Друг и лейтенант Робина Гуда

Глава пятая. Шервуд, просека «Кровь и Порезы»

Между людьми, лишенными собственности, был тогда знаменит разбойник Робин Гуд, которого народ любил выставлять героем своих игр и театральных представлений и история которого, воспеваемая странствующими певцами, занимает англичан более других историй.

Вальтер Боуэр, 15 век

Они встретились на пересечении двух лесных тропинок, и Катарине хватило единственного взгляда на отцовское лицо, чтобы направить коня на северо-запад, к Йорку.

Долгое время Ричард Ли и его дочь ехали молча, слушая беззаботную перекличку птиц и стрекотание белок. Лето перевалило за середину, дубы уже начали желтеть, опавшие листья шуршали под копытами коней печальным аккомпанементом мыслям двух людей, не замечающих красоты заповедного леса.

– Сколько тебе удалось достать, отец? – наконец спросила Катарина.

Ричард Ли проводил взглядом глупого зайца, сломя голову сиганувшего через тропу.

– Три шиллинга, – ответил он, когда зверек скрылся в кустах.

Катарина невольно рванула повод буланого жеребца. Сокол, сидевший на ее левой руке, возмущенно хлопнул крыльями, недовольный резкой остановкой.

– Сколько?!

Ричард Ли коротко взглянул на дочь, проезжая мимо, и она поняла, что сокрушительный ответ вовсе не был шуткой. Впрочем, со времени возвращения отца она еще ни разу не слышала, чтобы тот шутил… А ведь раньше он заставлял хохотать даже Олифанта, который всегда был так же скуп на смех, как и на разговор.

– Три шиллинга, – сквозь зубы повторила Катарина, снова пристраиваясь рядом с Ричардом Ли. – Три… Они что же, решили подать тебе милостыню? А что констебль, ведь он перед тобой в долгу?

– Даже если бы он задолжал мне деньги, вряд ли он смог бы вернуть их сейчас, после того, как недавно расплатился с ньюстэдским аббатом, – бесстрастно проговорил рыцарь. – А долг благодарности в наше время и вовсе ничего не стоит.

Катарине далеко было до отцовского спокойствия, ее яростный вскрик опять встревожил сокола у нее на руке:

– Проклятье, ньюстэдскому аббату тоже не мешало бы вспомнить о благодарности! Или у служителей господа память нынче такая же короткая, как у мирян?

– Не ругайся, – Ли бросил на девушку взгляд, заставивший ее прикусить язык. – Бранью делу не поможешь. А твоя мать была бы недовольна, услышав, что ты произносишь такие слова.

Молчание Катарины продлилось всего лишь до ближайшего поворота извилистой тропинки.

– Мама первая сказала бы этому зажравшемуся святоше, чего стоят его речи о благодетельной бедности и порочном богатстве! Как же я рада, что ему не удалось воспользоваться выжатым из констебля долгом, что все его золото попало к шервудским грабителям! Дьявольщина, пусть уж лучше аутло прожрут и пропьют эти деньги, чем…

Катарина осеклась, а уголок рта Ричарда Ли слегка дернулся, впервые выдав намек на улыбку.

– Со своим конем ты справляешься легче, чем со своим языком, верно?

– Прости, отец, – пробормотала девушка, опустив голову.

Некоторое время они ехали молча.

– Похоже, шайка, которая обосновалась в этом лесу, не только грабит высших служителей церкви, но и вдохновляет бродячих виршеплетов, – наконец заговорил Ли. – В Хокнелле я слышал песню о том, как ньюстэдскому аббату пришлось отобедать в Шервуде с разбойниками, да еще в придачу отслужить для них мессу. И кто только придумывает слова таких дерри-даун! Впрочем, после того, что сегодня произошло в Ноттингеме, я готов поверить в правдивость некоторых куплетов этой песни.

– А что сегодня произошло в Ноттингеме? – Катарина быстро посадила сокола на плечо. – Но сначала скажи – чем отговорился барон Певерил, отказываясь одолжить тебе денег? Небось, плел байки о том, как груз для Винчестера попал в лапы к разбойникам, и причитал, что он теперь в немилости у Великого совета и почти разорен?

Губы Ричарда Ли опять чуть заметно дрогнули, хотя загорелое до черноты лицо осталось невозмутимым.

– Барон Певерил не дал мне внятных объяснений. Сначала он был слишком занят, а позже на звуки, которые он издавал, отзывались все собаки в округе. Не думаю, что даже королевский гонец, явись он тогда в Ноттингем, смог бы добиться от шерифа связного ответа.

Катарина бросила на отца взгляд, в котором недоумение смешалось с любопытством.

– Наверняка вскоре глимены начнут горланить баллады и об этом, – флегматично продолжал Ричард Ли. – Пресвятая Богородица, могу представить слова их будущих песен!

– Да что такое случилось в Ноттингеме, отец? – Катарина нетерпеливо заерзала в седле. – Олифант рассказывал только, что стражникам наконец-то удалось поймать трех браконьеров – удивительно, как люди шерифа еще осмеливаются входить в Шервудский лес! – и барон Певерил недолго думая приговорил всех троих к смерти. А я бы на его месте отправила на виселицу в придачу и всех лесников, они наверняка получают от аутло откупного, продажные твари!..

Рыцарь поднял руку, останавливая гневную тираду дочери.

– Дай тебе волю, ты бы отправила на виселицу половину графства… Ты дашь мне закончить рассказ?

– Да, отец. Извини.

Ричард Ли какое-то время смотрел на Катарину, улыбаясь своей чуть заметной улыбкой.

– Искра и сухой трут, огниво и кресало… Ты никогда не научишься сдерживаться, да? Так вот, барон Певерил и вправду решил вздернуть у ворот Ноттингема трех браконьеров в назидание другим, как вдруг выяснилось, что он остался без палача.

– Почему?

– Палача и его помощника нашли упившимися вусмерть, сперва все даже подумали, что они и впрямь мертвы. Де Моллар…

Рыцарь сделал короткую паузу, пережидая, пока погаснет огонь, вспыхнувший в глазах его дочери при имени командира наемников.

– …Де Моллар считает – их не просто напоили допьяна, им подлили в эль какого-то сонного зелья. Когда об этом сообщили шерифу, тот хотел отложить казнь, но из толпы внезапно появился оборванный, грязный, как Иов, старикашка и предложил свои услуги в качестве палача. Барон Певерил, похоже, вообразил, что старика послал ему сам Господь, и недолго думая нанял пройдоху за сходную плату. Новый палач уже принялся надевать на шею первому осужденному петлю, как вдруг от палисада повалил дым и кто-то выкликнул: «Пожар!». Говорят, дыма было предостаточно, в толпе началась паника, ноттингемцы повалили в город, чтобы убедиться в целости своих домов… А те, кто имели поля рядом с городом, кинулись в другую сторону – словом, какое-то время царила полная неразбериха… Когда же волнение улеглось, обнаружилось, что помост пуст, осужденные исчезли.

– Что? Как? Но стража, палач?..

– Палач исчез вместе с тремя браконьерами. Что касается стражи… Наверное, стражники и наемники де Моллара до сих пор рвут друг другу глотки, выясняя, кто из них виноват.

Довольная улыбка на лице Катарины становилась все шире по мере того, как она слушала отцовский рассказ.

– Похоже, шериф всерьез собрался указать на дверь командиру наемников, который второй год не может поймать жалкую горстку обнаглевших лесных бандитов. Когда я уходил, барон Певерил призывал на голову де Моллара все кары небесные, а тот стоял желтый, как пустынная лихорадка…

– Хотела бы я на это посмотреть! – мечтательно протянула Катарина. – Но почему шериф решил, что во всем виноваты лесные разбойники? Зачем грабителям рисковать головой, выручая трех сыновей вдовы? Много ли бедная женщина заплатит им за риск?

– Не знаю, почему они так поступили, но, без сомнения, все это затеял и исполнил Робин Гуд. Робин Локсли – так, кажется, его настоящее имя? И оно стояло на клочке пергамента, который нашли на помосте после того, как обнаружился побег. В своем послании разбойник советовал барону не тратить время на поиски беглецов, дескать, их все равно не найдут. Насколько я понял, шериф и раньше получал письма от главаря шервудских воров, во всяком случае, он ничуть не усомнился в подлинности записки. Вот почему Симону де Моллару было приказано убираться на все четыре стороны: он-де и его бездельники только и делают, что едят и пьют на деньги барона Певерила, который и так терпит огромные убытки из-за проклятых грабителей.

Веснушчатое лицо девушки внезапно вытянулось, с него сбежала улыбка.

– Деньги… Да… Ох, отец, я не могу поверить, что тебе удалось достать всего лишь…

– В несчастье нет друзей, – глядя на засыпанную листьями тропу, негромко проговорил Ричард Ли. – Теперь нам остается только просить аббата Герфорда об отсрочке. Хотя на его согласие почти нет надежды.

Катарина низко наклонила голову, чтобы проехать под нависшими над тропой ветвями вязов… И не подняла ее, оставив зеленую арку позади.

– Катарина, – мягко окликнул рыцарь. – Ты все сделала правильно. Не обратись ты за помощью к йоркскому аббату, я все еще был бы в сарацинском плену.

Рыцарь помолчал, с трудом подбирая нужные слова.

– Никто другой не хранил бы честь нашего рода лучше, чем ты, никто другой не справился бы с управлением манором лучше тебя. Не твоя вина, что я вернулся домой с пустыми руками…

«И с такой же опустошенной душой», – мысленно закончил Ричард Ли.

Но, кинув еще один взгляд на порозовевшую от его слов веснушчатую девушку, покачал головой.

Нет. Пусть он нашел дома могилу жены и брата и разоренные, запустевшие земли, пусть оставил позади веру в благодарность сильных мира сего и даже веру в божественную справедливость – пока у него есть дочь, его душа не уподобится сожженной солнцем земле палестинских пустынь.

– Поторопимся, – сказал он, поворачивая направо. – К сумеркам нам надо добраться до Блидворса.

– Ты хочешь двинуться по Королевскому Пути? – Катарина придержала коня на развилке двух тропинок. – Но…

– Что?

– Как раз на большой дороге в Йорк чаще всего бесчинствуют лесные разбойники. Все давно стараются следовать на север обходными путями.

– Если грабители найдут в моих пожитках больше четырех пенсов, я скажу им спасибо, – бросил через плечо Ричард Ли. – Из того, что мне удалось занять, почти все ушло на покупку лошади. Поверь, у нас нет причин опасаться разбойников. К тому же, я слышал, Робин Гуд никогда не трогает женщин.

– Да пусть бы он только попробовал меня тронуть, подлый пес! – Катарина подхлестнула коня и рысью обогнала отца, направляясь к большой дороге на Йорк.

Ричард Ли впервые улыбнулся широко и открыто и пришпорил своего гнедого.