего лишь сказала, что мне нравится ваш галстук.

Хью снова покраснел. Не могла же она догадаться, какие мысли крутятся у него в голове? Иногда они бывали настолько физиологичны и грубы, что он сам их стыдился.

– Прошу прощения, – пробормотал он.

– Как много здесь Пиластеров, – продолжила Рейчел, осматриваясь по сторонам. – И как вы со всеми ними уживаетесь?

Хью тоже огляделся и увидел, как в гостиную входит Флоренс Столуорти, необычайно прелестная девушка, со спадающими на нежные плечи кудрями, в украшенном шелковыми лентами розовом платье и со страусовым пером на шляпке. Встретив взгляд Хью, она улыбнулась ему через всю залу.

– Как я вижу, вы увлечены кем-то другим, – сказала Рейчел со свойственной ей прямотой.

– Мне очень жаль, – сказал Хью.

Рейчел дотронулась до его руки.

– Хью, дорогой, послушайте. Вы мне нравитесь. Вы один из немногих людей в Лондоне, про которых нельзя сказать, что они невероятно скучны. Но я не люблю вас, и я никогда не выйду за вас замуж, как бы ваша тетушка ни старалась свести нас.

Хью не знал, что и ответить.

– Я… никогда… – начал было он.

Но она не дала ему закончить.

– И я понимаю, что вы ко мне испытываете примерно те же чувства, поэтому не делайте вид, что убиты горем.

После неловкого мгновения Хью усмехнулся. Такая прямота ему нравилась. Но она права: испытывать симпатию – не значит любить. Пусть он и не понимает до конца, что такое любовь, но она, по всей видимости, это знает хорошо.

– Значит ли это, что мы можем продолжить наши споры об эмансипации? – спросил он бодрым тоном.

– Да, но не сегодня. Сегодня я хочу поговорить с вашим бывшим школьным приятелем, сеньором Мирандой.

Хью нахмурился.

– Вряд ли Мики может правильно написать слово «эмансипация», не говоря уже о том, чтобы объяснить его значение.

– Тем не менее половина выезжающих в свет девушек в Лондоне видят его в своих мечтах.

– Не могу понять почему.

– Считайте, что это Флоренс Столуорти мужского пола, – сказала Рейчел и с этими словами оставила его.

Хью нахмурился. Мики относился к нему, как и все остальные, то есть как к бедному родственнику, поэтому Хью было трудно думать о нем беспристрастно. Мики всегда был элегантен и одевался с иголочки. Он напоминал Хью молодого гибкого кота с лоснящейся шерстью. По мнению многих мужчин, в этом было что-то недостойное настоящего мужчины, но женщины не возражали.

Проследив глазами за Рейчел, Хью увидел, что она пересекла помещение и подошла к Мики, стоявшему вместе с отцом и разговаривавшему с сестрой Эдварда Клементиной, тетей Мадлен и молодой тетей Беатрис. Мики тут же повернулся к Рейчел и сказал что-то, отчего та засмеялась. Хью в очередной раз отметил, что Мики всегда разговаривает сразу с тремя-четырьмя женщинами.

В то же время Хью не понравилось сравнение Флоренс с Мики. Да, она была привлекательной, но милой и доброй, в отличие от Мики, который сразу производил впечатление негодяя.

Сгорая от смущения, Хью подошел к Флоренс.

– Леди Флоренс, как вы поживаете?

Она одарила его своей ослепительной улыбкой.

– Какой необычный дом!

– Вам нравится?

– Точно сказать не могу, надо подумать.

– То же самое говорят многие.

Она засмеялась, как будто он сказал что-то очень остроумное, и он почувствовал себя польщенным.

– Здесь все такое современное, – продолжил он. – Пять ванных комнат! И большой нагревательный котел в подвале, от которого идут трубы для обогрева.

– Мне кажется, огромный корабль на крыше – это уже чересчур.

Хью понизил голос.

– Мне тоже так кажется. Он напоминает мне бычью голову над входом в мясную лавку.

Она снова расхохоталась. Хью было приятно, что он ее развеселил. Он решил отвести ее в сторону.

– Не желаете полюбоваться садом?

– С удовольствием.

В саду не было ничего примечательного, поскольку растения в нем только что посадили, но они шли туда не ради растений. Хью проводил Флоренс до террасы, но там их остановила Августа, посмотревшая на него с упреком.

– Леди Флоренс, как мило, что вы пришли. Эдвард покажет вам сад.

Она схватила за локоть Эдварда и едва ли не силой отвела их с Флоренс в сторону. Хью едва не заскрежетал зубами от негодования и поклялся, что так это не оставит.

– Хью, дорогой, я знаю, что ты хочешь поговорить с Рейчел.

Взяв за руку Хью, она отвела его обратно в гостиную, и ему не оставалось ничего другого, как подчиниться ей. Не вырывать же руку и не устраивать сцену прямо на глазах гостей! Рейчел по-прежнему стояла с Мики и его отцом.

– Мики, я хочу познакомить вашего отца с моим деверем, мистером Сэмюэлом Пиластером.

Она отвела Мики и его отца, вновь оставляя Хью с Рейчел.

– С ней не поспоришь, – усмехнулась Рейчел.

– Да уж. Все равно что спорить с несущимся во весь опор паровозом, – сердито согласился Хью.

Через окно он увидел, как пышное платье Флоренс мелькнуло рядом с Эдвардом.

Рейчел проследила за его взглядом.

– Ну что ж. Идите, догоняйте ее.

– Спасибо, – ответил он, тоже усмехаясь.

Пока Хью возвращался в сад, в голову ему пришла идея. Почему бы не сыграть с Августой в ее игру и не отвести Флоренс от Эдварда? Августа придет в ярость, но разве несколько минут, проведенных наедине с Флоренс, этого не стоят? «К черту», – сказал он себе и обратился к Эдварду:

– Меня послала твоя мать. Она хочет поговорить с тобой. Ее можно найти в холле.

Эдвард не задавал лишних вопросов, он привык к неожиданным сменам в настроении своей матери.

– Извините меня, леди Флоренс, – сказал он и направился в дом.

– Она действительно его позвала? – спросила Флоренс.

– Нет.

– Ах вы негодник! – воскликнула она, но улыбаясь.

Он жадно всматривался в ее глаза, в которых отражалось одобрение. Да, позже ему придется расплатиться за свою выходку, но ради этой улыбки он пошел бы и на большее.

– Ну так что, посмотрим сад? – предложил он.