«Улисс» Джеймса Джойса: классика, слишком сексуальная для цензоров

Киноадаптация "Улисса", снятая Джозефом Стриком в 1967, также нарушила много табу, в том числе о нецензурной лексике, использование которой в кино до этого старались избегать (Фото: Getty Images)

Маргарет Андерсон и Джейн Хип, редакторы журнала района Гринвич-Виллидж под названием "The Little Review", предстали перед тремя судьями в забитом до отказа зале манхэттенского суда в 1921 году. Им грозил год лишения свободы за то, что они нарушили нью-йоркский закон о борьбе с непристойностью, когда напечатали отрывок из готовящегося к выходу романа Джеймса Джойса "Улисс". В главе «Невсикая», которая и появилась в журнале, молодая женщина по имени Герти Макдауэлл видит, как Леопольд Блум наблюдает за ней, когда она сидит на прибрежном утесе. Вдали взрываются фейерверки, а она отклоняется все сильнее, чтобы открыть взору свое нижнее белье, в то время как наш герой, Леопольд, мастурбирует.

Благодаря сокращению, которое без разрешения сделал Эзра Паунд, а также экспериментальному стилю Джойса, никто на судебном слушании так до конца и не понял эту последнюю часть. Один из судей проворчал, что "для меня это выглядит как бредни сумасшедшего – не понимаю, почему кто-то вообще захочет это опубликовать". Другой судья настаивал на том, что "Редакторши из Гринвича", как их называла пресса, опубликовали эту главу только потому, что они не смогли ее понять. Судьи объявили этот отрывок непристойным, и в то время, как Андерсон и Хип отделались денежным штрафом, решение суда означало, что в Нью-Йорке (а скорее всего и в США в целом) "Улисс" будет вне закона еще до того, как Джойс сможет его закончить.

Власти Британии не отставали. В 1922 году Сильвия Бич опубликовала "Улисс" в Париже, и когда копия книги была конфискована в Лондонском аэропорте и попала прямо в руки к cэру Арчибальду Бодкину, главе прокуратуры, он объявил внутренний монолог Молли Блум – единственный эпизод, который он удосужился прочесть – продуктом "абсолютной мерзости и бесстыдства". Сотни копий "Улисса" были конфискованы и сожжены в Соединенном Королевстве и США, как только они были туда доставлены.

Начиная с конца 19 века цензоры рассматривали себя в качестве защитников общественного порядка в наступающей информационной эре. Рост уровня грамотности населения и падение цен на книги привело к созданию нового масс-маркета; все больше людей стало их читать, эта сила книг насторожила представителей власти. Грамотность была опасным оружием в руках любого, кто может использовать ее не по назначению. Именно поэтому в Британии и США непристойность определили как нечто материальное с «тенденцией … к порче и развращению» любого, «чье сознание открыто для такого аморального влияния» - потенциально, это дети и подростки, женщины, иммигранты и бедняки (высокая розничная цена, по которой продавался «Улисс», была аргументом в его пользу). Одной скандальной сцены было достаточно, чтобы книга оказалась под запретом. Литературная сложность и ценность не играли никакой роли, потому что для таких читателей они, вероятно, не имели никакого значения. Собственно, сложность «Улисса» доказывает логику цензоров: непонятности романа только повысили шансы того, что неискушенные читатели ухватятся за эти отдельные развращающие страницы.

В 1925 году британские представители власти обнаружили, что, согласно сведениям Министерства внутренних дел Великобритании, молодой лектор Кембриджского Университета планировал преподавать "Улисса" студентам (как парням, так и девушкам). Представители власти сделали вывод, что либо этот учебный план на самом деле был "шуткой", либо преподаватель "должен быть опасным чудилой". Чудилой был и Фрэнк Реймонд Ливис, впоследствии ставший одним из выдающихся литературных критиков Британии. Следуя распоряжениям МВД Великобритании, полиция Кембриджа следила за квартирой Ливиса, и предупредила книготорговцев не продавать роман Джойса. Сэр Арчибальд пригрозил университету "заведением уголовного дела" и потребовал, чтобы все лекции, связанные с "Улиссом" были отменены. И их отменили. Но опасений не стало меньше. В 1931 году BBC запретило даже просто упоминать название романа Джойса в радиоэфире.

Цензоры и чувствительность

Такая реакция кажется преувеличенной до тех пор, пока мы не вспоминаем, насколько радикальным был "Улисс". Девять лет и восемь отказов предшествовали тому, чтобы "Дублинцы", сборник рассказов Джойса, был опубликован в 1914 году. Одним из доводов "против" было его безобразное использование слова "кровавый" [bloody] (к примеру, «не бойся она показаться кровожадной" [bloody-minded]). Несколькими годами позже Молли Блум Джойса упивалась воспоминаниями о своем послеобеденном свидании. С моральной точки зрения, плохо было уже то, что она не понесла наказание за свою супружескую неверность. Хуже было то, что Леопольд, ее муж, молча потворствует этому. Ну самым плохим стало беззастенчивое удовольствие Молли: "О Боже, хотелось закричать что угодно" - причем закричать именно матом, так что и по сей день это, согласно руководству BBC о нецензурной лексике, не считают нужным публиковать.

Но Молли не единственная, кто позволял себе удовольствие. Детально описанная фантасмагория в борделе Дублина включала то, как Блум трансформируется в женщину (он родил "осьмяшек") перед тем, как хозяйка борделя Белла Коэн превращается в мужчину и выставляет на аукцион услуги Блума и, чтобы продемонстрировать его/ее достоинства, погружает свою руку "в вульву Блума", перед тем, как ткнуть ее в лицо покупателя. (К слову о кровожадной). После прочтения вот таких отрывков, американский издатель Гораций Ливрайт неохотно признал тот факт, что если он опубликует странный роман Джойса, то "быстренько попадет за решетку".

Читателями, которые больше всего нуждались в защите от "Улисса", было новое поколение молодых женщин – девушки-студентки и "Редакторши из Гринвича", для которых, вероятно, опасность заключалась в том, что они возьмут Герти, Беллу и Молли (самых "бесстыдных" персонажей романа) как своих либидинальных менторов. Неспроста уголовные обвинения против редакторов "The Little Review" начались после того, как бизнесмен пожаловался представителям власти, что журнал был прислан по почте его несовершеннолетней дочке.

Цензоры полагали, что такие персонажи, как Герти Макдауэлл, направят женщин на путь разводов, чье количество неуклонно растет, и это разрушит страну. В 1921 году Джон Самнер, глава нью-йоркского общества по борьбе с безнравственностью и человек, который руководил судебным процессом над "The Little Review" утверждал, что "радикальные феминистки" были уличены в "написании вероломных и широко читаемых книг на тему свободы современных женщин, и пропагандируют еще большую сексуальную свободу" - возможно, что-то о контрацепции, или дающих информацию о контрацепции, хотя и то, и другое было противозаконным.

Культура и анархия

Но главной опасностью "Улисса" был не секс. А то, как легко его сексуальное "развращение" стало социальным и политическим. Познавание сексуальное удовольствие вне брака может ставить под сомнение целесообразность брака и моногамии, что открывает возможность сомневаться во всех нерассмотренных благах, включая национализм, капитализм и религию. Рецензенты видели "Улисса" не просто неприличным, а еще каким-то представителем "литературного большевизма" и "полностью анархичным". Джойс был "человеком с бомбой, который полностью уничтожит остатки Европы". Делу совершенно не помогало то, что он был ирландцем (нация-подозреваемых до и после Первой мировой войны), или то, что правительство США усмотрело в статье "The Little Review" склонность к анархичности (Андерсон и Хип открыто поддерживали активистку Эмму Голдман). Или тот факт, что "The Egoist", который сериализовал отрывки "Улисса" в Соединенном королевстве, был детищем Доры Марсден, суфражистки, которая неоднократно попадала в тюрьму за свои агрессивные протесты. Или то, что Стивен Дедал в "Улиссе" настаивает на том, что у себя в голове он "должен убить священника и короля". Или что в одном из эпизодов сериализации (должным образом подвергнутой цензуре) королева Виктория сравнивается с напыщенной сукой.

Эстетика Джойса была похожа на его политику. В 1907 году он стал думать о себе как об анархисте, и это означало, что он видел мир снизу-вверх, т.е. как сложную систему, которой управляют изгои и отбросы, нежели боги и власти. Он возвысил частное над общим, выделенную деталь - прозрение – над абстракцией, а личность над народами и коллективами. "Улисс" направил свой детальный взор на современную эпопею. Из грязного Дублина он выделил мир, из горстки людей - человечество и большие пласты истории из одного ничем не примечательного дня, 16 июля 1904 года. Поклонники Джойса любят отмечать этот день как праздник, но суть в том, что Днем Блума может быть любой день. Если сегодня вы съели сандвич с горгонзолой, то вы отпраздновали силу обычности в "Улиссе". Красивый повтор "Да" Молли Блум – это ничто иное, как величие, которое исторгла малость.

В приложении есть пешеходный тур по Дублину, в котором отмечены места из работы Джойса (Фото: Corbis)

То, как Молли декламирует «Да», наверное, стало вершиной непристойности, за то, что ее несдержанное заявление посылает отрицательный импульс в самый центр определенного типа консерватизма. Людей вроде Арчибальда Бодкина и Джона Самнера на самом деле мотивировал не страх перемен. Они верили, что общество подобно дому из веток во время шторма; это вера, берущая начало из самой человеческой природы, безнадежно подверженной разложению. Это видение уязвимости радует, потому что оно превращает город разврата в доказательство существования Бога и Его провидения. А как иначе этот дом из веток мог бы продолжить расти? Но когда разврат настолько близок – когда даже вымышленного описания неверности и телесных функций, праздных мыслей и трансгендерных фантазий достаточно для развращения наших умов – единственное, что можно сделать, так это подвергнуть литературу цензуре и спрятать людей от их сущности. Никакой другой роман не раскрывает недоверие к человеческой природе больше, чем это сделал "Улисс".

Совместный проект Клуба лингвопанд и редакции ЛЛ