Наедине с автором. Ведущий рубрики – Алекс Бертран Громов, историк и радиоведущий.

В чем заключается главная сложность искусства переводчика? Что вы бы назвали показателем высокого качества перевода?
Самое сложное, на мой взгляд, определяется еще в предверии перевода. Это – дерзкое согласие на то, чтобы отодвинуть себя и дать место тому человеку, чьи слова (а вернее – чью душу) ты пересказываешь. Словосочетание «дерзкое согласие» – конечно, парадокс. Но ведь нужна именно дерзость, чтобы осмелиться пригласить в свое сознание человека, жившего давно и в совсем других условиях. И нужно прийти к согласию с его присутствием в тебе – чтобы соединить его мысли и чувства с твоими, чтобы принять и освоить его неповторимый язык (как речь и как систему образов). Вопрос же о качестве перевода решается потом: ведь перевод как факт поэзии рождается в порыве внутреннего постижения, в своего рода экстазе. Это происходит прежде буквально-подробной, фрагментарно-сопоставительной оценки. Для меня мерило качества перевода – в том, насколько просвечивает душа автора сквозь пелену пересказа. И вольно ли этой душе живется в новом для нее языке.

Насколько важно для понимания произведений, написанных в давние времена, знать подробности тогдашней жизни людей? Чем помогает читателю это знание?
Любая эпоха и страна, в конце концов, – только подмостки для человеческих, исторических драм, на них разыгрываемых. Важны события, а не подробности быта. Но можно так перефразировать известное изречение о языке: «Не знающий о жизни других – не знает ничего и о своей». А знать, представлять себе ту или иную эпоху, – значит перенестись в нее мыслью и чувством. Ведь слово «представлять» указывает на восприятие зрительное – «ставить перед собой». Вот почему так важны детали, приметы времени. Осведомленность о них помогает переносить внимание, приурочивать наши сознание и ощущение к другой реальности. Приведу пример. В притче Руми «Большая чалма» речь идет о мулле-гордеце, который носит чалму снаружи красивую, а внутри – для увеличения размера – набитую всякой дрянью. Эта чалма символизирует сознание самого проповедника: красивые фразы призваны скрыть ничтожество его мыслей… Для понимания этой притчи надо знать и что такое чалма, и кто такой мулла, и каким он призван быть в представлении мусульман. Так малая деталь помогает высветить большое целое.

Как вам удается достоверно восстанавливать древние картины человеческой жизни и подробности тогдашнего мировоззрения?
Думаю, имеет место «эффект перенесения». Ведь мы находимся не просто в определенном времени и месте, но и в окружении множества других времен и пространств – как соседних, так и удаленных. И человек, развивающий в себе духовную чуткость, начинает все более ощущать присутствие и жизнь сначала ближних, а затем и дальних «соседей по времени». А уже потом интуитивное знание сопоставляется с доступными «артефактами» – как словесными, так и вещественными. Два вида познания – мистическое и рациональное – уточняют и обогащают друг друга.

Если сравнить современное отношение к Прошлому и то, ка-ким это отношение предстает в книгах, созданных полтора-два века назад, а то и еще раньше, будет ли оно отличаться, и в чем именно выражено это различие?
Каждая эпоха рассматривает прошлое сквозь собственные очки. Приходится признать, что наше время сменило розовые очки на мутно-серые, а то и на совсем черные. Сквозь серые стекла глядят на прошлое те, кто утратил веру, отрекся от идеализма (во всех значениях этого слова). Такие люди и современность воспринимают как детерминированное чередование «естественных процессов». Им чуждо представление о жизни как чуде, ибо для такого понятия необходима вера в Творца как в Чудотворца: «Ты еси Бог, творяй чудеса». Сквозь черные же очки «взирают вспять» законченные пессимисты – те, чье сознание порабощено самыми бездуховными, человеконенавистническими системами идеологии. Ни в настоящем, ни в прошлом такие теоретики «постмодернизма» ничего отрадного отыскать не в силах. Светлый же, радужный взгляд на прошлое, узнавание в нем личностей и деяний вдохновенных, просветленных, самоотверженных, героических, да и просто любящих и мудрых, – такой взгляд свойствен людям, способным и в настоящем ощущать присутствие благого Провидения, прозревать Его свет: «Светильник тела есть око … если око твое будет чисто … то будет светло все так, как бы светильник освещал тебя сиянием» (Лук. 11, 34-36). Восприятие «светлости» зависит от чистоты взгляда…

В чем вы видите достоинства и недостатки двух подходов к изучению истории: эмоционально-вовлеченного и рационально-отстраненного?
Приведу небольшое сравнение. Переживая непосредственно, с сердечной радостью или болью, события прошлого, мы как бы пьем вино; обдумывая же минувшее рационально, вдыхаем лишь аромат этого вина. Вино радует и согревает, дает вкус. Когда же восприятие ограничено обонянием, – остаёшься трезв. Сопереживающий событиям прошлого испытывает шок, стресс, ему трудно отнестись к истории объективно. Отстраненному же исследователю легче вписать свою строку в историографию.

Что дает современному человеку знание древних языков?
Все языки, согласно библейскому взгляду, да и современным исследованиям, восходят к единому истоку. Кроме того, они соответствуют разным пластам души – и, как семена-логосы всечеловеческого «леса судеб», содержатся в надсознании каждого из нас. Чем старше тот или иной язык, тем более глубокому уровню самосознания он соответствует. Поэтому восприятие древней речи – это новое открытие и твоего духа, и духа той древней культуры, которая выражалась в изучаемых (а согласно Платону – воспоминаемых) тобой смысло- и звукорядах. Вот почему освоение наиболее древних форм речи – это приближение к Слову, произнесением которого Творец распахнул врата бытия.

Какой из периодов истории более всего привлекает и интересует вас?
Я воспринимаю историю как нечто цельное и нераздельное (хотя и делимое на эпохи и страны, веры и поэмы). Поэтому для меня Ваш вопрос сродни такому: «Какая из цветных деталей настенной росписи наиболее притягательна?» Часть теряет смысл вне целого, а изъятие фрагмента портит всю мозаику. Но, с другой стороны, самое актуальное – сегодняшнее – вызывает особый интерес. Ведь не зря душа находится здесь и сейчас. И всегда актуален рассказ Платона о том, как в начале начал все души узрели грядущие века, и каждая выбрала свою роль в дальнейшем ходе событий.

На что следует ориентироваться читателю, только начинающему знакомство с исторической литературой, чтобы избежать сенсационных ловушек, но и не растеряться, будучи не в силах сразу вникнуть в содержание академических трудов?
Может быть, начать с первоисточников? Читать (а лучше изучать) Священные писания всех вер и народов, а потом – хроники, анналы царств, свидетельства очевидцев?.. Хотя, если уж всерьез приступить к главным книгам, на остальное может не хватить времени… Однако дело того сто́ит! Ведь, как изрек Будда, «одно полезное слово, услышав которое становятся спокойными, лучше тысячи речей, составленных из бесполезных слов»… Какой же покой имеется здесь в виду? Ответ слышится мне с другого конца Ойкумены, из иного века. Его произносит за полтысячелетия до Будды царь Давид: «Только в Боге успокаивается душа моя; от Него спасение мое» (Пс. 61, 2).

Недавно вышла (вновь переиздана) книга Джалаладдина Руми «Дорога превращений», в которой собраны заново переведенные вами притчи из поэмы «Маснави». Что побудило вас взяться за этот труд и что он значит для вас?
Руми – один из самых высоких умов человечества. Он искал и нашел главный смысл жизни – и был убежден, что этот смысл совпадает с целью бытия самой вселенной. Одну из книг он так и назвал: «Искание сокрытого смысла». Но тайный смысл, пронизывающий все мироздание, Руми стремился еще и обрести – вместить в свое сердце, слиться с ним. Именно такая поэтическая цельность мировосприятия всегда привлекала меня. Отсюда – мой интерес к Руми и к суфизму в целом. И я глубоко убежден: только научившись «видеть сердцем», можно осмысленно проходить свой земной путь.

«Слова различны — суть у них одна,
Но может только истинный мудрец
Нелепым спорам положить конец!» – гласит одна из притч Руми, герои которой в пылу спора становятся врагами, хотя гово-рят об одном и том же, о винограде, просто именуя его разными названиями. Почему подобных споров так много в истории и со-временной жизни человечества, истинные мудрецы встречаются редко или люди их просто не слышат, а то и не хотят слушать?
От размышления над этим вопросом зависит общечеловеческое будущее. Полагаю, что привязанность к форме, ко всему затверженному и затвердевшему («скорлупе») и отвращение от сути («ядра») коренится в том первоначальном «страхе развоплощения», который испытывает душа, едва вселившись в земное тело. Ведь, чтобы в теле удержаться, она должна «привязаться» к его строю и функциям, оформиться, формализоваться. Поиск же смысла – процесс обратный, обращение вглубь себя, в некотором смысле – «развоплощение». А это – опасность для жизни земной. И далее человек, если он не просвещается, не просветляется Светом свыше, продолжает всю жизнь, противясь смыслу, цепляться за форму. Здесь – исток неприятия по отношению к носителям других, непохожих «форм», начало вражды и убийства. И само желание «услышать мудреца» и примириться с непохожими на тебя людьми, с иными верами и этносами, с иным строем жизни – есть уже начало просвещения и просветления. Потому что прежде этого надо примириться с самим собой, понять и принять себя. Вы упомянули притчу Руми о спорщиках, по-разному называющих виноград. Место действия этой притчи, прежде всего, – наш внутренний мир. Противоречия волнуют и мутят разум и чувство, прежде чем «докипят» до выплесков межэтнические, межрелигиозные и межгосударственные конфликты…

В вашем стихотворении «Самозванец» есть такие строки «У всех – затверженные роли, \ И каждый сбросит облик свой». Что должно произойти, чтобы человек предстал в истинном обличье? И всегда ли справедливы слова «время покажет» применительно к рассеянию подобных иллюзий?
Выражение «предстать в истинном обличье» можно понять по-разному. В одном случае «истинное обличье» тождественно разоблачению, сбрасыванию маски. В другом случае «стать истинным» означает восстановить в себе образ и подобие Божии, по которым человек был изначально сотворен. Путь к этому как раз и описывает суфизм, в том числе учение Руми. Но и к первой, и ко второй ситуации вряд ли приложима надежда на то, что «время покажет». Ведь лицемерие может быть скрываемо сколь угодно долго, – историческая правда иногда заставляет себя ждать веками. Духовное же воссоздание Божьего образа в человеке – дело внутренних усилий, а не времени. В Писании о мудром юноше сказано: «Достигнув совершенства в короткое время, он исполнил долгие лета» (Прем. Соломона 4, 13).