VIII
Все утихло в камере. Степан лежал на своем месте на нарах и не спал еще. Василий подошел к нему и, дернув его за ногу, мигнул ему, чтобы он встал и вышел к нему. Степан сполз с нар и подошел к Василью.
– Ну, брат, – сказал Василий, – ты уж потрудись, пособи мне.
– В чем пособить-то?
– Да вот бежать хочу.
И Василий открыл Степану то, что у него все готово, чтоб бежать.
– Завтра я их взбаламучу, – он указал на лежащих. – На меня скажут. Переведут в верхние, а уж там я знаю как. Только ты мне пробой из мертвецкой вышатай.
– Это можно. Куда пойдешь-то?
– А куда глаза глядят. Разве мало народу плохого?
– Это, брат, так, только не нам судить их.
– Да что ж, я разве душегуб какой. Я ни одной души не погубил, а что воровать? Что ж тут плохого? Разве они не грабят нашего брата?
– Это их дело. Они отвечать будут.
– Да что ж им в зубы-то смотреть? Ну вот я церковь обобрал. Кому от этого худо? Я теперь хочу так сделать, чтобы не лавчонку, а хватить казну и раздавать. Добрым людям раздавать.
В это время поднялся с нар один арестант и стал прислушиваться. Степан и Василий разошлись.
На другой день Василий сделал, как хотел. Он стал жаловаться на хлеб, что сыр, подбил всех арестантов звать к себе смотрителя, заявить претензию. Смотритель пришел, обругал всех и, узнав, что затейщик всего дела Василий, велел посадить его отдельно в одиночную камеру верхнего этажа.
Этого только и нужно было Василью.