Про ангелов
Восьмого мая они просыпаются среди ночи.Старший из них говорит: «Черемуха зацветает».Средний из них говорит: «Чепуху ты мелешь».Младший шепчет: «Мама моя святая,Защити нас всех, пока ты еще умеешь,Неприкаянных одиночек».
Она говорит: «Всё хорошо, сыночек».
Девятого старший под вечер приходит черный,Говорит: «Там толпа, шли по головам, топтались по душам».Показывает ушибы и умирает.Средний будто кожу с себя сдирает,Воет волком, уткнувшись в его подушку.Младший плачет: «Папенька, ты ученый,Куда мы теперь без старшего?Ведь нам и не снился ни опыт его, ни стаж его».
Отец отвечает ему: «Ничего страшного,Если что – спрашивай».
Среднего ищут весь день и находят к вечеру,Во временном котлеВ ременной петле.Над его кроватью солнечный теплый след еще.Младший смотрит безвыходно и доверчиво,Спрашивает: «Мама, я буду следующим?»
Одиннадцатого он просыпается, думает: «поглядим-ка»,бережно сдувает с цветов пыльцу,что у нас нынче слышно?Завтра в прошлом году погибает Димка,Прямо в подъезде, лезвием по лицу.Завтра в прошлом году зацветает вишня.А сегодня солнце взойдет, солнце зайдетИ ничего не произойдет.
Двенадцатого он просыпается ровно в семь.Улыбается, ставит чай, начинает бриться.
Успевает увидеть, как черемуха серебрится.Утро пахнет поджаристыми коржами,Отец выходит из спальни в одной пижаме.Мать говорит: «Не бойся, я тебе новеньких нарожаю».
Входишь в тапки, выходя из-под одеяла,Что-то в этом есть от классических тех деяний,О которых так много было говорено.Если рано встаёшь, то в полдень бывает полдник.То есть речь становится чистой, почти не подлой.
Я встаю в семь утра. И это, конечно, подвиг,Пусть не подвиг-подвиг, но в общем-то всё равно.Я встаю в семь утра. Это время начала света,Бог сказал Адаму: «Придумай, чем будет это»,И Адам, не проснувшись, сказал: «Это будет слон».Он придумал слона разнеженными руками,Так спросонья и нас родители нарекали,Так случилась вода водой или камнем камень,
Потому что чувство бывает первее слов.Потому что и слон есть слон, да и роза – роза,Это не грамматика, это метаморфоза,—Поджидая рассвет, придумать, как их зовут:Малыша и слона, асфальт, магазин у дома,Темный хвостик перезрелого помидора,Эту девочку с оборками у подола,Имена городов, котят, голубей, зануд.
Если солнце еще не взошло – то остались шансы,Но уже розовеет небо, пора решаться,Называть имена – и растаять в себе дневномНо еще важнее сейчас, до конца недели,Сделать так, чтобы рельсы звенели, а мы гудели,Чтобы что-то стало красивее в самом деле,И чтоб роза осталась розой, а не слоном.
«…»
Я встаю в семь утра – и это, конечно, поздно,За окном февраль пахнет хлебом, бензином, розой,Пахнет гель для душа – мята и лемонграсс,Бесконечный будильник заходится нервным тикомРасступается снег под огромным моим ботинком.Это час до рассвета, большая земная стирка,Постирался, отжался от пола двенадцать раз.
Вот двенадцать людей для меня – и часов не боле,И двенадцать разных названий для слёз и боли,И четырнадцать слов «люблю», и тринадцать «нет».Просыпается слон, просыпаешься ты, пока чтоНе имеющий имени, пахнет горелой кашей,Просыпается на столе порошок от кашля,Тает розовый снег на сыром до бровей окне.
Входишь в тапки, потом одеваешься и выходишь,Думал, всё для тебя придумано, но ведь вот лишьТридцать метров пустой дороги, а дальше самСочиняешь, страдаешь, придумываешь, стираешь,Выжимаешь ненужное, нужных случайно ранишь,Нужно было всё же вставать хоть немного раньше,Над тобой расцветает рассветная полоса.
Но единственное, что с Адамом, со мной и с ними —Это вдруг замереть у двери, придумать имяДля слона и розы, для тех, кто нами крещен.
«…»
Вот Адам просыпается. Клен нарекает кленом,А рябину – рябиной, а лист он зовёт зелёным,Ну а девочку, конечно, зовут Алёной,А котенка, конечно, Иосифом, как еще.