Ангелы и люди
Алексей Жуков. С чертом по душам
Свет в конце туннеля становился все ближе. Он словно расталкивал темные края и тянулся навстречу, заполняя все вокруг. Ощущение времени осталось позади, и Кирилл не мог сказать, сколько это уже продолжалось. Но легкость и отсутствие иных направлений не давали об этом даже задуматься.
Вскоре свет окружил его полностью, лишив всякого ориентира. Пропали невесомость и чувство полета, развеялся ореол отрешенности. Осталась лишь легкость, но и та разлилась по телу почти неосязаемым ситцем.
А еще через мгновение белый туман расступился, и Кирилл огляделся.
Это была комната. Светло-серые стены, такие же пол и потолок, будто выкрашенные эмалью из одной банки. Причем так идеально, что взгляд не мог зацепиться даже за стыки стен и пола, не говоря уже о самой их поверхности. Ни царапинки, ни зазоринки, ни пятнышка. Единственное, что выбивалось из общего фона, это темно-серые створки лифта впереди.
Кирилл был уверен, что это именно лифт. Да и две кнопки на панельке справа от створок не оставляли сомнений.
Он подошел и осмотрел треугольные клавиши. Одна, ярко-белая, светилась и указывала острым концом наверх. Вторая, черная, с едва пробивающейся алой подсветкой, указывала вниз.
С мгновение Кирилл размышлял, а потом, повинуясь какому-то внутреннему порыву, потянулся к черной кнопке.
– Ну и зачем, Кирилл Андреевич? ― послышался вдруг сзади чей-то голос.
Кирилл обернулся. У стены появилось кресло, хотя буквально секунду назад комната была совершенно пуста. А на светлой кожаной обивке, опершись на подлокотник и печально водрузив подбородок на кулак, сидел мужчина.
Лет тридцати пяти ― сорока, с худым лицом, крючковатым носом и заостренными скулами. Темные волосы, зачесанные на косой пробор, дополнялись клиновидной бородкой и тонкими усиками. Одет незнакомец был в темно-синий костюм-тройку, белую рубашку и галстук, который огненно-красной змеей обвивал стоячий воротник.
– Простите?
– Зачем, спрашиваю? ― устало повторил тот. ― Где логика? Интерфейс же простой, интуитивный. Даже примитивный. Белое ― хорошо, черное ― плохо. Наверх ― Рай, вниз… Продолжать надо?
– Ад? ― Кирилл осмотрел себя. Больничная пижама никуда не делась, но была какая-то неестественно гладкая, без единой складочки. ― Так я умер?
– О да!
– А это что? Чистилище?
– Оно самое, ― кивнул незнакомец.
– Странное какое…
– А как вы его представляли? Что-то типа зала ожидания? Нет, у нас хватает ресурсов для индивидуального подхода к клиентам. Странно то, что вас это заботит больше, чем сама ваша смерть. Впрочем, ― он вздохнул, ― вам не впервой.
– То есть?
Незнакомец опять вздохнул и щелкнул пальцами. Рядом возникло еще одно кресло.
– Прошу, присаживайтесь. Нам предстоит непростой разговор.
Кирилл настороженно сел. Светлая обивка под ним мягко прогнулась, но не более. Никакого ощущения, что опустил пятую точку на облако. Не выпрыгнули из-за спинки и черти с цепями в руках. Просто кресло.
– А вы кто? Апостол?
Незнакомец вдруг резко преобразился. Костюм сменился на белый хитон, а борода на лице быстро разрослась, поседела и вытянулась до груди.
– Иже еси на небеси, ― пропел он заунывно. ― Амен! Похож?
Он потряс головой, и светлый облик осыпался мелкими блестящими осколками. А к прежней внешности добавились выступившие на лбу маленькие рожки и алый огонек в зрачках.
– Нет. Я ― официальный представитель иной организации. Небесная Канцелярия ― наш прямой конкурент.
– Значит, вы ― дьявол?
– Увы, тоже нет. Просто черт. Хоть и не рядовой. В отдел работы с клиентами, знаете ли, кого попало не берут.
– А как вас звать? ― Кирилл никогда не изучал демонологию, но слышал, что имена лукавых не отличались простотой.
– Зовите меня Захар. Знакомое имя?
– Да, так звали моего друга. Бывшего…
– Который украл у вас деньги? А потом еще и девушку увел?
– Да, ― признал Кирилл озадаченно. ― Но это было так давно. В молодости, полвека уже прошло.
– Однако обида осталась, верно? Вот. Благодаря этому маленькому черному «червячку» нам и разрешили побеседовать.
Кирилл потер ладони: те были вполне осязаемы, только неестественно сухие, гладкие и без старческих пятен. Затем спросил удрученно:
– Будете склонять меня ко Тьме?
Захар весело рассмеялся. Утер выступившую слезу.
– Не поверите. Наоборот. Хочу предложить вам билет в Рай.
Кирилл подозрительно уставился на черта.
Тот уловил его прищур и откашлялся:
– Не верите? Понимаю. Но, посудите сами, разве вам и так недостает адских мучений?
Он снова щелкнул пальцами, и между кресел появился столик с диапроектором и коробочкой слайдов. А на противоположной стене возник прямоугольник матерчатого экрана.
Черт подцепил из коробки фотопластинку и вставил в аппарат. На белой материи тут же вспыхнула картинка.
Это был Кирилл. Он лежал на больничной койке. Истощенное бледное лицо, лысая голова, тяжелые темные мешки под глазами. Один сплошной отпечаток боли и пиршества долгой болезни. А вокруг, среди нависающей аппаратуры, суетились врачи.
Захар задумчиво почесал подбородок:
– У вас же последняя стадия, верно? Обезболивающее почти не помогает. Потому этот недоучка-анестезиолог и вколол вам сверх дозы. Идиот. Впрочем, что взять со вчерашнего студента, больше думающего о том, как стащить препараты со склада. Кстати, с ним у нас тоже разговор не за горами, только куда короче и иного содержания. Но я отвлекся.
Он чуть наклонился и доверительным тоном сказал:
– Вот теперь вас и пытаются откачать. Но, задумайтесь, стоит ли?
– А что, ― зло спросил Кирилл, ― в Аду лучше, что ли?
– А вы думаете, вы где?! ― вспылил вдруг лукавый, сверкнув огнем в глазах. ― Вы ― тамошний ― где?
Захар выдохнул и продолжил уже спокойно:
– Давайте-ка я вам кое-что разъясню. Обычно мы этого не делаем, но вы-то у нас случай особый…
И черт стал рассказывать:
– Борьба Света и Тьмы длится уже давно. Нешуточные битвы полыхали в космических просторах, когда человека еще и в помине не было. Большой взрыв только случился, а силы Добра и Зла уже хлестали друг по другу разрядами чистой энергии невиданной мощи. Передать масштаб гремевших тогда сражений не могу даже я, а вам его не осмыслить и подавно.
Захар подождал, пока собеседник переварит услышанное, и продолжил:
– Однако паритет был непреодолим. Тогда и был создан человек. Именно потому он в свое время вылез из пещер, а желания его перестали ограничиваться только жратвой, сном и хорошим трахом. У человека появилась душа, ставшая ключевым элементом в нашем бесконечном споре.
Черт поменял слайд. На экране появилось изображение Земли с дальней орбиты.
– О, сколько креатива было приложено, чтобы сделать из этого куска камня то, чем он является сейчас. Это единственный экземпляр совместного творчества Тьмы и Света. Правда, райские инженеры занимались в основном эстетической мишурой. Ну, и непосредственно производством самих душ. Наша же сторона взяла на себя основную работу по функционированию. Так что после запуска проекта он сразу перешел под наш патронаж. ― Он указал пальцем на картинку. ― Вы его называете Земля. И даже не догадываетесь, что это именно то место, которое в своих мыслях, книгах и речах издавна нарекаете Адом.
Он поймал сомневающийся взгляд Кирилла:
– Да-да. Это именно Ад. Вас разве никогда не смущал тот гигантский объем несправедливости, что царит на планете? Это все ― наша работа, которую мы неустанно и добросовестно (фу, какое слово) выполняем. Нет никаких подземелий, никаких котлов и девяти кругов. Все это выдумки наших средневековых агентов, суть которых состояла лишь в том, чтобы задержать вас в настоящем Аду как можно дольше.
– Но Свет? Свет не мог в этом участвовать!
– Еще как мог! Разумеется, исключительно из светлых побуждений. Как там было… ― Черт закатил глаза и монотонно, будто вспоминая занудный текст, продолжил:
– Рай открыт для каждой души. Космос, всепознание, мириады миров и наслаждений. Никаких оков бренного тела, подверженного боли и страданиям. Бытие вне материй, времен и границ человеческого понимания. Вроде так, если не врут их буклеты. Впрочем, клерки из Небесной врать не умеют.
Он откинулся на спинку кресла и скрестил пальцы:
– Но, по договору, сначала человек должен пройти через Ад. По той самой дороге, что вы зовете жизнью. Но не просто пройти, а сохранить внутри как можно больше Света, которым вас при рождении и наполняют трудяги Рая. Наша же задача: заложить в вас за это время столько Тьмы, чтобы в конце вы могли увидеть только черную кнопку.
– И что там? После черной кнопки?
– А ничего, ― хмыкнул Захар. ― Обратненько на Земельку. И все по новой, сквозь тернии к лифту. Определенные религиозные направления у вас называют это реинкарнацией.
– Но ведь в мире столько прекрасного! ― Кирилл всплеснул руками. ― Нет, наш мир не может быть Адом!
– Давайте уже просто примем это как факт! Ладно? ― Черт хлопнул ладонью по подлокотнику. ― Хотя отчасти вы правы. Мы недооценили людей. Еще на старте проекта Свет предложил дать человеку внутреннюю свободу. Мы не возражали: наши прогнозисты были уверены, что это еще больше подтолкнет вас к саморазрушению. Но тут и крылся подвох.
Захар помолчал с минуту, будто решая продолжать или нет. А может, и больше: Кирилл совсем не чувствовал времени.
– Вы не поддаетесь логике. Даже сквозь разрушения и жестокость вы все равно умудряетесь нести этот гребаный Свет. Мы насылаем на вас голод, а вы, вместо того, чтобы жрать друг друга, делитесь с ближним последней краюхой. Мы подключаем ураганы, штормы и наводнения, а вы создаете полотна с изображением стихий и восхищаетесь ими. Мы поднимаем на новый уровень войны, культивируем ненависть, совершенствуем садизм. А вы все равно, даже в самом кровавом огне, не перестаете искать добродетель. Как? Почему? Зачем?
Лукавый развел руками:
– А деньги? Это же была поистине гениальная задумка креативного штаба! Они не просто извратили ваши желания, они въелись во все сферы душевной и материальной деятельности. Сколько неравенства, сколько страданий породили звонкие монеты. Мы до сих пор статистику сводим. И что же? ― Черт всплеснул руками. ― Вы даже их приспособили к делу Света. Благотворительность, помощь неимущим, меценатство… И прочая ересь, противная самой природе капитала!
– Боюсь, ― задумчиво протянул Кирилл, ― чтобы это понять, недостаточно иметь лишь облик человека.
– Возможно, ― легко согласился собеседник. ― Возможно даже, что рано или поздно наши аналитики найдут разгадку. Лично я предполагаю, что у таких людей просто слишком крепка та внутренняя нить, что ведет их к Раю. Во всяком случае, они уходят в свое космическое бытие и нас более не волнуют. Но вот вы… Вы!
– Что ― я? ― нахмурился Кирилл.
– Вы же никак не угомонитесь! Вам в этой комнате уже персональные тапочки полагаются!
Он поставил новый слайд. На экране возникла черно-белая фотография.
Руины домов, почерневшие фасады, танк с опущенным стволом, столб дыма, выбивающийся из люка машины. Тела, лежащие и сидящие вокруг. А посреди этого солдат в измазанной кровью гимнастерке, который бережно несет на руках пятилетнюю девочку.
– Это ― вы в прошлой жизни. Ваш взвод уничтожили, вы ранены, и вы умираете. Однако спасаете немецкого ребенка. Несете его в соседнюю деревню, в которой вас добьют местные, едва вы повернетесь к ним спиной. Кинжалом, на котором выбиты слова про честь и верность. Вы догадываетесь, что так произойдет. Но все равно идете из последних сил. Даже несмотря на то, что в преддверии смерти чувствуете, что это дочь того самого танкиста панцерваффе, который тремя годами ранее с веселым смехом въехал в вашу хату. А потом еще дал задний ход, когда увидел, что промахнулся мимо женщины с ребенком на руках.
Захар сменил слайд. На экране снова появился черно-белый снимок, только гораздо худшего качества. Однако это не помешало разглядеть мельчайшие детали.
Объятое пламенем здание. Изъеденная огнем вывеска, что сорвалась с креплений и лежит теперь поперек распахнутой двери. На ней виднеются буквы из старого алфавита, в конце надписи проглядывает твердый знак. А в массивную раму снизу упирается спина человека в смешном шлеме. Лицо и руки его обожжены, но он из последних сил держит вывеску приподнятой, чтобы в щель под ней могли проползти испуганные люди.
– Пожарная экипировка в начале двадцатого века была далека от совершенства, ― прокомментировал черт. ― Уж мы старались, как могли, оттягивая данный прогресс. Но это не мешало подобным вам бросаться на огонь с голыми руками. Вот и вы тогда сгорели живьем. Полностью, до угольков. И это было очень-очень-очень больно. Но до самого конца вас так и не смутило, что вы спасаете семью ростовщика, который содрал с вас последнюю шкуру и не забыл даже при пожаре прихватить расписки по вашим долгам.
Он поставил новый слайд.
Теперь это было не фото. Скупые линии, примитивная перспектива и контраст цветов выдавали в картинке древний рисунок. Но, как и прежде, ничто не могло скрыть деталей, отсылающих на этот раз к Средним векам.
Всклокоченный бородач лежит на земле, прикрывая голову руками. Испуганные глаза широко раскрыты, губы искажены болью, а грубая полотняная рубаха порвана и испачкана в дорожной пыли. Сверху, ухмыляясь, стоят монгольские воины и тыкают в несчастного древками копий.
– Иго в самом своем расцвете. ― Захар с удовольствием закатил глаза. ― Отличное времечко было. Сколько дьявольских стартапов было запущено за эти триста лет. Но вот для вас персонально ― не лучший период. Как раз под самую раздачу попали: три раза захватчики по вашей деревне прошлись. Первый раз мамку снасильничали, второй ― ее же, пузатую, поколотили. А заодно и вас в утробе помяли, да так, что умом ребеночек не задался. Односельчане потом бастарда не взлюбили, хоть и не стали убивать дурачка. А когда мамка вздернулась от стыда, и вовсе распоясались. Пинка только ленивый не прописывал, когда вы со свиньями корыто делили. ― Лукавый с деланым сочувствием покачал головой. ― Вам, с такой судьбиной да отбитым умом, взять бы да возненавидеть весь мир. Так нет же! Когда монголы третий раз явились, а деревенские ушли в леса, вы их так и не выдали. Даже когда на копья вздернули и стрел забавы ради понатыкали. А ведь вы знали в том лесу каждую кочку, ямку и ягодный куст.
– Послушайте, ― черт хлопнул себя ладонью по лбу, словно его осенило, ― а может, вам это нравится? Быть терпилой? Может, вы ― мазохист? Кайфуете, когда о вас ноги вытирают?
Кирилл покачал головой. Затем задумался и спросил:
– Я ведь не один такой? Вряд ли бы вы так распинались, если бы я действительно являлся уникумом. Верно?
Захар молча отвел глаза. Кирилл кивнул:
– Значит, так и есть. Вы строите столько козней, насылаете столько бед. Трудитесь без сна и отдыха. А ваши аналитики тем временем едят свой хлеб совершенно незаслуженно.
Черт вскинулся:
– Объяснитесь.
– А вы не задумывались, почему Небесная Канцелярия так легко отдала вам Землю? Да потому, что есть такие, как мы. Те, кто не просто проносит Свет сквозь жизнь, чтобы потом нажать белую кнопку. Мы приумножаем его и оставляем в этом мире. Для вас это сродни эпидемии ― вот почему вы рвете на себе волосы и рога. И нас становится всё больше, несмотря на все чертовские ухищрения. Вы, конечно, можете утопить планету в огне, возможностей для этого предостаточно. Но, я уверен, никогда не уничтожите человечество полностью, ибо тогда распишетесь в собственной несостоятельности.
Кирилл встал.
– А пока в мире будет хоть горстка людей, мы будем возвращаться вновь и вновь. И оставлять свой светлый след.
Он подошел к лифту и протянул палец к черной кнопке.
– Если вы рассчитываете сейчас на новую жизнь, ― злорадно произнес черт, ― то зря. Вас откачают, и боль вернется. Она будет еще долго пожирать вас, вкупе с бесполезной терапией. Бравада ― это офигительно, конечно, но подумайте хорошенько.
– То есть до среды я еще дотяну? Отлично! Как раз отойду от препаратов. А боль… Потерплю. Мне не привыкать, сами знаете.
– А что в среду? ― неожиданно жалобно спросил лукавый.
Человек посмотрел на него и решительно вдавил темную клавишу:
– Сын обещал внучку привезти. Соскучился.