Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
3
…Здание было на месте. По двору разворачивался вымытый до глянца институтский «жук».
Ослабевший от пережитого Мосин вылез из кустов и, прихрамывая, затрусил в сторону гаража, к людям. Но тут его так затрясло, что он вынужден был остановиться. Необходимо было присесть. Запинающимся шагом он пересёк двор и опустился на один из ящиков у дверей склада.
Плохо дело: дома исчезать начали. Может быть, перегрелся? В мае? Скорее уж переутомился. Меньше надо по халтурам бегать.
«Да перестань ты трястись! – мысленно заорал на себя Мосин. – Вылези вон в дыру, разуй глаза и успокойся: на месте твой институт!»
Он взглянул на заросли сирени и почувствовал, что в дыру его как-то не тянет. Неужели что-то со зрением? Сидишь целый день при красном свете…
Мосин поднялся и, сокрушённо покачивая головой, пошёл к себе.
Возле дверей лаборатории его поджидали.
– Вот он, красавчик, – сообщила вахтёрша, с отвращением глядя на бледно-голубую мосинскую грудь с акулой и купальщицей.
Мосин терпеть не мог эту вахтёршу. Она его – тоже.
– Что он мне, докладывается, что ли? Махнёт штанами – и нет его.
– Бабуля, – с достоинством прервал её Мосин, – вы сидите?
Та немного опешила:
– Сижу, а что же? Не то что некоторые!
– Ну и сидите!
И, повернувшись к ней спиной, украшенной тем же душераздирающим рисунком, Мосин отпер лабораторию и пропустил оробевшую заказчицу внутрь.
– Молод ещё меня бабулей называть! – запоздало крикнула вахтёрша, но Мосин уже закрыл дверь.
Заказчице было далеко за тридцать. Блузка-гольф, котоновая юбка, замшевые туфли со сдвоенными тонкими ремешками вокруг щикотолок. «Вещь», – отметил про себя Мосин.
Впрочем, ногам заказчицы вряд ли что могло помочь. Сергей вспомнил стройную Эврику и вздохнул.
– Какой номер вашего заказа? – рассеянно спросил он, перебирая фотографии.
– Денис сказал, что у вас есть пеньюар…
– Давыдов? – поразился Мосин.
– Да нет… Денис Чеканин, друг Толика Зиновьева.
– А-а-а, Чеканин…
Мосин успокоился и сообщил, что пеньюара у него уже нет. Посетительница с недоверием смотрела на дипломат.
– А что у вас есть? – прямо спросила она.
– Колготки, – поколебавшись, сказал он. – Импортные. Ажурные.
И раскрыл «дипломат».
– Ну, колготки мне… – начала было посетительница – и онемела.
Фирменный пакет был неотразим. Да, действительно, колготки ей были не нужны, но она же не знала, что речь идёт о таких колготках…
Желая посмотреть рисунок ажура на свет, она сделала неловкое движение, и раздался леденящий душу лёгкий треск.
Мосин содрогнулся и проклял день, когда он вбил этот подлый гвоздь в косяк.
– Ой, – сказала женщина, не веря своим глазам. – Они что же… нервущиеся?
– Дайте сюда, – глухо сказал Мосин. – Вот, – ошалело сообщил он, возвращая женщине колготки. – Импортные. Нервущиеся. Семьдесят рублей.
Когда посетительница ушла, Мосин вскрыл ещё один пакет, зацепил нежную ткань за гвоздь и потянул. Она эластично подалась, но потом вдруг спружинила, и Мосин почувствовал такое сопротивление, словно это была не синтетика, а стальной тросик. Возник соблазн дёрнуть изо всех сил. Мосин с трудом его преодолел и кое-как запихнул колготки обратно – в пакет.
В этот момент зазвонил телефон.
– Где снимки? – грубо осведомился Лихошерст.
– Зайди минут через двадцать, – попросил Мосин.
– Нет, это ты зайди минут через двадцать. Хватит, побегал я за тобой!
Лихошерст бросил трубку.
Мосин заглянцевал левые снимки, отпечатал пару фотографий для стенгазеты и в пяти экземплярах карточки каких-то руин для отдела нестандартных конструкций.
Во время работы в голову ему пришла простая, но интересная мысль: не могли киношники снимать избу на фоне семиэтажки! Так, может быть, синее небо, которое он увидел над стеной с той стороны, – просто заслон, оптический эффект, а? Осваивают же в городском ТЮЗе световой занавес… Догадка выглядела если не убедительно, то во всяком случае успокаивающе.
Длинно заголосил входной звонок. Всем позарез был нужен Мосин. Пришлось открыть. Дверной проём занимала огромная тётка в чём-то невыносимо цветастом.
– Колготки есть? Беру все, – без предисловий заявила она, вдвинув Мосина в лабораторию.
– Сто рублей.
Маленькие пронзительные глаза уставились на него.
– А Тамарке продал за семьдесят.
– Это по знакомству, – соврал Мосин.
– Ага, – многозначительно хмыкнула тётка, меряя его любопытным взглядом. Выводы насчёт Мосина и Тамарки были сделаны.
Не торгуясь, она выложила на подставку увеличителя триста рублей и ушла, наградив Мосина комплексом неполноценности. Сергей почувствовал себя крайне ничтожным со своими копеечными операциями перед таким размахом.
– Спекулянтка, – обиженно сказал он, глядя на дверь. Спрятал деньги во внутренний карман дипломата и подумал, что надо бы купить Тохе ещё одну зажигалку. Газовую.
И снова звонок в дверь. Мосин выругался.
На этот раз заявилась его бывшая невеста. Ничего хорошего её визит не сулил – раз пришла, значит что-то от него было нужно.
– Привет, – сказал Мосин.
Экс-невеста чуть-чуть раздвинула уголки рта и показала зубки – получилась обаятельная улыбка. Оживлённая мимика – это, знаете ли, преждевременные морщины.
– Мосин, – сказала она, – по старой дружбе…
На свет появились какие-то чертежи.
– Позарез надо перефотографировать. Вадим оформляет диссертацию, так что сам понимаешь…
Вадимом звали её мужа, молодого перспективного аспиранта, которому Сергей не завидовал.
Экс-невеста ждала ответа. Мосин сдержанно сообщил, что может указать людей, у которых есть хорошая аппаратура для пересъёмки.
Нет, это её не устраивало. Другие могут отнестись без души, а Мосина она знает, Мосин – первоклассный специалист.
Сергей великолепно понимал, куда она клонит, но выполнять частные заказы за спасибо, в то время как «Асахи» ещё не оплачен, – нет уж, увольте! Кроме того, он твёрдо решил не переутомляться.
Однако устоять перед железным натиском было сложно. Мосин отбивался, изворачивался и наконец велел ей зайти с чертежами во вторник, точно зная, что в понедельник его собираются послать в командировку.
Внезапно экс-невеста кошачьим движением выхватила из кармана мосинских джинсов фирменный фиолетовый пакет – углядела торчащий наружу уголок.
– Какой вэл! – восхитилась она. – Вскрыть можно?
В пакете оказался лиловый лёгкий ремешок с золотистой пряжкой-пластиной.
– Сколько?
– Для тебя – червонец.
Экс-невеста, не раздумывая, приобрела вещицу и, ещё раз напомнив про вторник, удалилась.
Такой стремительной реализации товара Мосин не ожидал. Но его теперь беспокоило одно соображение: а если бы он воспользовался автоматом не три, а четыре раза? Или, скажем, десять?
Он заглянцевал обличительные снимки гаража и склада и поехал с ними в лифте на седьмой этаж, где в актовом зале корпела редколлегия. «Удивительное легкомыслие, – озабоченно размышлял он. – Такую машину – и без присмотра! Мало ли какие проходимцы могут попасть на территорию съёмочной площадки!»
Он отдал снимки Лихошерсту и высказал несколько критических замечаний по номеру стенгазеты. Ему посоветовали не путаться под ногами. Мосин отошёл к окну (посмотреть, как выглядит пустырь с высоты птичьего полёта) – и, не веря своим глазам, ткнулся лбом в стекло…
За стеной был совсем другой пустырь: маленький, захламлённый, с островками редкой травы между хребтами мусора. С одной стороны его теснил завод, с другой – частный сектор. Нет-нет, киношники никуда не уезжали – их просто не было и быть не могло на таком пустыре!
Мосин почувствовал, что, если он сейчас же, немедленно, во всём этом не разберётся, в голове у него что-нибудь лопнет.
